Неуловимое счастье

Солнечный свет был повсюду. Он проникал и обволакивал. Это был, безусловно, солнечный свет, хотя солнце не слепило глаза и вообще непонятно где находилось, потому что предметы не оставляли теней. Да и были ли предметы. Только солнечный свет и все. Длилось это уже достаточно долго. Сначала появились мысли о других красках, пусть даже черных, а следом замаячил страх – неужели так будет всегда? Свет и больше ничего.

Дина проснулась. Рядом безмятежно посапывал сын. Обычно, убаюкивая ребенка и за компанию уснув, ей было мучительно выныривать из состояния сна, подыматься и возвращаться к повседневным заботам. Если муж находился за стеной в гостиной, он время от времени легонько постукивал в стенку, Дина отвечала коротким ударом, давая понять, что не спит. Но сегодня сон оказался сильнее их договоренности. Часы показывали далеко за полночь, в квартире царила тишина, подниматься не имело смысла, но спать совсем расхотелось. Она перебралась на подоконник и взглянула вниз во двор. К подъезду подъехала и остановилась машина, кто-то вернулся домой, а на нее нахлынули воспоминания.

Пятнадцать лет назад она точно так же сидела на подоконнике и ждала человека, в котором для нее заключалась вселенная. Как же сильно она его любила. История была банальной. Молодой, преисполненный энергии немец приехал в их провинциальный городок привлечённый туманными перспективами. Незнакомые законы чужой страны привели его в одно из государственных учреждений, где и работала Дина. Одного взгляда хватило, чтобы заподозрить в нем приезжего. Ни мятый льняной костюм, ни пыль на обуви, ни растрепанная ветром укладка не могли скрыть его причастность к тому миру, о котором Дина имела смутное представление из редких по тем временам глянцевых журналов да кадров зарубежных кинофильмов. Первой мыслью, посетившей ее после минутного оцепенения, была «Замуж я бы за него пошла».

Звали пришельца Владимир. Родители увезли его в Германию в возрасте, который еще не отпечатывается в детской памяти. Отсюда русское имя и язык, на котором он говорил с чуть уловимым акцентом. Во всем остальном он был абсолютно не нашего поля ягода.
Проблема, приведшая Владимира в учреждение, где работала Дина, была ничтожной – восстановить оригинал утерянной справки. Такие вопросы не часто, но возникали, и за день-два решались. Но день-два для Владимира было слишком долго, а Дине слишком хотелось увидеть его снова. Поэтому, не задумываясь, она извлекла из папки собственный оригинал и, нарушая все мыслимые инструкции, отдала его Вове с условием, что тот со временем документ вернет. Себе оставила копию. А вечером, вернувшись домой, торжественно приколотила эту копию огромным гвоздем над кроватью со словами «Если я чего-то стою, он еще вернется».

Недели через три, когда в состоянии, близком к разочарованию, Дина готова была признать собственную никчемность, Владимир появился и вернул драгоценный документ. К документу прилагалась коробка конфет и просьба иногда звонить, если какие вопросы. «Вы мне очень помогли, с вами легко и приятно работать…» – и все такое в том же роде уже не имело никакого значения. Она стоит! Чего? Покажет время. Тогда по-настоящему радовал просто факт.

Вова еще несколько раз обращался с незначительными вопросами, которые были скорее поводом. А потом они встретились. На этом свидании Дина узнала, что у него во Франктурте-на-Майне есть жена и совсем маленькая дочь. Но какое это имело значение. О Франкфурте-на-Майне она знала только то, что такой город есть. В бокалах грелось шампанское, его уже несколько раз меняли, схватилась корочкой икра в вазочке, а они сидел друг напротив друга и разговаривали о политике, о различиях социально-экономического строя в ее стране и Германии, о планах на жизнь и многом другом. Каким образом семья на иной орбите могла омрачить восторги? Он слушал ее! Она была ему интересна!

Их встречи были редкими. Появляясь в городе, он звонил и обещал приехать, как только немного освободится. Тогда ее жизнь превращалась в ожидание и вращалась в радиусе телефонного аппарата. Она лишь в случаях крайней необходимости покидала кабинет, а после работы мчалась домой, опережая ужас пропустить звонок. А когда он все-таки звонил и назначал встречу, Дина перемещалась на подоконник и провожала взглядом каждую въезжающую во двор машину, пока из одной из них с неизменной орхидеей в руках не появлялся он. С каждой встречей она врастала в него все сильнее. Чего больше было в этой любви правды или вымысла? Думая о нем 365 дней в году 24 часа в сутки, а общаясь считанные часы в месяц, а то и месяцы, невозможно было любить реального человека. Крупицы информации в виде отдельных фраз и поступков стали штрихами к портрету, к иконе, сотворенной ее воображением.

Три года пронеслись, как один миг. В их истории была и людская низость, когда с легкой подачи «друзей» Владимира о существовании Дины узнали в далеком Франкфурте, и ребенок, которого она страстно просила у Бога, но так и не смогла родить, и непрекращающаяся работа над собой, чтобы никто не смог с ней сравниться, а еще международные звонки, письма и миллиарды слов любви.

А потом он исчез. Вера в его возвращение медленно угасала. Любовь не умирала, но надо было учиться жить без него. Мир казался пресным, ни один мужчина не выдерживал сравнения с ее иконой. Дина медленно превращалась в циника, что-то брала от жизни, что-то снисходительно отдавала. А однажды утром поняла, что накануне уснула на сухой подушке. Жизнь брала свое…
Воспоминания вихрем пронеслись в голове, обдав яркими красками.

Как давно это было. Что в ней осталось от той девочки, так любившей своего пришельца?


Владимир спит за стеной, их маленький сын сопит рядом. Вера и страсть, перекроив за 10 лет не одну жизнь, соединила их вместе. Но почему тогда ей снятся такие странные сны? И почему счастье, которого она так долго ждала, пугает своим постоянством? Ведь проникающий повсюду солнечный свет сна – это ее нынешняя жизнь. Счастье сделалось неразличимым. Мы упорно стремимся приблизить счастье, страстно его желаем, а, получив, понимаем, что счастьем-то был путь на вершину, а не она сама. И что теперь? Присмотреть иную вершину и снова отправляться в путь или остаться здесь любоваться окрестностями, наблюдая, как выгорают чувства. «Вот уж не думала, что доживу до такого!» – подумала Дина и с мыслью о том, что завтра обязательно придумает новую мечту, отправилась спать.   


Рецензии
Погоня за счастьем – бег длиною в жизнь. Когда человек достигает одной
цели, то понимает, что ему нужна новая, чтобы двигаться дальше. Если
остановится, то накатит чувство, что выпал из жизни, сбился с курса.
Исполняя мечту, мы уже через некоторое время начинаем испытывать чувство,
что это немного не то, чего хотели. И так по кругу.

Удачи вам и вдохновения.
С уважением.

Арсений Лайм   28.06.2010 08:26     Заявить о нарушении
Вы правы. С годами все больше убеждаюсь, что счастье - это способность организма вырабатывать определенные вещества (ферменты, гормоны, тут я не сильна). Для счастья не нужны условия. Оно или есть, ты способен его ощутить, или нет. А мечты и их достижение придумывабт для разнообразия и полноты жизни. Или как оправдание, если не научился быть счастливым.
Спасибо за отзыв. Вы у меня в Избранных, поэтому особенно приятно.

Инна Завадская   01.07.2010 19:09   Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.