СОН И ЯВЬ

Взбесившееся  солнце   на  белёсом  небе  оставалось  где-то  там,  за  густой  листвою  старых  яблонь,  а  здесь,  в  тени  сада,  кое-как  сохранялась  вожделенная  прохлада.
Под  яблонями  стоял  стол,  за  столом  в  плетёном  кресле  сидел  Миша  Адрианов  и  острым  тонким  ножом  на  деревянной  доске  нарезал  кусок  сёмги,  стараясь  делать  срезы  как  можно  тоньше. Чуть  поодаль,  в  гамаке,  накрыв  лицо  соломенной  шляпой,  посапывала  сморённая  жарой  мишина  супруга. Рядом  с  папироской  в  зубах  стоял  Володька  и  разгла-гольствовал:
– Пиво  надо  пить  из  обычной  пивной  кружки. Старая  добрая  посуда  за  тридцать  пять  копеек. Когда  пьёшь  и  видишь  дно,  то  кажется,  что  за  пятьдесят  три,  но  кружку  надо  перевернуть,  и  тогда  ошибка  станет  очевидной. Пиво  надо  пить  из  бочонка. – Во-лодька  нежно  похлопал  ладонью  стоящий  на  табурете  прохладный  алюминиевый  кег. – Стеклянная  посуда  ещё  приемлема,  но  пластиковая  тара – это  пошло! Она  убивает  всю  прелесть напитка. Пиво  из  бочонка  надо  наливать,  держа  кружку  под  углом,  во  избежание  излишнего  пенообразования. Но  и  налив,  надо  дать  напитку  чуть  отстояться,  и  уже  тогда  долить,  но  не  до  самого  края,  а  так,  на  палец  ниже. А что  дальше? Дальше  мы  берём  запотевшую  кружечку  и  выпиваем  ровно  половину. Искрящийся  пузырьками  янтарный  напиток,  лаская   утомлённое  жарою  горло  хмелевой  горечью,  проникает  в  пищевод  и  дальше,  в  сморщенный  жаждою желудок,  охлаждая  изнурённый  организм  в  соответствии  с  началами  термодинамики. Тут  мы  делаем  короткую  паузу  и  выпиваем  половину  поло-вины,  то  есть  четверть,  а  затем,  чуть  увеличив  паузу,  залпом  выпиваем  оставшуюся  чет-верть.
А  что  после  этого? Мы  тянем  в  рот  рыбу? Мы  хватаем  за  хвост  креветку с  блюда? Или,  хуже  того,  мы  наливаем  новую  кружку? Я  стукну  шумовкой  по  рукам  того,  кто  так  поступит! Нет,  мы  ничего  такого не  делаем! Выпив  первую  кружку,  мы… сладко  закури-ваем! И  только  выкурив  папироску  или  сигаретку,  мы  наливаем  ещё  по  кружечке  и  на-чинаем  нехитрую  трапезу.
– Истину  глаголешь. – Миша  ухмыльнулся,  закончил  с  сёмгой  и  начал  украшать  аккуратно  уложенную  в  селёдочнице  селёдку  кружочками  отварного  картофеля  и  колеч-ками  репчатого   лука. – Что  там  у  нас  с  креветками?
– Ну, так! – Володька  взмахнул  шумовкой. – Вода,  верно,  закипает. Креветки  можно  взять  и  мелкие,  но  они,  как  семечки,  вкус  вроде бы  есть,  но  не  наешься. По  мне  лучше  королевские – они  дороже,  но  берёшь  в  руки,  начинаешь  лущить  и  чувствуешь,  что  это  действительно   что-то  существенное,  не  пыль  и  не  прах. Перед  тем,  как  варить,  их  нужно  непременно  оттаять. То  есть  варить  их  вовсе  не  надо,  они  и  так  сварены,  их  надо  только  разогреть:  бросить  в  сильно  подсоленную  кипящую  воду,  сдобренную  специями,  подож-дать,  пока  закипит,  и  выключить  огонь. Но  вылавливать  их  сразу  не  следует – пусть  они  немного  потомятся,  просолятся,  примут  дух… Ой… Точно,  кипит  уже…
Володька   прошёл  на  веранду  дачного  домика,  подошёл  к  плите,  открыл  крышку  широкой  кастрюли   и  всыпал  в  воду  несколько  столовых  ложек  соли. Вода  обиженно  по-белела,  но  тут  же  смирилась  и  стала  ясной. Вслед  за  солью  последовало  немалое  количе-ство  лавровых  листьев,  с  полтора  десятка  горошин  чёрного  перца  и  сухая  грузинская  смесь  из  пакетика. Затем  Володька  аккуратно,  стараясь  не  обжечься  каплями  кипятка,  вы-сыпал   в  кастрюлю  креветки  и,  пока  вода  вновь  не  закипела,  стал  ублажать  их  свежей  зеленью:  сначала  в  кастрюлю  последовал  пучок  молодого,  но  уже  давшего  нежные  блед-но-жёлтые  зонтики  укропа,  потом  немного  фиолетово-красного  базилика  и,  наконец,  пру-тики  тёмно-зелёного  эстрагона.
