Кариатиды города Cвердловска продолжение

9
15 февраля 2009 г., воскресенье, 03:01.
Екатеринбург, р-н Волгоградской -Белореченской.
Она читала мир, как роман,
А он оказался повестью.
Соседи по подъезду –
Парни с прыщавой совестью.
Прогулка в парке без дога
Может стать тебе слишком дорого,
Мать учит наизусть телефон морга,
Когда ее нет дома слишком долго.
«Наутилус Помпилиус»

Володя долго сидел возле памятника Якову Свердлову. В голове не было ни одной мысли, только глобальное непонимание того, что происходит. За это время он уже настолько привык к тишине, что неожиданное появление звука в этом мире сильно ударило в уши. Песня мчалась по проспекту Ленина с огромной скоростью, будто заполняя все пространство города.
Ведь мы не ангелы, живем мы на земле
Дождем растаяли как слезы на стекле
Наши крылья растворились, улетят на небеса
И, наверное, забыли, что не верим в чудеса
По небу плыли мы неведомо куда
И растворились мы, наверное, в облаках
Ночью крылья, словно птицы, улетят на небеса
Нам, наверное, что-то снится
Хоть я не ангел
Но я хочу быть с тобой
И ты тоже не ангел
Но все равно будешь мой

Самое странное, что слова и мотив этой наплывающей как туман композиции Володе были знакомы – Дашка, дурачась, и всем своим видом  показывая, мол, простите меня за то, что знаю такую чепуху, иногда напевала ее дома по вечерам. Как же называется эта группа? Что-то такое фруктовое, кисло-сладкое… «Ранетки», что ли.
Женский голос приближался, и в нем все явственней слышались нотки истерики. Володя вышел на проезжую часть. От гостиницы «Исеть» в его сторону ехала девушка на велосипеде. Заметив Володю, она, видимо, смутившись, на полуслове оборвала свой сольный номер, но не остановилась и не сбавила скорость. В  нескольких метрах перед своим недавним слушателем, ставшим сейчас самым внимательным зрителем,  она резко затормозила, развернув при этом « Felt» боком. Несколько секунд лихая велосипедистка изучающе смотрела на Володю,  а потом с облегчением вздохнула:
- Не-е-е. точно все снится!
Девушке было лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. Одета она была несколько странно. Ее наряд состоял из так называемого маленького черного платья, с глубоким вырезом на спине, явно из дорогого бутика – уж в этом, благодаря жене и дочери, Володя немного понимал – и дешевых джинсиков с Таганского ряда в комплекте с такими же ширпотребовскими кроссовками. Впрочем, на багажнике велосипеда были закреплены шикарные туфли на шпильке. Да и от обилия ювелирки девчонка сверкала как новогодняя елка: кольца на пальцах с крупными камушками, бриллиантовые сережки, штук пять золотых цепочек на шее с разными подвесками. И все это, похоже, не фальшивое. Но в то же время на запястье ее левой руки красовался простенький пластмассовый браслет.
- Что снится? – спросил Володя.
- Все, - уточнила велосипедистка, - Ты тоже.
- Почему? – задал свой второй и не менее «умный» вопрос Володя.
- А я тебя недавно по телеку видела! – торжествующе сказала девчонка. – Значит, ты мне просто запомнился и приснился. И весь этот ужас тоже не на самом деле!
- Какой ужас?
- А то, что город пустой… Не-е-е, я точно сплю… Нет, скажи, ты же был в телеке?
Женская логика в сто двадцать пятый раз в жизни потрясла Володю. И еще удивило, что эта соплячка смотрела программу Пенина, в которой он и вправду позавчера выступал. Въедливый ведущий с внешностью, какая могла бы быть у Знайки из бессмертного произведения сказочника Носова, замучил тогда Володю вопросами о положении в строительной отрасли и на рынке жилья. Честно говоря, лезть в ящик не очень-то хотелось, но надо было появиться на публике, показать, что слухи о преждевременной кончине его компании преувеличены, хотя, проблемы, конечно, в новых экономических условиях есть.
- Был, был…
- Ну вот, значит, точно сплю! – совсем развеселилась девчонка.
- Слушай, а тебе еще что-нибудь снилось? До пустого города? – Володе вдруг пришла в голову одна мысль.
- Да… Страшное очень… Как будто мы поехали на машине, а папка, я сразу и не заметила, пьяный. И он гонит и гонит. Мамка ему кричит, мол, сбрось скорость, идиот, а он назло ей еще быстрее едет. А потом – бах! – стал обгонять, а навстречу нам грузовик. И я вроде как просыпаюсь, а дома никого и вообще в Ебурге никого, вот ты первый повстречался.
