Кукушонок

 
          Как-то в начале лета соседские мальчишки по даче пошли гулять в лес и принесли  птенчика, довольно крупного по размерам, но, видно,  совсем ещё маленького по возрасту. Он уже весь оброс пухом, а кое-где начал даже оперяться: грудка его стала светло-серой в крапинку. В общем, он был чрезвычайно уродлив и беспомощен. Он постоянно орал, широко открывая свой жёлтый клюв. Мы не знали,  к какому виду его отнести, но по его прожорливости заключили, что это кукушонок.  Во всяком случае, он стал кукушонком в нашем доме.
          Соседи, решив, что они выполнили свой долг перед несчастным младенцем, отобрав его у заботливых родителей, бросили его на моё попечение. Мне было тогда лет десять. В благодатное время летних каникул моя первая обязанность была, как следует отсыпаться. Но, начиная с того дня, ни свет, ни заря меня будил крик моего питомца, требующего еды. Вся моя жизнь превратилась в сплошной кошмар. Героиня «Грозы» Островского сокрушалась: «Почему я не птица?» Её бы на моё место, тогда она ощутила бы себя птицей в полном объёме, вылавливающей в саду мошек и букашек. Я была солидарна с героиней только в одном: я тоже не отказалась бы полетать, потому что так мне легче было бы добывать корм для птенца. Крупных гусениц я побаивалась ему давать. Настоящим спасением были мухи, залетающие на террасу, где готовилась еда. Да, и нравились они ему больше, чем что-либо другое.
          Наловить мелкого шестиногого добра, было полбеды. Сам корм он не клевал, он же не был цыплёнком.  Насекомых надо было обязательно положить в его широко открытый рот. После приёма пищи он несколько минут сидел спокойно. Потом опять начинал призывно пищать. Я таскала его с собой по саду, пока охотилась. Он сидел и ждал, когда его новоявленной маме повезёт. Птенец не пытался убежать от меня, наоборот, если мог, следовал за мной, хлопая крылышками и приветствуя меня своим радостно-голодным воплем.
       Помню, однажды я посадила своего питомца на машину, чтобы его не слопала большая собака, чёрный терьер. Но он спикировал и уселся прямо на её нос. Она же от удивления сидела, не шелохнувшись, не зная. что предпринять.
        Так продолжалось несколько дней. Птенчик заметно подрос. Пух его почти весь заменился перьями. Я надеялась, что скоро он совсем подрастёт,  научится летать и начнёт охотиться сам. Но родителям, уже не помню зачем, понадобилось увезти меня в Москву. Я убеждала их, что без меня птенец погибнет. Но они велели оставить его на попечение бабушки тех самых соседских мальчишек.
         Я наловила для него запас мух, подробно объяснила, как надо его кормить и со слезами на глазах уехала. Через два дня я вернулась и первым делом побежала к моему кукушонку. Мой птенчик, который уже почти умел летать, сидел с втянутой шеей и заострившимся клювиком на тарелке с вермишелью. Никто его, конечно не кормил. То ли от голода, то ли,  наклевавшись этой злосчастной вермишели, он заболел. Я побежала ловить ему мошек. Но он уже не кричал, широко открывая клювик. Попытки накормить его насильно тоже ни к чему не привели. Он сидел с мухой во рту и даже не пытался проглотить её.
        Мне было так обидно: он прожил у меня более недели и так сильно подрос. Он смог бы скоро стать взрослой самостоятельной птицей. Но на следующее утро я нашла его мёртвым. Зачем бестолковые мальчишки поймали и притащили его домой из родного леса, где у него были заботливые родители? Почему моим родителям понадобилось срочно увезти меня в Москву, не подумав о судьбе несчастной птички? Что толку теперь вопрошать. После этого почти десять лет я не могла смотреть на птиц, чтобы не вспоминать моего кукушонка.