Дизентерийная палочка

   Был конец зимы. Я ходил во второй, а Юрка в третий класс начальной школы. Там было два помещения, и занимались первый с третьим, а второй с четвертым. Как говорится, с утра ничто не предвещало ничего страшного, и вдруг после первого урока обозначилась тревога. Пошел слух, что пришли Елена Васильевна с помощницей из медпункта и будут брать анализ на дизентерию.

 Какие анализы какая эпидемия? Тем не менее, и в самом деле нас начали вызывать по одному прямо с урока в коридор за ширму и брать этот страшный анализ.
 Конечно же стыдно перед девочками, и больно, но всех же поголовно подвергли процедуре. Медики ушли, а тревога осталась и вот тебе на! Через день снова пришли и объявили, будто бы анализы они куда-то отправляли и обнаружились признаки заболевания у меня и у Юрки. А он же был жуткий неслух и озорник.

 Это было нечто. Мало того, что позор перед своими соучениками, так и в деревне же все узнали, что мы с этим негодяем изо всей школы двое всего.  В кошмарном сне не снилось такое.

 Я вообще-то болезненным рос, и ни одно из традиционных заболеваний меня не миновало, но то было снаружи и никогда пищеварительная система моя, вроде как не страдала, а тут вдруг дизетерия! Ну да и перед учительницами стыдоба, и перед домашними, и перед деревенскими нашими, ведь срам какой, чтобы я вполне успевающий, прилежный ученик, и вдруг заболел такой позорной хворью. И кормили меня сносно, не голодали мы, хоть и не шиковали, но сыты были всегда.
   
 А кому что докажешь? Если подозрение на эпидемию, то и не таких людей ставят на четвереньки, и гонят в карантин, а мы-то с Юркой, поехали, как миленькие. Даже не помню точно, да, пожалуй, на почтовом газике, больше-то не на чем было доехать девять километров до ближайшей больницы в Перелучи.
 Там, кажется и койки были но не для нас. Была надежда, что нас хотя бы там оставят, но нет, не нашлось места.

  Я впервые увидел тамошнего доктора, про которого в деревне шла добрая слава, А. И. Белова. Осмотрел нас, похмурился, помял животы, поспрашивал, что ели, не трепало ли нас намедни, позвонил куда-то и с печальным видом объявил, что ехать нам в Опеченский посад, это еще тридцать км, в сторону города.  И то, хорошо, что в город Боровичи не отправили.

  Это было бы, вообще смерти подобно. Очень уж не охотно я покидал наш край, но в город-то меня однажды мать возила крестить. Так это же пятьдесят километров и везли меня тогда в закрытом почтовом фургоне, где меня даже стошнило. Ну и тут
 уже под вечер на попутном уазике нас повез Славка Шкутов из деревни Девкино, что по пути. Очень тяжко было на душе, да еще и не кормили же, перспектива оказаться так далеко от дома меня совершенно повергла.
 
 Плакал ли я? Вряд ли, потому, что Юрка храбрился, и при нем было стыдно пускать слезу. Он вообще не унывал, такой он был легкомысленный, и грубый, наглый, так, что думаю, его нарочно учительницы устроили в наказание за его скверное поведение на уроках. Это был настоящий бандит, и неслух. Но, видимо, чтобы не очень его злить, они и меня зацепили. Взрослые бывают жестоки и не справедливы, как сама жизнь.

  По идее-то, мне бы не надо было так убиваться и страдать, ведь после зимних холодов, нас направили на две недели отдохнуть. Вместо ежедневного вставания и ходьбы в школу за четыре км. Да нудных уроков, да выполнения домашних обязанностей.
 Другое дело, отставание от учебы, да и погода-то налаживалась, таял снег, лед на реке, дни становились светлее и дольше. Конечно, хуже всего было целыми сутками находиться в одном месте с этим злодеем Юркой. Он мог и двинуть мне и осмеять, ведь в больнице было довольно много людей.
 
   А прибыли мы туда  уже затемно. Там претерпели очередную порцию унижений. Завели нас в двухэтажное белое кирпичное здание, в приемное отделение. Там по очереди в большущей ванне помыли две женщины, одели в пижамы, потом пом отвели в другой дом, деревянный одноэтажный с высоким крыльцом,  поместили в большую палату, где было располагались на койках три-четыре пожилых женщины. Возникли некоторые трения, особенно Юрка возмущался, но все решили, что одних нас оставлять нельзя, а мужских палат не нашлось.
 Юрка оказался верен себе и будоражил всех как мог, особенно меня. Он выбегал во двор, ну и меня теребил. Оно с одной-то стороны и лучше, все-таки разнообразие, и если сам-то я бы и из палаты не вышел, а с ним было посмелее. Однажды даже за территорию больницы вышли. Конечно, я не пожалел, ведь там я впервые увидел каменную набережную на нашей реке Мсте, Так было удивительно, чтобы среди болот, и вдруг из громадных валунов выложен весь берег, не менее километра в длину, и мостовая каменная...
 Было половодье, и водная гладь была по самый край пристани. День был солнечный, лужи виднелись.

 Две недели пришлось отбыть это наказание, терпеть  издевательства моего заклятого друга. Днем, бывало выспимся, а ночью хоть на стенку полезай, хоть глаза завязывай, к тому же народ кругом спит. Да и женщины тоже страдали от бессонницы и жаловались. Надо же было не спать хотя бы днем, но если делать нечего, и лежишь, так конечно же заснешь.

  Однажды приехала сестра моя Людмила. Если мне было лет восемь, то ей четырнадцать. Видимо, был выходной день, ведь она ходила в школу, и возможно на почтовой машине как-то добиралась до нас, а потом же и назад ей надо было добираться, автобусов не было. Возможно, на попутной колхозной машине,

 Что она привезла в гостинец? Ведь в домашнем хозяйстве не было даже яиц, так как куры еще не неслись после зимы, но отцу повезло поймать щуку сачком.

  Это наметка такая на деревянном шесте, идешь по берегу, подкрадываешься к кусту, и сразу после него, аккуратно опускаешь эту сетчатую снасть на воду. Потом прижимаешь ее ко дну и поспешно тащишь на сушу. Иногда зацепишь окуня, или плотвичку, но случается, что и щука окажется в сетке.
 Женщины, на перебой стали гадать, можно ли нам жареную рыбу. Медиков не оказалось на коридоре, а женщины решили, что нельзя с нашим диагнозом щуку, тем более жареную. Сверток с рыбой в  промасленной бумаге уже лежал в моей тумбочке, но тетки заставили сестру забрать его. Мы голодными не были, но все-таки жаль было что лишили такого лакомства.

  Как же проклинал я больницу! Ни что не радовало вообще. В дни обхода приходил врач Валентин Андреевич, весьма приятный молодой человек, мял нам животы, что-то говорил, спрашивал не болит ли, прописывал таблетки и порошки,  а в другие дни бывала и Татьяна Леонидовна, тоже очень обаятельная особа. Мы с Юркой подозревали, что у них роман. 
 
 Поноса, болей каких-то не было и в помине. С тех пор я всегда страшился попасть в лечебные заведения.
 
 Так и потом, старался не болеть, закаливание проводил, тренировал тело, оберегался от простуды.