Молчание

Фиолетовые тени плясали на его лице. Щи закрыл глаза, продолжая перебирать жилистыми пальцами струны гитары. Лоб расслаблен, мысли тихо текут меж мягких морщин… О чём же он думает? Окрошка поплотнее закуталась в клетчатый плед. Взгляд её беспокойных серых глаз блуждал по старому лицу Щей. В такие минуты, когда он оставался с ней наедине у затухающего костра, она любила его больше целого мира. Она любовалась складками пыльной одежды, землёю, забившейся ему под ногти, бледными иголками ресниц, тяжёлыми мочками неуклюжих ушей… Щи был человеком из иного мира. Некогда блуждавший по чужим городам, он своею помятой кожей впитал голоса тысячи незнакомцев, поцелуи далёких красавиц и липкую кровь с металлическим привкусом. Щи никогда ничего не рассказывал. А Окрошка не задавала вопросов - боялась вторгаться в его загадочную жизнь, которую придумала ему сама без его ведома.

Щи закончил играть, молча отложил гитару и принялся осторожно ворошить железным прутом тлеющие угли. Окрошка незаметно придвинулась поближе, неотрывно наблюдая за каждым его движением, глотая каждый шорох его рубашки. Человек, поющий грустные песни о космосе, людях и скользких гигантских китах, самоубийственно бросающихся в прибой, должен чувствовать этот вечерний шепот, наполняющий лёгкие. Должен чувствовать ценность ускользающего момента. Должен понимать Окрошку, как себя.

- Ты играешь красивую музыку, - неловко заметила девочка.
- Спасибо, - раздался в ответ гулкий, будто дрожащий в бочке, чуть хрипловатый голос Щей.
- А помнишь женщину, которая приходила вчера? Я так и не поняла, кого она искала…
- Мальчика из деревни. Заплутал в болотах. Такое случается время от времени, я обещал помочь. Завтра пойду искать в сторону топи, если к утру домой не вернётся.
- Страшно, наверное, ночью бродить одному по лесу. Ничего не видно, холодно, бредёшь по узенькой тропинке, а вокруг тебя шорохи… То ли звери, то ли ветер, то ли убийца какой по пятам преследует.
- Дурные у тебя мысли. Сама себя накручиваешь. У нас в округе тихо, даже на болотах. Главное под ноги смотреть и головы не терять.

Окрошка замялась. Тишина не давала покою, иголочками забиралась под кожу, и приходилось ёрзать, лихорадочно выдумывая новый повод заговорить.

- Щи?
- М?
- О чём ты поёшь? Я тебя очень внимательно слушаю и всегда разбираю слова, но мне кажется, я понимаю не всё. Ты поёшь о солнце, о времени, о страхе… Я представляю себе, что это такое… Но какое оно у тебя в голове?

Щи вопросительно посмотрел на Окрошку. Подался вперёд и с неожиданной яростью отвесил испуганной девочке звонкую пощёчину.

- Люди молчат о разном. Нужно чётко разделять то, о чём ты молчишь, и то, что ты произносишь в слух. Если хочешь быть услышанной – осторожно выбирай слова. Оступиться легко. Легко выбросить в пустоту самое дорогое, что только есть у тебя в душе. Из лучших побуждений.

Щи ловко поднялся на ноги, глухо стукнули о землю плотно зашнурованные ботинки. Он ушёл, он оставил лежать гитару и свитер. Он почистил зубы, разделся, упал на кровать и уснул, вдохнув приятный запах родного старого дома.

А Окрошка просидела у потухшего костра до самого утра. И было ей немного жутко, оттого, что Щи оказался кем-то другим, совсем не тем Щами, который жил в её маленьком мире.