Володька  стал  ожидать,  когда  закипит  содержимое  кастрюли. Наконец,  вода  вспе-нилась  и  немного  поднялась  к  краям. В  этот  момент  он  выключил  огонь  и  накрыл  каст-рюлю  крышкой.
– Ну,  что  там? – проявил  нетерпение  Михаил.
– Готово! Пять  минут,  и  готово! Огонь  выключил!
В  бочонок  был  немедленно  вкручен  краник,  и  пиво полилось  в  тут  же  запотеваю-щие  кружки  по  описанной  выше  технологии.
Володька  вернулся,  выловил  шумовкой  креветки  на  широкое  блюдо  и  принёс  ды-мящееся  чудо  под  яблони.
Креветки  лежали  горочкой  вперемежку  с  лавровыми  листьями,  от  блюда  исходил  бодрящий  запах  укропных  зонтиков;  сёмга  уже  «заплакала»  янтарной  слезой,  селёдочка  пропиталась  сладковатым  горчичным  соусом,  в  глиняной  мисе один  к  одному  лежали  пе-ресыпанные   зеленью  и  политые  постным  маслом  желтоватые  клубни  молодой  картошки;  чуть  поодаль  на  тарелке  расположились  изумрудные,  пахнущие  молоденьким  чесночком  малосольные  огурчики  с  прилипшим  сверху  листом  чёрной  смородины,  а  на  маленькой  деревянной  досочке  жались  друг   к  другу  тонко  нарезанные  ломтики  душистого  бородин-ского  хлеба. Над  всем  этим,  словно  толкиеновские  башни,   возвышались    две  полные  за-потевшие  кружки  с  пузырьками  на  стенках.
Глядя  на  огурчики,  Володька  вспомнил   старую  байку. Один художник  давал  объ-явление и, экономя  место,  написал: «Треб. натурщик. Тел. бел. гладк.» Но  некий  острослов  всё  равно  исхитрился  найти  место  для  своего  дополнения  и  приписал: «Зелён. шершав. пупыр.»
– Ну, – сказал  Миша  и  взялся  за  кружку.
– Поехали, – отозвался  собутыльник,  но  в  этот  самый  момент  на  крыльце  показа-лась  его  супруга.  Она  была  явно  не  в  настроении,  Володька  хребтом  почувствовал  исхо-дящие  в  его  сторону  флюиды  неудовольствия.
– А  что  скажет  княгиня  Марья  Алексевна? – Тихо  спросил  он  приятеля  и,  так и  не  пригубив,   поставил  кружку  на  стол.
«Княгиню»  звали  вовсе  не  Марьей  Алексевной,  «княгиню»  звали  Еленой;  просто  Володька  отдал  традиционную  дань  классике. «Княгиня»  подошла  к  столу,  воззрилась  злыми  глазами  на  супруга  и  не  своим,  но  до  боли  знакомым  и  противным  голосом,  громко  и  отчётливо  произнесла:
– Станция  «Юго-Западная»! Конечная!! Поезд  дальше  не  идёт,  просьба  освободить  вагоны!!!
Володька  замотал  головой,  захлопал  ресницами  и  проснулся. Кто-то  пребольно  на-ступил  ему  на  ногу,  он  охнул,  встал,  вышел  на  перрон  и  направился  к  выходу. Подняв-шись  по  лестнице,  он  миновал  турникет,  пренеприятно  принял  на  левый  локоть  удар  крутящейся  стеклянной  двери,  повернул  направо,  потом  налево,  вновь  поднялся  по  лест-нице  и  вышел  на  проспект  Вернадского.
Несмотря  на  утро,  асфальт  под  ногами  уже  потел  каплями  иссиня-чёрного  гудрона  и,  казалось,  жёг  пятки  даже  сквозь  толстые  подошвы  кроссовок. Рядом  со  входом  в  мет-ро  ароматно  дымилась  помятая  плевательница,  безнадёжно  соперничая  с  запахами,  исхо-дящими от  палатки   среднеазиатского   шаурмейстера. 
Володька  вдохнул  воздух,  благоухающий  свежайшими  примесями  диоксида  азота  и  тетраэтила  свинца,  и  направился  в  сторону  от  центра,  где  неподалёку  от  старинной  церкви  Архангела  Михаила  его  ожидала  бригада,  тщетно  пытающаяся  укрыться  от  паля-щего  солнца  под  раскалённой  крышей  старого  УАЗа.
Володька  влез  в  машину,  поручкался  со  всеми  присутствующими  и  молча  выслу-шал  неудовольствие  бригадира  по  поводу  традиционного  опоздания.
Водитель  завёл  автомобиль,  включил  во  избежание  перегрева  двигателя  на  полную  мощность  печку  и  тронулся  в  направлении  Кольцевой  автодороги.
Начался  рабочий  день. Было  утро  самого  ненавистного  дня  недели – понедельника.