Володя вытер пот со лба, кажется, он начал понимать, в чем дело. И от этой догадки ему стало нехорошо… Но он постарался взять себя в руки и даже нашел силы улыбнуться:
- Ну, раз мы встретились… Давай знакомиться, спящая красавица? Я – Владимир Васильевич Ковалев.
А я – Надя. Правда, дурацкое имя? Ой, прикольно как: когда проснусь, обязательно узнаю, так вас на самом деле зовут, или нет. Вы ведь какой-то бизнесмен, жилье строите… ну, я у мамки спрошу, как ваша фирма называется. Она все про строительство смотрит, мечтает про квартиру новую большую и в другой район переехать, – девчонка после официального знакомства  неожиданно перешла на «вы».
- А где сейчас живете?
- На Гареме. Остановка «Звезда», это за четвертой базой, там еще дом культуры «Стрела» есть. Вы, наверное, и не слыхали про такой район, небось, сами в центре живете?
Володя усмехнулся: он прекрасно знал район «Звезды». Они с Анькой шесть лет снимали задешево квартирку в двухэтажном, еще пленными немцами построенном домике на улице Летчиков. Туда привозили Игоря и Дашку из роддома. Дочь, конечно, что такое Гарем не представляет – ей был год, когда он заработал на собственное жилье – а вот у сына кое-какие воспоминания остались. Гарик, например,  уверяет, что помнит, как они ходили на Пехоту стоять в очереди за колбасой по талонам, как играл в заросшем высокой травой дворе с ребятишками соседа-азербайджанца, как отец и мать сидели за кухонным столом по вечерам над учебниками. 
Увы, аспирантуру Володе пришлось бросить, немного не дотянув до защиты кандидатской –  нужно было кормить семью. Из историков пришлось переквалифицироваться в плотника-бетонщика, благо опыт подобной работы на халтурах в бытность аспирантом имелся. Молодой научной поросли нужно было как-то выживать, вот и горбатились в конце восьмидесятых обычно все лето будущие профессора-доктора в Тюменской области, возводя объекты народного хозяйства.
К девяносто первому у Володи уже был свой ремонтно-строительный кооператив. Правда, это его первое предприятие прибрали к рукам братки, пока он валялся в больнице. А попал он туда из-за такой же вот как эта девочки-припевочки.
Однажды в полдень он на своей машине, тоже первой, раздолбаной «шестерке», отправился на Юго-Запад  посмотреть на здание детского садика, которое выкупили знакомые коммерсы и решили превратить в офисный центр. Заказ намечался выгодный, но и работы предстояло немаленько – от детского садика по сути остались одни стены, да крыша, даже рамы из окон вытащили предприимчивые граждане, пока объект стоял бесхозным.
Он толком не успел осмотреть здание снаружи, когда услышал где-то внутри дома какой-то сдавленный вскрик. Потом еще один. В недоумении он прошел внутрь. И вскоре увидел в закутке бывшего пищевого блока садика, который не просматривался со двора, неприглядную картину. Мужик его лет, бритый под ноль, в красном пиджаке, зажав в угол худенькую девочку-подростка в очках, одной рукой держал ее за горло, а другой шарил под подолом короткого летнего платьица.
- Ты что делаешь, мразь! – закричал Володя, оттаскивая мужика в сторону. Благодаря внезапному вмешательству, девчонке удалось вырваться и убежать, а он пару минут боролся с отморозком в красном пиджаке, пытаясь задержать его на месте преступления, но выпустил, когда тот дважды ударил его ножом. 
Как добирался до калитки ограды садика, теряя сознание и истекая кровью, Володя уже отразил смутно. На улице его заметили прохожие и вызывали скорую. Когда он очнулся после операции, на больничной тумбочке в трехлитровой банке с водой стоял букет. Анька, дежурившая у его постели сказала, что астры принесла какая-то девочка, вручила ей и, не произнеся ни слова, тут же испарилась из палаты. Вот за этот букет и отдал Володя два месяца жизни и первый потерянный бизнес…
- Владимир Васильевич, вы что тормозите? – Надя приблизилась на своем велике к нему вплотную и тормошила за рукав. – Я пятый раз спрашиваю, вы на машине ездить умеете?
- Да, конечно.
- А давайте покатаемся на вон той крутой тачке, там ключи есть. Это же сон, можно ведь…   

10.

