Атипичные сны

К гадалке его потащила Настя. Она только что рассталась с очередным парнем, и ей не терпелось узнать, светит ли ей новое знакомство или, может, пора браться за ум и собираться замуж.
- Я тебе и так все скажу, - сопротивлялся Антон, - Будешь прыгать, как та стрекоза до седых волос. А потом начнешь краситься в фиолетовый цвет, и все равно будешь бегать по мужикам. И все так же без-ре-зуль-тат-но!
- Тьфу на тебя! Сглазишь еще! – отмахнулась Настя.
- Естественно! Непременно! Обязательно!
       Сценарии их встреч не блистали разнообразием. Настя изливала душу – громко и эмоционально, Антон, с братской снисходительностью, слушал, кивал головой, и выдавал полный сарказма «приговор». Настя картинно дулась, но обижаться на человека, с которым была знакома всю жизнь, не считала нужным.
- А давай и тебе погадаем! – предложила Настя.
- Избави, Господи, от искушения! – как обычно отшутился Антон.
- Не, я серьезно. Со мной-то все понятно – шизанутая на всю голову, отсюда все веселье. Но ты, братец! Ты ведь умный. Ты весь такой правильный. Но, знаешь, тебя как будто нет. Когда мы были детьми и жили в одной комнате, я хоть что-то могла о тебе сказать. Не очень много правда… А сейчас кроме общих фраз – ничего.
- Зато ты меня компенсируешь с лихвой.
- Опять ты переводишь тему, - Настя махнула рукой, - Ладно, пришли уже.

       Немного потоптавшись в тесной прихожей, они услышали «проходите» и нырнули под тяжелую портьеру, обрамлявшую дверной проем. Гадалка оказалась вполне миловидной женщиной средних лет. На столе перед ней лежала колода карт Таро, кулон на длинной цепочке, горели две свечи. Весь мистицизм атмосферы этим исчерпывался. Антон с явным облегчением выдохнул и уселся в дальнее кресло. Настя же принялась излагать суть проблемы.
       «Диагноз» личной жизни сестры из уст гадалки звучал витиевато, но в общих чертах он полностью совпадал с виденьем Антона. Новый мужчина в ее жизни появится скоро, но, как и все прежние, ненадолго.
- Почему вы улыбаетесь, молодой человек? Думаете, все не так?
- Что вы! – ответил Антон, - Я просто удивлен до крайности. Она платит деньги, а вы говорите ей то, чего она никак не хочет слышать совершенно бесплатно.
- А сам? – вспыхнула, встрепенулась Настя, - Ты тоже не хочешь слышать! Погадайте и ему, - она повернулась к гадалке, - Я заплачу за двоих.
Женщина вопросительно посмотрела на Антона.
- Ну ладно, - он поднялся и подошел к столу.
       Настя уступила место, но отходить не стала, пристроившись у брата за спиной. Гадалка не стала ничего спрашивать, просто дала ему сдвинуть колоду и начала какой-то сложный и обширный расклад. Когда карты закончились, она долго смотрела на результат, потом подняла на Антона изумленный взгляд.
- Давно вы вышли из комы?
- Нет, - Антон даже глазом не моргнул. Настя, будто бы подчинившись его ментальному приказу, тоже не шелохнулась.
- Трудная жизнь, - воодушевилась гадалка, - Много испытаний, много боли. И вот вижу смерть. Но она в прошлом. Потом белое пятно. Долгое. Похоже на небытие. Несколько лет, как минимум. А потом жизнь стала бледной и тонкой. Покажите мне свою руку.
Антон перевернул ладонь, женщина глянула на его изрезанную линиями левую руку и одобрительно закивала головой, видимо отыскав подтверждение своих слов.
- Дайте другую.
Правая рука Антона произвела на женщину совершенно неожиданный эффект. Она вскочила со стула и принялась истово креститься. На ее лице появились злость пополам с растерянностью.
- Прочь, нежить! Не приближайся!
Она схватила со стола подсвечник и, что-то нашептывая, стала рисовать пламенем какие-то знаки в воздухе.
