Грязь

               

   Телефон, протяжно заскрежетав небрежно врубленной передачей, вырвал из полудрёмы, заставив заколотиться сердце сразу на пятой, и угрожающе замолк, взяв секундную паузу. От скрежета заныло издёрганное сердце и, страшась нового звонка и новой боли, в холодном поту подорвался с лежака из стульев. Схватив трубку, прохрипел глухо:

- Да!
- Поехали. Кража, – флегматично сообщил помдеж.
- Что та…? – но помдеж уже бросил трубку.
   
   Сердце с пятой скорости сбавило обороты до первой. Провёл ладонями по лицу, стирая пот и остатки сна, нацепил очки и подумал: «Грёбанный телефон! Не звонит, а рубит, словно серпом! И какая к чёрту кража в три часа ночи?!» Посмотрел на часы. Железный закон – между выездами двадцать минут.
   
   Дальше, как ритуал. Обулся. Ксиву в левый задний карман брюк. Связку ключей в левый передний. Наручники назад за пояс. Притронулся к рукоятке «ствола», привычно лежащего в кобуре справа на боку и чуть сзади. Телефон в чехол на ремне. Папка. Ручка. Вроде бы всё…
   Под рубашкой холодя тело, высыхает пот. Захлопнул дверь.
   
   Спускаясь в дежурку, думаю: «Действительно, какая в три часа ночи кража? Ночью может быть, что угодно: разбой, грабёж, драка, изнасилование, но не кража. То есть кражи тоже совершаются ночью, но вот только заявляют их утром…»
   
   Спустившись, сунулся головой в окошко дежурки:

- Ну, что там?
- Позвонила какая-то… Часы у неё украли… Звонок прямой. Ещё не регистрировал.  Народная 18 А. Будет вас ждать возле дома. Порешайте там… – напутствовал нас помдеж.
   
   Участковый Илья спать не ложился, непрерывно оформляя административные материалы, и мы с ним топчемся в холле, ожидая остальных. Заспанный водила прошёл в машину. Группа этой ночью в полном составе ещё не выезжала и поэтому Ленка, наш следователь, собирается довольно долго. Последним, как всегда,  подтянулся отягощённый чемоданчиком эксперт.
   
   На улице удивительно тепло. Сухой тёплый ветер шуршит листвой, гоняет по безлюдным улицам бумажки. Загрузились в уазик и, с грохотом захлопнув дверь, поехали.
      
- Нет ну, какая в три часа ночи кража? – озвучиваю свою мысль, - Ну, не может нормальный человек в три часа ночи заявлять кражу.
   
   Но все молчат, то ли соглашаясь, то ли им всё равно, то ли уже дремлют.  Тоже замолкаю. Через минуту всё будет ясно.
   
   Уазик, скрипя и гремя, подкатывает к нужному дому и останавливается у одинокой фигурки. Выходим, обступая маленькую женщину неопределённого возраста бомжевато-алкоголичной наружности. С круглого серо-бурого лица на нас угрюмо смотрят маленькие глазки.
   Длинный Илья, нависая журавлём над синячкой, не скрывая презрения, спросил:

- Ты вызывала?
- Я.
- Что случилось?
- Часы украли.
- Какие на тварь у тебя могут быть часы?!
   
   Но заявительница упёрлась. Украли часы и точка. Украла Валька вот из этого подъезда.
   
   Все поняли, что я был прав. Просто этой пьянчужке плевать, что три часа ночи и нормальные люди спят. Она из той породы людей, которым утром не надо на работу, которые вообще ничего не делают и могут спать в любое время суток и не знают, что такое хроническое недосыпание. Но делать нечего надо разбираться. Ленка и водитель остались в машине, а мы вчетвером (эксперт попёрся из любопытства) двинули в подъезд. На пятом этаже останавливаемся перед избитой, со следами многократной замены замка, дверью. Явный притон.
   
   После того как стало ясно, что к чему, особо не напрягаюсь. Потеряв интерес к происходящему, равнодушно наблюдаю, как Илья молотит в дверь.

- Открывайте милиция!
Молчание и Илья снова молотит.
- Открывайте, а то выбьем дверь!
Из-за дверей:
- Мы никого не вызывали.
- Вы не вызывали, но мы сами пришли! – ухмыляется Илья и снова наносит удары в содрогающуюся дверь.
Открывай Валька! – вступает пьянчужка.
Дверь открылась, и мы вошли в тёмную прихожую…
   
   Войдя, и оставаясь, казалось бы, в нашем измерении, мы попали в преисподнюю. Непрошеными гостями мы туда вошли, и не место это для нормального человека, но видимо красная корочка наш пропуск в  иной мир.  Душный мрак. Жуткий смрад, подобного которому нет в природе. Хуже может быть только смрад разлагающейся плоти, но здесь смрадный букет составляют отвратительные запахи жизнедеятельности человека. Но, может быть, здесь всё-таки происходит разложение, и так должна смердеть умершая душа? Ясно одно - человек не может дышать этим.

