Клыыысь!

- Клыыысь!!! Ну, Клыссссь! Где-ты? - Мелкий потешный комок надрывался во всю силу своих мелких легких, толи прыгая, толи кувыркаясь в самом темном углу двора под большой лохматой трубой неизвестного назначения. Комку было около месяца и на нем еще не наросло мясо. Да и толковой шерсти еще не было, только детский бело-рыжий пух. Потешно торчали два острых ушка, казавшихся слишком большими для такой мелкой головы. Гордый обладатель морковчатого хвоста потешно переставлял паучьи ножки, цепляясь тонкими коготками  ими за каждую песчинку, не умея еще с ними обращаться как следует. Со стороны он походил на зачем-то сорвавшуюся с места ветряную мельницу и отправившуюся в мир, ну там людей посмотреть, себя показать.
- Ну чего тебе? - Голос говорившего был толст и раздражен, как и его хозяин – старый ободранный крыс. Он возник на трубе из ниоткуда и, по-честному, был страшен и мерзок. Огромный, как два котенка, с бревном лысого сильного хвоста, разорванным ухом и проплешинами на боках. Морду пересекал плохо заживший шрам.
- Ой, клыыыыся! Как я лад тебя видеть! – умильное выражение котеночной мордочки могло бы вызвать недоумение у всякого, наблюдавшего это сцену, а так – только скривился еще больше старый крыс.
- Клыся, мне скучно, поиглай со мной, – продолжил комочек, усевшись на свой мелкий хвостец, и глядя на собеседника с плохо скрываемым обожанием.
- Совсем кошки сбрендили, да я тебя сейчас съем просто! – крыс стремительно сиганул сверху, опрокинув мелкого на спину и прицелившись иглами зубов к голубоватой жилке на цыплячьем горлышке.
- яффффффьь, ты – не съешь, ты – холосый! – безапелляционным тоном пропищали снизу. Старый крыс фыркнул и отпустил свою незадачливую жертву. Он был в растерянности. Он, своим, многоопытным умом старого убийцы и разбойника, никак не мог понять, откуда столько безграничного доверия к нему могла вырасти в мелком кошаке? А главное, почему он-то до сих пор с ним возиться? Из этих мыслей его выдернул шершавый язык возле уха.
- Сиди здесь, я сейчас… - и крыс куда-то так же стремительно исчез. Котенок развлекал себя сам. Делал он это так: разбегался, спотыкался и въезжал в клубок пыли на пузе, тоненько чихал, вставал, отряхивался, и повторял с начала. Крыс вернулся минут через десять, притащил открытый пакет молока  и недогрызенную кем-то сосиску. «Совсем чуток, но такой мелочи должно хватить», - думал он.
- Уляяяя!!!!! – запрыгал пыльный в хлам малыш.
- Ешь давай, голодный небось…- проворчал крыс, обгрызая пакет так, чтобы котенок смог пить оттуда. «Откуда? Откуда это во мне? Зачем я с ним вожусь», - не переставал вопрошать себя безжалостный убийца.
Потом они играли. Старый крыс не стал бегать в пыли, но он научил мелкого пользоваться когтями, и запрыгивать на трубу, и ходить по ней, и добывать себе сосиски, и много еще чему в тех душных августовских ночах. А после еды и игр они оба забирались куда-нибудь повыше, ложились на спину и смотрели на звезды. И старый крыс рассказывал мелкому сказки про них: и про медведицу, и про южный крест, и как ходит по небу скорпион, и про звездное одиночество тоже… Но котенок не любил сказок про него, он пугался, и пытался спрятать свою уже подросшую мордочку у крыса в животе. Крыс сгонял его, для вида, украдкой стараясь успеть ткнуться носом в рыжую макушку. Он любил его так, как не любил ни одного из своих детенышей, как не любил своих подруг, как не любил людей, выбросивших его на улицу. В этой жизни он всех – либо ненавидел, либо презирал. В той, в прошлой жизни, он думал, что у него есть друг. А в этой – и мысли такой никогда не появлялось. Пока ему не попался этот, тогда еще слепой, кутенышь. Что за блажь на него нашла тогда? Зачем он стал его выкармливать? Испугался одиночества? Эх ты, старый пройдоха… Ты, оказывается, еще жив.
А потом, в конце августа, котеныша забрали. Пришли люди, цапнули за шкирку и унесли. Мелкий сражался как мог, но силы были слишком не равны. А старый крыс слишком поздно увидел, что происходит, и не успел к нему на помощь. Он снова остался один. Он стал еще злее, он стал еще больше ненавидеть, он искал, и – не мог найти… Кого? Его, котеныша…. И – себя… И старый крыс каждую ночь лазял смотреть на звезды… Он продолжал рассказывать сказки про них, а потом – засыпал. И, каждый раз, просыпался одинаково – от услышанного во сне надрывного «Клыыыыыыыыыыыыысь».
А следующей весной его порвали собаки, по подлому, четверо на одного, и старый крыс лежал в дальнем, самом темном углу двора, под лохматой трубой неизвестного назначения, он смог доползти сюда, в пыль, но он уже не мог разбежаться и проехать по ней на пузе… Не мог сбить своим толстым лысым хвостом в клок – ему перебили хребет… Поэтому он просто шевелил усом и смотрел, как взлетаю пылинки, и – чихал. Ему было больно чихать, но так ему казалось, что мелкий все еще где-то рядом.
В пустом ночном дворе раздался звон разбивающегося стекла, дробно застучали осколки по асфальту, а следом – гулкий шмяк. «О, какой-то придурок сиганул из своего сытого мира в наш, хах…», - поперхнулся мыслью старый крыс, краем глаза увидевший здоровенного бело-рыжего кота, который толи прыгал, толи кувыркался в его сторону. Одно ухо было только что порвано осколком, бок – ободран, шрам на морде, свежий, и лапа, прибитая при падении с седьмого этажа. И он шел к нему. Крыс попробовал подобраться и … не смог. « Ну и пусть», - отстраненно думал, он.  «Есть в этом какая-то справедливость, мировое равновесия так сказать, хех». Кот подошел, посмотрел, принюхался и ….. стремительным, крысиным движением, упал рядом в пыль, обернулся кольцом вокруг поломанного серого тельца, так чтобы острая мордочка уткнулась ему в теплое пузо, изогнулся, лизнул за ухом, и старый крыс, скорее угадал, чем услышал: «Клыыыысь». И старый крыс вспомнил, чего он еще ни разу не делал в этой жизни, он – заплакал. А потом – уснул, тихо, спокойно, блаженно улыбаясь во сне.
Он сделал в этой жизни все, что должно. Больше – нечего. Пора переходить в следующую. Старый крыс больше не проснулся, а бело-рыжий кот не пошел к людям, он заработал славу отпетого хулигана и разбойника, которого боялись все окрестные собаки, и даже косматый цепной зверь из соседнего двора. Но каждую ночь он лазял повыше, ложился на спину, смотрел на звезды и рассказывал им сказки...