- Пойдем отсюда, - Антон повернулся к сестре, - Только сумасшедших нам не хватало.
       Когда они вышли на свежий воздух, Настя вопросительно посмотрела на Антона.
- Понятия не имею! – сказал он, - И, честно говоря, не имею ни малейшего желания разбираться.

       Он соврал. Никогда прежде у него было такой необходимости, да и желания не было. Но сейчас маска равнодушия и раздражения была необходима – иначе от сестры никак не отделаться. Антон зашел в книжный и, силясь успокоить неровно бьющееся сердце, принялся рыться в эзотерической «макулатуре». Нужная книга, как назло, нашлась последней. Засунув подальше от посторонних глаз «Полное руководство по хиромантии», Антон заскочил в супермаркет, набросал в корзину продуктов, выбрал бутылку вина. Очередь в кассу продвигалась медленно, и он не удержался – посмотрел на свои ладони. За прошедший час картина линий не изменилась: изрезанная глубокими бороздами, сетчатая - левая, и абсолютно гладкая, не потревоженная даже намеком на какие-либо черточки – правая.
       У подъезда он задержался – ключи от квартиры никак не желали находиться ни в карманах, ни в портфеле с документами, ни в пакетах из супермаркета. Что-то легонько стукнулось о ботинок, Антон обернулся.
- Извините! – наперебой заговорили мальчишки. Трое. Лет по двенадцать. – Это боярышник, не камни.
Антон поднял с земли «снаряд». Плотная, зеленая ягода.
- А из чего стреляете? – поинтересовался он.
Мальчишки сначала было решили, что их собираются ругать, как это бывает в подобных случаях. Но лицо Антона излучало искреннее любопытство, и они подошли к нему, чтобы продемонстрировать «оружие» - обрезанное горлышко пластиковой бутылки с натянутым на него воздушным шариком.
- Здорово! – оценил Антон изобретение, а про себя подумал, - «Что-то я не помню, чтобы из чего-нибудь стрелял в детстве».

       Купленную книгу он открыл после ужина, пары деловых звонков, обещания маме завтра непременно быть, и бокала вина, подготовленного к неспешному употреблению. Антон заранее решил, что отнесется к «Хиромантии», как очередному учебному курсу. Декан юридического факультета, коридоры которого Антон топтал целых шесть лет, любил говорить, что «хороший юрист должен быть полиглотом», и «чем шире круг его знаний, тем обширнее сумма его гонораров». Антону нравилась эта «логическая» цепочка, и следуя ей, в свои 26 он занимал весьма престижную должность в солидной фирме. Если он пропускал традиционный субботний обед, мама с гордостью сообщала домашним – «Совет директоров. Антон должен присутствовать». Настя поначалу фыркала, но потом тоже начала кивать головой, то ли, наконец, поверив, в значимость старшего брата, то ли решив не мешать матери наслаждаться успехами своего замечательного сына.
       «Тайна руки» оказалась несложным предметом. Антон листал книгу, рассматривал свои линии, что-то писал в блокноте. Потом напротив своих заметок стал расставлять плюсы и минусы. Потом одни минусы… Через час он пересмотрел два листа записей и, с легким раздражением, захлопнул книгу: «Бред»!
       Линии левой руки рассказывали о совершенно незнакомом Антону человеке. Эта личность была ярко выраженным холериком с замашками Наполеона. Сочетала в себе страсть и эгоизм в превосходной степени. Исключительные умственные способности переходили в легкое сумасшествие на фоне разнообразных талантов. Линия сердца говорила о наличии серьезного заболевания. И, самое главное, линия жизни обрывалась, а потом продолжалась штрих-пунктиром где-то в районе 16-ти человеческих лет. Случай полного отсутствия отметок на ладони в книге не рассматривался.

       Как обычно, в субботу, Антон отправился к родителям на обед. Это ритуальное действо имело многолетнюю историю, включало в себя много еды и разговоров. Антон любил эти субботы. За общим столом он испытывал покой и умиротворение, чувствовал себя особенно цельным именно рядом с семьей.
