Цена вечной жизни Лина Бендера, продолжение

                К главе 6.  НА  ГРАНИ  СНА  И  БОДРСТВОВАНИЯ.

   Так ни до чего не додумавшись, Серафина задремала.  Обычно ее сновидения не сопровождались предварительными полетами в пространстве, и те загадочные миры, куда она, засыпая, попадала, даже отдаленно не напоминали Белый Город, на сей раз представший с высоты птичьего полета, отчего казался еще более прекрасным и недосягаемым.

  Знакомое лицо сероглазого блондина неожиданно выплыло навстречу из серебристого марева.  Серафина в первый раз сумела подробно рассмотреть его правильные, словно вырезанные талантливым мастером по человеческой скульптуре черты, поражавшие необыкновенной одухотворенностью, несвойственной простым смертным, хотя внешне молодой человек мало чем отличался от обычных земных мужчин.  Разве слишком выразительной, неотрывно приковывающей взор внешностью, каковой не обладают люди на Земле.

                «Когда найдешь меня, пусть далеко, пусть близко,
                Восстанет свет прекрасной Утренней Зари.
                Мы падали так долго, и так низко,
                Что лишь недавно сквозь века друг друга обрели…» -
всплыли в памяти чьи-то стихи, которые точно не могла назвать своими, но и автора не помнила, хотя наизусть знала всю классическую и современную поэзию.

  Молодой человек взял Серафину за руку и неодобрительно покачал головой, не обнаружив на запястье браслета.  Она испугалась, что сейчас будет изругана и покинута одна в пустом пространстве, но блондин кивком позвал ее, и вместе они долго летели навстречу радужным струям света.  Город приближался, яснее стали видны увенчанные крестами купола храмов и башен.  Между ними просматривались постройки помельче.  Широкие и приземистые, напоминающие глубоко врытые в землю ангары, на крышах которых виднелись сложные технические сооружение непонятного землянам назначения.  Ангары окружали город по периметру, служа охраной и защитой.  С высоты птичьего полета хорошо было видно оживленное движение на широких улицах города, но сколько Серафина ни старалась,  мелких подробностей из-за изрядного расстояния рассмотреть не удавалось.

  Она хотела спуститься ниже, но почувствовала невидимое, хорошо ощутимое сопротивление.  Воздух словно уплотнился и по мере приближения к объекту упруго отталкивал чужаков назад.  Повернувшись к своему спутнику, хотела спросить почему, но тот лишь отрицательно покачал головой, взглянул грустно и укоризненно: «Не торопись!»

                «Искали мы себя в мирах чужих, холодных…
                Дождись меня, по-прежнему надеясь и любя.
                Среди пустых теней, скитальцев беспородных
                Ищу тебя одну, метаясь и скорбя…»

  «Почему нам туда нельзя?  А когда будет можно?»  Хотелось задать вопрос вслух, но она только подумала.  «Когда исполнится сужденное!»

  Они остановились на средней высоте, откуда видели роскошный, похожий на застывшую в полете многоглавую и многокрылую белую птицу храм.  Серафина помнила его с того первого видения, в поле во время грозы.  Раздались мелодичные, вышибающие слезу удары сначала одного большого колокола, потом к нему присоединились другие, поменьше, вплоть до самых крохотных, и все вместе выводили чудную мелодию, недоступную певцам и композиторам грешной Земли.  Молодой человек настойчиво потянул ее за руку, и они оба опустились на колени, сами паря вроде в воздухе, но под ногами ощущалась твердость невидимого постамента.  «За что мы молимся?»  «За нас!»  Они посмотрели друг на друга и одновременно склонили головы ниц.  Поверху плыл чудесный перезвон золотых колоколов.

  Серафина в последний раз почувствовала крепкое пожатие дружеской руки и проснулась.  А в памяти остались последние строки чужих стихов:

                «Из века в век года долги, тягучи…
                Сто жизней прожито, безрадостных подчас.
                Но если видишь в небе тонкий светлый лучик,
                Знай, наши Боги в Храмах молятся о нас…»

  … В окно заглядывало хмурое зимнее утро.  За ночь подморозило, в стекло с сухим стуком билась твердая снежная крупа.  Контраст между сном и отвратительной реальностью показался настолько вопиющим, что Серафина горько расплакалась и не сразу обнаружила, что проснулась не сама, ее разбудили, причем грубо и бесцеремонно.  В узкую комнатенку втиснулся  высокий парень в очках, пучком, на весу держа ее одежду, как тащат дохлого пса на помойку.

- Хватит реветь, одевайся живо, пока бабулька не проснулась.  Тянет всякую хрень в дом, добрая душа, и пользуетесь ее добротой, прошмандовки окаянные.  В прошлый раз бомжа привела, а он холодильник обчистил и удрал.  Одевайся, я отвернусь.  Да нужна ты кому такая… ох, ну и тощая, блин! – не сдержал удивленного возгласа студент и, помолчав, грубо добавил: - Шевелись, корыто, пока по башке не наломал!

  Серафина поспешно натягивала одежду, руки тряслись, на ресницах дрожали слезы.  Очкарик стоял над ней с бейсбольной битой наперевес.

- Во, видала? – поднес к ее носу палку. – Это на случай, чтобы не пришлось еще раз вспомнить бабушкину доброту.  Разломаю, как гнилушку!  Кто только на тебя польстился, бродяжка уродливая?

- Я не бродяжка, и никто меня не насиловал.  Только какая разница?  Спасибо за приют, не вам, а вашей бабушке!

  Проскользнув под рукой агрессивного студента, Серафина бегом бросилась вниз по лестнице.  На удивление, травмированная нога не болела вовсе.  Должно, старухино примитивное лечение помогло лучше официальной медицины.  Другое объяснение ей пока в голову не приходило.

                Х                Х                Х