Рас. без названия, или записки импотента, отрывок

Как ни странно я совершенно не помню девочек из своего детства, только мальчиков, и то как-то сумбурно. Я помню веселого светловолосого мальчика, вечно с ссадинами на голове, и так небрежно замазанными зеленкой. Он был бледноват, сутул и явно физически недоразвит. Не в смысле того, что он был уродом. Нет, он был вполне симпатичным мальчишкой, просто хилый. Саша Калинин…Он входил в число ребят, так или иначе обижающих меня. Предводителем этой славной шайки был сам Яша – сын алкоголички, пустившей его социализацию на самотек. Яша был грубо одет, и часто грубо выражался. Он так же часто ссорился с ребятами и не боялся выяснять с ними отношения путем применения своих уже почти не детских кулаков. А выражался он так грубо, что я не понимал половины сказанных им слов. А еще помню Сашку Щербакова – пухленького инфантила, внешне походившего на лохматого кота, хотя точнее на Леопольда.
- Щербак, секи что бы нас не спалили, щербак?! – кричал Яшка Щербакову, дабы тот следил за воспитательницей, пока ребята поджигают беседку. Был еще Гоша. Плотный и сильный мальчишка, довольно тихий на вид, с покатыми вихрами каштановых прядей, небрежно опадающих на его аккуратно выпуклый лоб. Я помню их игры, и помню их розыгрыши. Помню как-то раз я принес железный автомат в садик. Аналог «Шмайсерра», стальной с алюминиевыми вставками, он был воплощение мечты любого малолетнего хулигана. Вот только не стрелял. Но мне доставляло удовольствие играть с ним, бегать по садику, целиться в воспитателей, поваров…Ребята хотели у меня забрать этот автомат, но я не хотел делиться. Наивный! Позже я получил рассечение виска этим самым автоматом от этих самых ребят. Помню только что Калинкина Саши с ними не было – не знаю в чем дело, но он не хотел принимать участия в этом акте подлости, который заготовили мне мои однокашники – а именно вырвать автомат из рук, и что есть силы ударить им меня по голове – естественно держа за руки, дабы я не имел возможности вырваться.  Я помню что я лежал на земле, что вокруг меня было множество испуганных детских лиц. Я помню взгляд Саши Калинина – он сразу помог мне прийти в себя, потому что в нем совсем не было страха – а только жалость. Признаться честно, я нуждался в ней тогда, и он помог мне, пусть даже не подозревая об этом. И эту сцену я вспомнил гораздо позже, уже являюсь учеником гимназии при школе №747, проходя привычной дорогой к столовой самым обычным привычным путем и привычным утром, я увидел огромную фотографию Саши…Я сразу узнал его, хоть лицо его и изменилось, обрело более юношеские черты, но это был он. Фотография была черно-белая. Но довольно выразительная. Гладкая, еще мальчишеская кожа, еще без налета щетины или прыщей, легкие светлые волосы, словно слегка колосились на ветру, и чистый, уверенный и добрый взгляд с мягкой и наивной улыбкой. Все ничего, но портрет дополняла аккуратная черная лента в углу, означающая, что эта улыбка была последней в его жизни. Просто накануне он с ребятами сходил на старый закрытый мост, не предназначенный для пешеходов. Только для поездов. Там нет тротуаров, или перехода – только рельсы, чугунные плиты, стоящие горизонтально, и огромные щели между ними, открывающие взору другие рельсы – уже пассажирского пригородного поезда. До этих рельс еще нужно долететь – метров 20-30, не забыв преодолеть провода, находящиеся под напряжением в несколько тысяч вольт. Поскользнутся ночью, да еще немного пригубив – расплюснуть. Так вот…