- Мам, ты каждый раз превосходишь саму себя, - Антон потянулся за еще одним куском нежнейшей телятины под брусничным соусом, - Если бы я так ел каждый день…
- Ты бы в дверь тогда не пролез, - съязвила Настя.
- Как ты разговариваешь с братом?! – замечание отца было абсолютно серьезным.
- Да ладно вам, я же пошутила.
Казалось бы, Антон вел себя как обычно, то чуткое сердце матери что-то почувствовало.
- Тоша, на работе проблемы?
- Нет. С чего ты взяла?
- Какой-то ты пасмурный. Задумчивый…
Антон лучезарно улыбнулся, поцеловал маму в щеку:
- Все хорошо, мам. Не переживай. Просто не выспался, полночи с документами разбирался.
Далее последовала длинная тирада о необходимости режима дня, здорового образа жизни и очередное предложение о переселении в родительский дом. Как обычно, Антон выслушал, внимательно и не перебивая, как обычно объяснил, что в 26 лет он вполне может жить отдельно, и, как обычно, заверил родительницу в своей безграничной к ней любви.
       Антон отправился на кухню мыть посуду – это тоже было частью субботнего ритуала, а мать сидела рядом, подперев рукой голову, и с бесконечной нежностью смотрела на сына.
- Слушай, мама, - Антон присел рядом, поставив на стол две чашки чая, - Я что-то подзабыл… Лет в 16 я не получал никакой травмы?
- Нет, - последовал моментальный ответ.
«Слишком быстро она ответила, - подумал Антон, - И не стала уточнять, почему я спросил. Слишком. Все как-то слишком»…

       Часы показывали два, а сна все не было. Как только он закрывал глаза, то в голове возникали картинки, лишь отгоняющие дядьку Морфея. Противоречия. Сплошные противоречия. Не сон и не явь. Какие-то грезы… Вот он лезет на металлическую вышку. Головокружительная высота. А он всегда обходил места повышенной опасности. Вот он стоит на сцене перед микрофоном с гитарой в руках. Всегда мечтая научиться играть на гитаре, он так и не нашел времени на хобби. Вот он целуется с красивой девушкой, она ему очень нравится, он ее, наверное, любит. Оказывается, можно любить не только маму. Вот он хватается за сердце и падает, падает…
       Антон сел, прижал руку к груди. Бьется быстро, но ровно. Ничего не болит. Поразмышляв минуту- другую, он открыл ноутбук и сел работать. В восемь утра оделся и вышел из дома.
       Ключи от родительской квартиры висели на общей связке. Антон тихонечко открыл дверь, огляделся. Все в порядке. Как и было запланировано, ранним утром семья отправилась на дачу. Он разулся и начал тщательный обыск, толком не представляя, что именно хочет найти. Но надеялся, что получит какой-нибудь намек, какую-нибудь зацепку.
       Два часа пролетели в безуспешных поисках. Сначала Антон изучал документы на недвижимость. Да, он прописан здесь. Потом исследовал свою бывшую комнату – игрушки, школьные тетрадки, какие-то ноты с заметками на полях. «Неверное, Настины», - подумал Антон. Он помнил, что сестра несколько лет ходила в музыкальную школу, но бросила, так и не доучившись». Звоночек тревоги проснулся, когда он подошел к стеллажу с книгами. Что-то было не так. Он отлично помнил, что на второй полке снизу лежали семейные фотоальбомы. Сейчас на их месте стояло полное собрание сочинений Джека Лондона. «Может, переставили»?
       Антон пробежался пальцами по корешкам книг. Ему всегда нравились ощущения прикосновения к большому объему информации. Было в этом что-то завораживающее. В голову, неожиданно, пришла мысль посчитать, сколько же книг насчитывает родительская библиотека. Двести тридцатая книга стояла не на своем месте, и двести тридцать первая, и еще несколько штук. Они были чуть выдвинуты вперед. Антон попытался поставить их на место, но что-то мешало. Тогда он принес с кухни табуретку, залез на нее, и вытащил несколько томов с верхней полки. За ними лежала папка, тщательно упакованная в целлофановый пакет. На обложен были написаны его имя, фамилия, год рождения и группа крови.
