Дизентерийная палочка

Был конец зимы. Я ходил во второй, а Юрка в третий класс начальной школы. Там было два помещения, и занимались первый с третьим, а второй с четвертым. И вот однажды пришли медики из сельской амбулатории, начали нас удалять по очереди за ширму в коридоре, и снимать мазок, причиняя немалый дискомфорт в заднице. День кое-как прошел, потом на другой, уже под конец занятий, сообщают, что у Юрки, а заодно  и меня нашли какую-то палочку.
 Это было нечто. Мало того, что позор перед своими соучениками, так и в деревне же все узнали, что мы с этим бандитом больные и чем? В кошмарном сне не снилось такое. Ну, что, все мои возлюбленные, а я всех девочек почти любил, за исключением Рыжевой Вали, думаю, что начали меня презирать и посмеиваться исподтишка. Ну да и перед учительницами стыдоба, и перед домашними, и перед деревенскими нашими, ведь срам какой, чтобы я вполне успевающий, прилежный ученик, и вдруг дизентерия. И кормили меня сносно, не голодали, хоть и не шиковали, но сыты были всегда.
  Здоровьишко мое, конечно, оставляло желать,ведь ни одна детская болезнь не обходила, постоянно простужался, но чтобы понос? Никогда не бывало.
 А кому что докажешь? Если подозрение на эпидемию, то и не таких людей ставят на четвереньки, и гонят в карантин, а мы-то с Юркой, поехали, как миленькие. Даже не помню точно, да, пожалуй, на почтовом газике, больше-то не на чем было доехать девять километров до ближайшей амбулатории в Перелучи. Там, кажется и койки были но не для нас. Была надежда, что нас хотя бы там оставят, но нет. Я впервые увидел тамошнего доктора, про которого в деревне шла добрая слава, А. И. Белова. Осмотрел нас, похмурился, помял животы, поспрашивал, что ели, не трепало ли нас намедни, позвонил куда-то и с печальным видом объявил, что ехать нам в Опеченский посад, это еще тридцать км, в сторону города. Слава богу, что в Боровичи не отправили.

  Это было вообще смерти подобно. Я и без того был подавлен и удручен, так в добавок, перспектива оказаться так далеко от дома меня совершенно повергла.
 
 Плакал ли я? Вряд ли, потому, что Юрка храбрился, и при нем было стыдно пускать слезу. Он вообще не унывал, такой он был легкомысленный, и грубый, наглый, так, что думаю, его нарочно учительницы устроили в наказание за его скверное поведение на уроках. Это был настоящий бандит, и неслух. Но, видимо, чтобы не очень его злить, они и меня зацепили. Взрослые бывают жестоки и не справедливы, как сама жизнь.

  По идее-то, мне бы не надо было так убиваться и страдать, ведь после зимних холодов, нас направили на две недели отдохнуть он ежедневного вставания и ходьбы в школу за четыре км. , от уроков, от домашних обязанностей. Но у меня были свои виды на наступающую пору, ведь предстоял ледоход на реке, природа оживала, становилось теплее, светлее, день удлинился. Конечно, хуже всего было находиться в одном месте с этим злодеем Юркой. Он мог и двинуть мне и осмеять, ведь в больнице было довольно много людей.
 
 А прибыли мы туда  уже затемно. Там претерпели очередную порцию унижений. Завели в белый корпус, кирпичный, побеленный,  и там в большущей ванной помыли две, или три женщины нас, как маленьких, одели в больничное, и поселили  в другом строении деревянном, одноэтажном, но с высоким крыльцом, своим туалетом выгребным. Первую ночь мы в какой-то холодной провели, а потом поместили нас в большую палату, где было уже три-четыре пожилых женщины.
 Юрка оказался верен себе и будоражил всех как мог, особенно меня. Он выбегал во двор, потом однажды даже за территорию и меня вытащил. Конечно, я не пожалел, ведь там я впервые увидел каменную набережную на нашей реке Мсте, Так было удивительно, чтобы среди болот, и вдруг из громадных валунов выложен весь берег, не менее километра в длину. Стояло половодье, и вода была по самый край пристани. День был солнечный, лужи виднелись на мостовой из камня. Вспомнил, ведь мне пришлось к тому времени видеть каменную мостовую которая тянулась до самого города, а это двадцать км. когда  меня мать возила в город крестить еще до школы.
 Две недели пришлось отбыть это наказание, терпеть  издевательства моего заклятого друга. Днем, бывало выспимся, а ночью хоть на стенку полезай, хоть глаза завязывай, к тому же народ кругом спит. Да и женщины тоже страдали от бессонницы и жаловались. Надо же было не спать хотя бы днем, но если делать нечего, и лежишь, так конечно же заснешь.
 Однажды приехала сестра моя Людмила. Если мне было лет восемь, то ей четырнадцать. Видимо, был выходной день, ведь она ходила в школу, и возможно на почтовой машине как-то добиралась до нас, а потом же и назад ей надо было, автобусов не было. Возможно, на попутной колхозной машине, но меня не волновало это до сих пор, ведь мои страдания были куда сильнее.
 Что она привезла в гостинец? Ведь в домашнем хозяйстве не было даже яиц, так как куры еще не неслись после зимы, но отцу повезло поймать щуку саком. Это наметка такая на деревянном шесте, идешь по берегу, подкрадываешься к кусту, и сразу после него, аккуратно опускаешь эту сетчатую снасть на воду. Потом прижимаешь ее ко дну и поспешно тащишь на сушу. Иногда зацепишь окуня, или плотвичку, но случается, что и щука окажется в сетке. Женщины, на перебой стали гадать, можно ли нам жареную рыбу. Медиков не оказалось на коридоре, а женщины решили, что нельзя с нашим диагнозом щуку, тем более жареную. Сверток с рыбой в  промасленной бумаге уже лежал в моей тумбочке, но тетки заставили сестру забрать его. Мы голодными не были, но все-таки жаль было что лишили такого лакомства.

  Как же проклинал я больницу! Ни что не радовало вообще. В дни обхода приходил врач Валентин Андреевич, весьма приятный молодой человек, мял нам животы, что-то говорил, спрашивал не болит ли, прописывал таблетки и порошки,  а в другие дни бывала и Татьяна Леонидовна, тоже очень обаятельная особа. Мы с Юркой подозревали, что у них роман. 
 
 Поноса, болей каких-то не было и в помине. С тех пор я избегаю лечебные заведения. Когда служил в армии, вскочил у меня прямо на копчике фурункул. Вот было мученье! Сам его не видишь, а только постоянно ощущаешь жуткие страдания, а в санчасть не шел, стыдно было.
  Так и дотерпел, что однажды иду по коридору, слышу, следом идет вразвалочку
 Толик Бондаренко и дружески так спрашивает: "ну, что, Вовик? довольно резко опускает свою ручищу мне ниже пояса. Я едва не упал от боли. Однако ощутил, как штаны увлажнились, ну, думаю, это либо конец мучений, либо мне. Оказалось первое- зажило, как на собаке. так и потом, старался не болеть, закаливание проводил, тренировал тело, оберегался от простуды.