- Где свет?

   Щёлк-щёлк. Нет света, но лампочка горит на площадке. Пытаюсь понять, что лучше, дышать носом, «наслаждаясь» всеми оттенками гниения, брожения, испарения человеческих отходов всех видов, или ртом, не так остро при этом, чувствуя вонь, но ясно осознавая, что впускаешь напрямую в лёгкие явно не лесной воздух? Из мрака   выступили две фигуры. Хозяйка с испитым бледным лицом, в поношенном халате и, судя по всему, её сын лет четырнадцати в отрепьях не скрывающем худое тело. Чёрными вьющимися волосами, белым ликом, огромными чёрными глазами, он напоминает молодого Блока, но глаза пусты и в черноте их лишь мрак смрадных комнат.

- Где часы? – это Илья. Я не лезу и так всё понятно.
- Часы? Вот эти что ли? Так она их потеряла, - быстро нашла выход из положения Валька.

   Она подала Илье мужские часы. Рассмотрев эту дешёвку, ценой в пол копейки, Илья накинулся на пьянчужку.

- Ты что ох…?! Ради этой дряни ты нас в три часа ночи подняла?! Я тебя сейчас на сутки кину! Овца долбанная! Забирай своё дерьмо и вали отсюда!
   
   В этот момент, стараясь не вдыхать слишком много чего-то, но явно не воздуха,  наблюдаю за реакциями Вальки и её сына на буйство Ильи. Они молчали, даже не переглядывались, но явно намеревались что-то предпринять, и когда Илья повернулся к ним, Валька заявила:

- У нас туберкулёз в открытой форме…

   Они, состроив болезненно-скорбные гримасы, кривясь лицами закхекали, закхакали не осознавая, что тем самым совершают большую ошибку.
   
   Мои истончённые до звона натянутые нервы, уже давно не были способны сдерживать монстра живущего в каждом из нас на тёмной стороне души, и в момент какой-либо угрозы, агрессии любого рода, любого оскорбления или открытого проявления скотства, я приходил в иступлённое бешенство, переставая контролировать себя.
   
   В притонах, в теплотрассах, в затхлых комнатах умерших туберкулёзников, мы вдыхали палочку Коха, и сейчас какие-то уроды, кашляя, пытались нас изгнать, уподобившись скунсам отпугивающих противника вонючими выделениями!!

   Этот их нарочитый кашель стронул в моём сознании лавину ярости. Сердце на секунду остановилось, в голове раздался звон. Перестав что-либо слышать, выбросил вперёд правую руку, и, схватив это существо за воротник халата,  выдернул её на лестничную площадку.

- Тварь!! Мразь!! Скотина!! Ты чем нас решила испугать?! – проревел,  скрипя зубами от дикой ненависти. Сердце бешено стучит, ударяя тяжёлой кровью в голову, словно в колокол.
      
   Попытавшись спастись она, подогнув ноги, легла на площадку, но   плевать, и на волне ярости спустил её с пятого на первый, а потом и до машины волоком. Её трусы слезли до лодыжек и уже возле машины она заскулила:

- Дай одеться.

   Подтянув трусы на разодранную о ступени задницу, она залезла в отсек…
   
   Едем в отдел. Все молчат. Чувствую опустошение. Нестерпимо хочется помыть руки.  Такое ощущение, словно опустил их в фекалии.

« - Ты когда-нибудь бил женщину?
- Да, и не раз.
- …?!
- А что такое женщина? Что это? Особь, обладающая способностью к деторождению? Но мы не называем женщиной самку гиены, а репродуктивной функцией обладают все живые существа. Так, что такое Женщина?
- Женщина – это мать и не обязательно биологическая.
- То существо мать?! Она мать?! Она, погубившая свою жизнь, и калечащая жизнь своего сына?!
- Не знаю.
- Я знаю. Точнее думаю, что знаю. Мать – это та, что дала жизнь. Эта своему сыну дала жизнь, но в аду…» 
   
   Задержанную кидаем в клетку – камеры заняты мужиками. Пишу на неё рапорт по мелкому хулиганству. Скорее помыть руки. Скорее… Струится прозрачная вода. Мыльная пена сереет, и, ополаскивая ладони, вижу почти чёрные струи, падающие на белый фаянс… 
   

   С самого рождения человечество пытается отмыть свои руки в чистых водах времени, падающих на нас из будущего. Настоящее убегает в прошлое чёрными потоками, унося грязь, но руки человечества чище не становятся. Человечество трёт и трёт их, порой до крови, пытаясь избавиться от грязи, но тщетно.  Видимо, создавая нас по своему образу и подобию, Господь выбрал не тот материал – мягкая глина сама по себе  легко становится грязью…
    
  03 июля 2009 года                Г.В. Блонский