       Тесьма завязок никак не хотела поддаваться, а у Антона весьма ощутимо дрожали руки. Он дернул, содержимое разлетелось по полу. Подняв первый лист с ковра, Антон начал читать. Документ назывался «Выписка из истории болезни». Из него следовало, что с самого рождения у пациента имелся серьезный порок сердца, исправить который не представлялось возможным даже с помощью хирургического вмешательства. Длинный список сухих медицинских фраз повествовал о том, как именно все эти годы поддерживалась жизнеспособность ребенка. Заканчивался документ чуть более обширной записью: «Острая сердечная недостаточность вследствие повышения нагрузки на декомпенсированный миокард вследствие врожденного порока сердца. Нарушение деятельности сознания, отсутствие реакции на внешние воздействия, включая болевые раздражители. Зрачки расширены, реакция на свет не фиксируется. Глазго - 7».
- Хороший юрист должен быть полиглотом, - пробормотал Антон. Он помнил, что цифра 7 по шкале Глазго свидетельствует о том, что больной находится в коматозном состоянии.
       Отказ от поддержания жизнедеятельности и от проведения реанимационных мероприятий был подписан матерью. Еще одна бумага гласила о переводе пациента в какой-то НИИ. Опять документ об отключении - почему-то заверенный нотариально. Антон собрал в кучу все документы и разложил их один за другим по датам. Получалось, что он целых девять месяцев пролежал в коме без всякой надежды на возвращение. Но вернулся же! Сейчас он жив, здоров – состояние организма ни разу не сигнализировало о каких-либо проблемах. Только вот почему все это стерлось из памяти? Что не помнит времени комы – понятно. Но болезнь? Судя по медицинским документам, всю жизнь он должен был не вылезать из больниц!
       Он вообще смутно представлял свое детство. Оно было беззаботным и радостным. Промелькнуло так же быстро, как и школа, где тоже не было особых хлопот. А вот университетскую жизнь он помнил хорошо. Но Антон никогда не погружался в сладостные воспоминания, предпочитая жить днем сегодняшним. И вот один из этих сегодняшних дней принес из прошлого такое, что ставит под сомнение само существование этого «сегодня» в привычных рамках.

       Покинув родительскую квартиру, Антон замер посередине тротуара: «Куда идти? Что делать»? Почему-то раньше таких вопросов у него не возникало. Раньше… Жизнь ощутимо разломилась на две половины. Едва ли не впервые захотелось плакать, захотелось побыть маленьким, чтобы кто-нибудь прижал в груди и сказал, что «все будет хорошо», и чтобы этому кому-то было легко поверить на слово. Мама на эту роль уже никак не годилась.
       «Выход» из транса отчаянья и растерянности нашелся у подъезда давешней гадалки. Антон на секунду прикрыл глаза, вызывая воспоминание о расположении дверей и номеров квартир, и стряхнув оцепенение, зашел внутрь. Дверь на третьем этаже была не заперта. На сей раз, увидев Антона, гадалка не стала креститься и шарахаться:
- А! Явился, - сказала она просто, - Иди сюда! – крикнула она кому-то в соседней комнате. – Твой «типичный случай» пожаловал.
- А-типичный! - раздалось в ответ.
       В комнату вошел щуплый паренек с серьгой в ухе. На вид ему было лет двадцать, не больше. Если бы не глаза! Темные, бездонные, страшные, особенно контрастирующие с почти белыми волосами.
- Ну и ничего страшного, - он хлопнул Антона по плечу, - Наш мальчик вполне материален!
«Мальчик! - Антон мысленно задохнулся от возмущения, - «Что этот карапуз себе позволяет»?
- Пойдем отсюда, - как-то особенно доверительно произнес паренек, - Разговор будет долгим.