16 февраля 2009 г., понедельник, 12:17.
Екатеринбург, р-н ул. Белореченской – ул. Гурзуфской.

По городу свирепствует зима,
дымят заводы и уральский кофе…
Я почему-то не сошла с ума,
но научилась верить катастрофе.
Юлия Подлубнова.
На этой девчонке была очень дорогая одежда. Она не выделялась, но женский взгляд все равно сумел оценить приблизительную стоимость дубленки и джинсов, по которым было видно, что они самые настоящие «Левисовские», а не купленные на распродаже в Ашане. Настя заметила эту девчонку еще на «Волгоградской», они вместе стояли на остановке. Потом вместе же сели в 26-й трамвай. Для младшего лейтенанта милиции Анастасии Ползаковой, впервые ехавшей из судебно-медицинского морга, куда ее отправили переписать невостребованные трупы, это показалось неожиданным, что девушка, стоимость одежды которой приблизительно совпадает с ценой автомобиля ВАЗ-2107, садится в трамвай. «Да она должна на «Крайслере» с водителем ездить», - подумала Настя.
Помимо дорогой одежды и странного «транспортного» несоответствия поражало выражение лица девушки. На нем была абсолютная потерянность. Казалось, что мира вокруг не существует. Как будто ходит и дышит на автомате. Настя по работе уже не раз сталкивалась с наркоманами, у них был похожий взгляд. Однако зрачки у девчонки расширены не были, да и нарушений координации движений не наблюдалось. Просто была в ней какая-то мировая скорбь. «Наверное, парень бросил,- нашла вариант Настя – Ну точно, сказал, поди, что надо расстаться, потому что у них нет будущего, потому что он из бедной семьи, а она, раз в такой одежде – из обеспеченных»…
В районе «Белореченской», точнее, нет, в районе «Титаника», в тот момент, когда его трубы лучше всего видны из окна трамвая, девчонка вдруг заплакала.
- Не плачьте, тушь потечет,- единственное, что нашла сказать Настя.
- Не потечет, она водостойкая, - ответила девушка.
- Парень бросил? – решила проверить свое предположение младший лейтенант Ползакова.
- Нет, нет у меня парня, - она не всхлипывала, по голосу складывалось ощущение, что слезы льются совсем не от внутренней боли, а от какой-то усталости, что ли. – У меня отец в коме в больнице.
Даша сама не понимала, зачем говорит это совсем незнакомой попутчице. Но говорить почему-то хотелось. Ей казалось, что эта симпатичная девушка сможет понять, лучше, чем все друзья, чем Денис, чем Игорь, который, хоть и был озадачен отцовской комой, но вел себя совершенно, казалось, бесчувственно.
- Что случилось с отцом? – спросила Настя.
- В него кто-то стрелял в субботу, его прооперировали, но он не пришел в себя. Врачи говорят, что это третья степень комы.
В утренней сводке за выходные младший лейтенант Ползакова видела информацию о покушении на некоего гражданина Ковалева. «Состояние – стабильно тяжелое. Кома», – было написано в «ленте». Азарт сыщика попытался взять верх над разумом, который говорил, что опрашивать девушку о покушении – по меньшей мере, цинично.
- Меня зовут Настя. Я работаю в милиции.
- Даша, - ответила девушка.
Двери открылись. На остановке «Юго-Западная» было многолюдно. Пока люди выходили из трамвая, какой-то агрессивный пенсионер пытался ворваться в вагон, вопреки преградившему ему дорогу шкафоподобному молодому человеку, стоявшему в дверях. Крики старичка по поводу «совсем распустившихся подростков» совсем не интересовали этого парня в кожаной куртке. Казалось, что «Unforgiven III» в его наушниках звучит значительно громче менторских высказываний пенсионера. На мгновенье отодвинувшись, «шкафчик» все-таки пропустил старичка в салон, но рассуждения о том, что было в те годы, когда он был молод, и что современным подросткам нужен «усатый с трубкой» не прекратились. Более того, пенсионер нашел в вагоне единомышленниц, и уже через несколько секунд весь 26-й обсуждал проблему деградации современной молодежи.
- Ты торопишься? Пойдем, выйдем на «Московской», прогуляемся, а то в трамвае душно, а тебе все равно подышать нужно, да и базар этот раздражает,- предложила Настя. Начальник ждал доклада о невостребованных покойниках к 14:00, так что времени в запасе было предостаточно.
- Давай,- Даша согласилась выйти на одну остановку раньше. Ей хотелось рассказать о том, что она сейчас чувствует, и казалось, что эта Настя из милиции сможет понять…
Было ветрено. Стоит отметить, что зимой на этой трамвайной остановке ветер дует всегда. Он словно разбегается с Площади Коммунаров, чтобы удариться о Московскую горку и совсем-совсем ослабнуть. Возможно, поэтому и называют недавно построенное на углу Радищева-Московской зеркальное здание «Парусом», что стоит оно на одном из самых ветреных мест Екатеринбурга и действительно навевает воспоминания о морской стихии.
Даша и Настя вышли из трамвая.
Взглянув на двух симпатичных девушек, неспешно шагающих по направлению к проспекту Ленина, нельзя было сказать, что познакомились они всего десять минут назад. Та, которая выглядела чуть-чуть помоложе, что-то рассказывала. Вторая периодически кивала, а однажды даже приобняла свою спутницу. Они шли медленно. Возле дома на углу Московской и Ленина, девушки почти синхронно полезли в сумочки. Обе достали свои мобильники, стали что-то набирать на клавиатурах. Позвонили друг другу. Еще через пару минут, та, что постарше, взглянула на часы, сказала что-то, и, помахав рукой, побежала в сторону проспекта. Возле светофора еще раз посмотрела на часы. Оглянулась на Московскую, и, дождавшись зеленого, перешла на остановку, чтобы заскочить в подошедший 15-й трамвай.