       Они довольно долго шли по улице, парнишка – впереди, Антон – следом. Сели за столик уличного кафе. Лето, зелень, щебетание птиц, а напротив такие страшные глаза.
- Кто ты такой? – Антону тяжело дался этот вопрос.
Парнишка разжал кулаки и демонстративно медленно повернул ладони.
- Костя меня зовут, - как ни в чем не бывало сказал он, - Но это мелочи. Как видишь, я почти такой же, как и ты.
Антон не отрываясь смотрел на его руки. Правая – с линиями, левая – чистая.
- А почему?... – начал было Антон.
- Я же говорю – «почти»! Просто я умер в младенчестве, а ты успел «наследить» до того как. Зато потом я начал жить сам, а ты еще не начал. Вот и получается, что моя левая – девственна чиста, как и твоя правая.
- Умер?
- Тааак! Ты разве еще не сообразил? – Костик заерзал на стуле, - Давай, думай быстрее и закажи водки.
- Я не пью крепких напитков, - привычно ответил Антон.
- Так оно и понятно. Ты еще ребенок совсем, тебе лимонад положен, - парнишка засмеялся, - И про секс ты тоже ничего не знаешь?
Антон неуверенно пожал плечами.
- Конечно, не знаешь! - ответил за него Костик, - Твоя дражайшая мамаша явно не может представить своего любимого сына рядом с какой-нибудь чужой девчонкой!
- Причем здесь мама?
Подошла официантка, и Костик заказал двести «Абсолюта» и два «Цезаря».
- За твой счет гуляем, - проинформировал он Антона.
Девушка поставила на столик пепельницу и отошла, а Костик вдруг резко посерьезнел.
- Мы с тобой сны! Желанные, чудесные, забытые сны. Нас не должно быть в этом мире после физической смерти изначальных людей. Но вот моя мать, например, не смогла смириться со смертью трехмесячного младенца и создала меня. Силой мысли. Воображения, если угодно. Возможно, она увидела меня во сне, и не захотела «просыпаться» в реальности, где она одна. В общем, она стала жить так, как будто ее трехмесячный ребенок и не умер вовсе. Она его кормила грудью, покупала одежки и игрушки, растила и любила. И, самое главное, она сама верила в реальность происходящего. Разница лишь в том, что когда растет обычный человек, то его развитие определяет физиология. Когда же материализуется фантом, то питается он ментальной энергией создателя. То есть он, создатель, в буквальном смысле лепит свое представление о том, каким растет этот «ребенок».
Костик достал из кармана сигарету, закурил и продолжил:
- Теперь давай посмотрим на твой случай. Судя по рассказу Марии, ты отошел в мир иной где-то в подростковом возрасте. И судя по тому, что ты сидишь передо мной, кто-то из твоих близких, скорее всего мать, не смогли смириться с твоим уходом. Кстати, надо отдать ей должное – выпестовать новый сон, когда изначальный человек успел хорошенько пожить – задача почти невозможная. Но мы имеем то, что имеем – тебя!
       Так вот. На данном этапе ты – ребенок, хотя и взрослый на вид, целиком и полностью состоящий из представлений твоей матери. То есть, как самостоятельно развивающаяся личность ты отсутствуешь. Именно поэтому твоя правая рука абсолютна чиста. Скажу больше, скорее всего, твоя судьба на данном этапе дублирующими линиями отпечатывается на ладонях твоей матери. Она придумала тебя, она вдохнула в тебя жизнь, она заставила поверить окружающий мир в твою реальность. И от нее, и только от нее зависит, что с тобой будет дальше.
- Постой… Но?... Но если так, то почему я здесь. И почему ты рассказываешь мне все это? Если мы действительно сны, и если мы так зависимы от своих … ммм.. родителей, то нам и в голову не должно прийти ничего подобного.
- Молодец! Здраво мыслишь! Вообще-то, все, что я тебе здесь излагаю - лишь концепция. Никто ничего не знает наверняка. Но если развивать эту концепцию и дальше, то логичным будет предположение, что воображение создателей конечно. Обычная мать, или даже необычная, как твоя или моя, может достаточно долго творить. Но условия этого мира создают неоспоримый факт. А именно - что дети неизменно взрослеют, и начинаю жить своей жизнью. Этот период не так понятен и не так очевиден, как детство. Тут-то и возникают логические лакуны, а стечение обстоятельств помогает впрыгнуть на полном ходу в паровоз осознанности. Мысль ясна?
Антон нервно кивнул.
- В общем, на определенном этапе любящая мать теряется в догадках, а что с ее любимым сыном будет дальше, - продолжил Костик, - И мы же помним, что этого ребенка уже давно нет в живых. Она, конечно же, постаралась хорошенько забыть этот факт. Он тоже превратился в забытый сон. Но не пропал же! Подсознание – коварная штука, вытворят разные фокусы с реальностью, которая, да, пластична, но не настолько чтобы не оставить следов в прошлом. И вот в такой момент у фантома есть шанс обрести толику самостоятельности.
       Снова появилась официантка и принялась выставлять на столик посуду. Уверенной рукой Костик наполнил две рюмки, поднял свою, и призывно качнул головой:
- Давай! За твое пробуждение!
Антон с опаской смотрел, как парнишка залпом выпил и, чуть-чуть помявшись, последовал его примеру. Проглотил, скривился.
- А теперь закусить! – Костик постучал вилкой по тарелке с салатом. – Запомни, запивать водку нельзя! Никаких газированных напитков! Ее, родимую, нужно закусывать.
- Ты так говоришь, как будто пьешь всю жизнь.
- Так оно и есть. Сколько себя помню, столько и пью. Сейчас с этим полегче стало, а вот лет двадцать назад – то сухой закон, то паспорт покажи…
Антон застыл с вилкой в руках.
- Хм?.. Что значит «лет двадцать назад»?... Тебе всего-то…
- Ааа!... – отмахнулся Костик, - Не обращай внимания. Издержки происхождения.
- То есть?
- Ну, я же тебе объяснял! Мы есть ровно то, какими нас придумали создатели. Я… Ну, то есть изначальный я, был очень поздним ребенком одинокой женщины. Она родила меня, чтобы хоть как-то разбавить это свое одиночество, чтобы найти хоть какой-то смысл жизни. А как этого добиться? Нужен кто-то более беззащитный и зависимый. Ребенок! Вот она и не давала мне взрослеть, даже после того, как я пробудился и начал обретать независимость.
- А сколько же тебе реально? – Антон перестал есть.
- Ну, считай.. Родился я в 55-ом, прочухал, кто есть кто, когда мне было 14. Итого…, - Костик стал загибать пальцы, - Получается, что мне полновесный сороковник. Так-то, мальчик мой. Не верь глазам своим!
- И ты что, всегда будешь выглядеть как пацан?
- О! Давай еще опрокинем по рюмашке и перейдем ко второй часть марлезонского балета. А именно, что тебе со всем этим делать.
Костик налил, они выпили. Антон замер в напряженном ожидании.
- Ладно-ладно, - заулыбался Костик, - Я дам тебе инструкцию к новой жизни. Но сначала немного теории. Во т смотри! Воображением, способным творить реальность, обладают все существа. Увы, кроме нас. Чем слабее становится связь с первоначальным создателем, тем ты будешь становиться слабее. В смысле жизненной силы. И по итогу, ты вполне можешь исчезнуть из этого мира, когда настанет срок умереть тому, кто тебя создал. Но! Ты ведь уже знаешь, как это работает. Грех не использовать полученные знания. Хочешь жить и развиваться – сделай так, чтобы вокруг тебя находились люди, которые были бы к тебе сильно привязаны. К тебе, такому, каков ты сейчас! Новая точка отсчета, понимаешь? А этим людям ты можешь преподнести некую твою программу жизни, которую они и будут ожидать от тебя, и реализовывать для тебя, питая своим воображением.