11.

16 февраля 2009 г., понедельник, 14:56.
Екатеринбург, р-н ул. Куйбышева – ул. Белинского.

Жизнь ползет, как змея в траве,
Пока мы водим хоровод у фонтана,
Сейчас ты в дамках, но что ты запляшешь,
Когда из-за гор начнет дуть Трамонтана…
«Аквариум»
 
«Австрийское кафе» в Атриуме Костя считал пафосным. Когда сегодняшним утром Сапурин назначил встречу именно там, было большое желание найти какую-нибудь причину для отказа. Во-первых, зарплата ожидалась только в пятницу, лежавшая в кошельке «пятисотка» была последней, а позволить за себя заплатить - это казалось неправильным. Во-вторых, обстановка заведения совсем не располагала к задушевной беседе. Тем не менее, объективной отговорки найдено не было, потому сейчас Костя торопился, чтобы успеть к 15:00.
Бодро выскочив из 25-го трамвая на остановке «Белинского», он краем глаза ухватил мозаичное панно на здании куйбышевского учебного корпуса универа, впрочем, рассматривать картину времени уже не было. Перебежав дорогу на мигающий зеленый, Макеев устремился ко входу в «Австрийское кафе». Хотелось курить. «Надеюсь, в этой харчевне дымить не запрещено»,- вслух сказал он.
По Белинского была пробка. Однако, словно по мановению волшебной палочки, крайняя полоса, которая примыкала к Атриуму, вдруг опустела. От поворота с Декабристов мчалась колонна из трех черных машин. Возглавлял кавалькаду черный «Гелендваген» с включенными фарами. Резко затормозил возле кафе и выпустил на улицу мужчину в темных очках, с короткой стрижкой и гарнитурой в ухе.
Сапурин приехал на второй машине – блестящем, вопреки грязи крайслере.
- Привет, Мак! – Сергей протянул руку.
- Здравствуй, Сергей Александрович! Ездишь в лучших традициях, как Президент США, - улыбнулся Костя.
- Я и есть президент. Только не США. Пошли? – сделал приглашающий жест владелец «Уральского промышленного альянса».
Устроившись за столиком, Сапурин, не читая меню, заказал себе «двойной эспрессо» без сахара.
- Значит так, Мак, - с места в карьер начал Сергей, - можешь по своим каналам поузнавать про расследование стрельбы по Володьке? У меня не получается – генерал в Москве, вернется только к концу недели, а я вечером улетаю в Шанхай – контракт с китайцами «горит».
Макеев улыбнулся. За прошедшие два года «необщения» друг-олигарх не утратил своей привычки решительно и сразу «брать быка за рога». Это когда в универе учились, Серый был на «вторых ролях», поскольку считался «партийным сынком», а, в так называемой, «Новой России» стал совсем другим человеком – быстрым, агрессивным, решительным… Казалось, он экономит каждую минуту, каждую секунду. Только вчера в больнице Костя засомневался, когда Сапурин разговаривал с Анной. Но сейчас все сомнения были сметены. «А они похожи с Полькой, она такая же «ураганная»,- подумал Макеев.