       Честно говоря, я долго думал над этим, и пришел к выводу, что эта схема работает и для нормальных людей. Но у них это – автоматически, а нам приходится работать. Мне вот понадобилось втереться в доверие к Марии – она классная тетка, стать ей толи сыном, толи братом, толи вообще непонятно кем. Но я, наконец, выгляжу совершеннолетним! В таком облике, оказывается, жить несколько удобнее. Получилось это потому, что она, как и все более-менее нормальные люди справедливо считает, что за четыре года подросток должен начать превращаться в мужчину.
- А твоя мама? – тихо спросил Антон.
- Нет ее больше.
- Извини.
- Да ладно… В конце концов, она получила то, чего хотела всю жизнь. Пока я был с ней, она была счастлива. Я и оставался с ней до самого конца, хотя порой это было невыносимо. Прикинь, играть роль школьника и примерного сыночка, когда мозги уже…
Костик снова наполнил рюмки.
- Я действительно люблю свою маму, - тихо сказал Антон. – И не хочу с ней расставаться.
- Ну, во-первых, это не ты не хочешь, а она – не хочет. Ты пока еще – практически чистый лист. Но это не главное. У тебя на руках есть шикарный козырь. Смотри, каким успешным она тебя навоображала. Сидишь здесь в дорогом костюме, небось образование хорошее, работа… Немного идеален, конечно, но это, как раз, поправимо. Дай ей подсказку! Это было «во вторых».
- Как это? Я не совсем понимаю.
- Слушай! Я ж тебе не нянька и не справочное бюро. Просто решил помочь «коллеге», раз уж ты попался мне на пути. Как жить дальше – это уж бы сам решай. Придумаешь – сообщи семье, а они все сделают наилучшим образом. Но и внешний мир не забывай поглядывать. Там тоже есть люди, способные тебя нехило подкрепить.

       Они разговаривали еще час. Двести «Абсолюта» превратились в четыреста, но Антон не ощущал воздействия алкоголя. На прощание он все же спросил:
- А нас таких много, не в курсе?
- Хрен его знает, - Костя пожал плечами, - Я встретил троих. Одного из них ты наверняка видел по телевизору. Он уже лет триста ведет активную общественную жизнь. Хотя, может и врет. Но, в свое время, он мне здорово помог. И, ты понимаешь, ведь просто так нас не опознаешь. Ну, живет себе человек и живет… Ну, умирает вдруг. Если он сам не понял, что он лишь тень, кто ж правду то узнает?... Я не удивлюсь, если узнаю, что половина живущих – чьи-то сны. Этот мир – удивительное место.

       Антон бежал из всех сил. Быстрее, еще быстрее… Дыхание срывалось, но он не останавливался. Не дождавшись лифта, взлетел на восьмой этаж, открыл дверь. Родителей еще не было. Быстро, очень быстро он достал потайную папку и бросился прочь.
       Таксист немного удивился, когда пассажир попросил высадить его на самой окраине города около лесного массива. Антон вошел в сгустившийся сумрак сосен, и шел, шел, шел, пока деревья не скрыли свет зажигающихся городских фонарей. Он огляделся, присел на поваленный ствол и развязал папку. Перечитывать документы он не стал. Щелкнув зажигалкой, позаимствованной у Кости, он поджег сухой мох, и скал подкармливать робкий огонек старой бумагой. «Я живой, - говорил он каждый раз, когда на жертвенном костре пропадала очередная история его смерти, - Я живой».
       Он закончил, огонь погас, легкий ветерок унес даже запах дыма. Тишину, темноту и оцепенение разорвал звонок телефона.
- Да?
- Слушай, - Настя никогда не здоровалась, приступая прямо к делу, - Мы тут с мамой спорим, что подарить тебе на День рождения. Она хочет купить тебе полосатый свитер. А я говорю, что ты его ни за что не оденешь. Правда, ведь? Ты, вроде, хотел новый телефон?...
- Акустическую гитару, - хрипло произнес Антон.
- Что? Я не расслышала.
Антон прокашлялся и повторил:
- Подарите мне акустическую гитару. Черную.

30 июня 2009 г.