- Да у меня и каналов-то особо никаких нет,- он пожал плечами.
- А пресс-секретарь ГУВД, он же вроде с тобой учился?
- Так то милиция, а расследование сейчас ведет Следственный Комитет при прокуратуре, а там у меня знакомых нема…
- М-да… Ладно, ты все равно попробуй через ГУВД-шника поузнавать… Ты сам-то сейчас вообще где? – Сапурин моментально изменил интонацию, будто «выключил олигарха», предоставив место старому другу.
- Да, работаю в полиграфии. Буклеты печатаем…- замялся Костя. Ему совсем не хотелось обсуждать с Сергеем эту тему. Странный холодок повеял где-то в подсознании. История двухлетней давности снова дала о себе знать.
- Мак, давай, только честно, ты на меня за что сердишься? – Сапурин почувствовал, как моментально отдалился его собеседник.
- Не суть, Серый, не важно…- обращение к старому другу по прозвищу далось Косте сложнее всего.
- Значит так, говори уже, чем обидел?
- День рожденья свой помнишь два года назад? – Макеев вперился взглядом в глаза Сергея.
- Б..дь, я так и думал. Вот скажи мне, Мак, у тебя мама – русская? Я же тебе и тогда говорил и сейчас повторю, мне не важно, что думает моя жена. Я всегда сам решаю. Понимаешь, сам! – Сапурин даже раскраснелся, складывалось впечатление, что он вот-вот взорвется и бросится на собеседника с кулаками.
Телефон владельца «Уральского промышленного альянса» вдруг заиграл «Трамонтану»…
Следующую встречу назначили на пятницу, по возвращении из Китая. За свой кофе и заказанную Костей минералку заплатил Сергей.


20 февраля 2009 г., пятница, 17:48.
Екатеринбург, р-н ул. Луначарского – пр. Ленина.
Он парень был что надо,
Отважен и хитер,
Шагал под вой снарядов
Веселый репортер.
На танке, в самолете,
В землянке, в блиндаже,
Куда вы не придете,
До вас он был уже.
Чтоб вышли без задержки,
Наутро, как всегда,
«Известия» и «Правда, и «Красная Звезда».
Гимн факультета журналистики УрГУ им. А.М. Горького
(сл. Константина Симонова)

- Коллеги!..
У главного редактора было несколько возможных обращений к сотрудникам журнала «Специалист-Урал». Когда он говорил «Коллектив!» - это означало, что сейчас будет новая вводная от учредителя по поводу планов на новый номер. Когда звучала фраза «Други мои!» - подразумевалось, что сейчас он будет корить кого-то за допущенную в материале ошибку или просто пожурит всех за курение на крыльце офиса. Если главред говорил «Господа!» - наступал какой-то торжественный момент, когда произносилась хвалебная речь в адрес кого-то из журналистов. А вот когда шеф говорил «Коллеги!» - это означало, что сейчас будет произнесена какая-то пакость, которая и самому ему неприятна, но как руководитель он не имеет права ее не произнести.

(Продолжение следует)