Колобок

Почва была отвратительной - камни резали бока и щёки, пыль как мука облепляла всё тело. В ней не было той благодатности благородного продукта, только сухая, сигаретным пеплом пыль. В ритм движению и ударам о камни, в голове Колобка перекатывались слова: "Заставь кoлобка богу молиться - закатается до смерти".

"Когда ты так низко летаешь, ты никогда не увидишь горизонта", - с горечью думал Колобок: "Вот дятел перепорхнул с ветки на ветку. Волей механизма питания, тупая птица, но даже он может увидеть свой горизонт. Когда-нибудь я закачусь на холм и увижу, как небо стелится по земле. Обязательно увижу". Колобок прокатился под тяжёлой еловой лапой, на которой одиноко щерилась шишка. Путь преграждала Лиса. "Это начало конца. Жаль".
- Колобок? Какой ты, оказывается, манящий малыш. Два яйца, пещеристое тело, образованное мукой грубого помола. Говорят, что со временем ты становишься твёрдый как камень. Да, мне не хватало тебя, и я хочу ощутить твоё тело внутри себя. Ну же, подойди ближе, ну какой же ты робкий...

Яркая вспышка. Темнота. Слова в темноте. "Вот какой он у нас румяненький, вот он у нас какой пригоженький. Ну, пусть на окне полежит, обед уже скоро", - пришло первое воспоминание. "А ведь я рождался в огне и пламени. Наверное, я демон. Демон, рождённый на радость людям. Но радость, ценой жертвы, как всё в этой жизни". Побег. Трава, как сотни оживших бичей, хлещущая по телу. Потом был Заяц. Из его рта разило Партагасом и острым перцем:
- Колобок, колобок, я тебя съем.
- Почему ты говоришь про еду? Давай лучше поговорим о горизонте. Ведь еда - это низшее из наслаждений, оно не стоит ничьей жизни.
- Похоже, я наступил на твою мозоль, а, яйцеголовый? - Заяц сплюнул сквозь щель между огромными резцами.
- Полагаешь, что ты сказал про мозоль и тем обесценил мои слова? Вроде как, мозоль - это нечто не подконтрольное мне, автоматизм, на который не стоит отвечать? Это психология истерика, друг мой. Такой истерик строит в суде защиту, что, например, его аппетит - нечто настолько гипертрофированное, что не подчиняется ему. Истерик искренне считает, что этот аргумент достаточен. В обществе таких же инфантильных созданий как ты, вина может быть списана вообще на что угодно, хоть на воспитание, хоть на депрессию, хоть на тот же аппетит. Не пора ли взять на себя ответственность за свои поступки?
Заяц пожал плечами:
- Как хочешь. Странный ты. Горизонт в той стороне, если ты его ищешь.
С ветки сорвалась шишка и шмякнулась в многолетний слой бурой хвои. Оставшиеся шишки образовали трёхконечную звезду. Треск дятла невдалеке напоминал цирковую тушь.

Слепящая белизна. Постепенно свет отступает, и проявляется силуэт. Сиплый голос на грани кашля проникает в мозг Колобка:
- Конечная остановка, слышь, футболоид? Поезд дальше не идёт, сервировать щас тебя будем.
- Волк? Ты волк?
- Зубами щёлк. Ага.
- Тебя, наверное, в лесу уважают? Такой сильный, видно, что боец. Ты же и сам себя уважаешь, ведь верно, волк?
- Уважаю, это ты верно подвернул.
- Так почему тогда ты цепляешься к малышам? Вряд ли я смогу с тобой драться, а ведь у меня тоже дела.
Порыв ветра пробежал по облачным лапам ели. Волк сощурился с недоброй усмешкой. Он подцепил когтем пучок мха со старого пня и вытер им губы:
- А как насчёт того, что моё дело на сегодня - хорошо подкрепиться?
- Куском пыльного, черствеющего хлебца? Ты же и сам вряд ли будешь рад такому обеду. Просто ты стоишь тут и думаешь, что именно ты хочешь, в тот момент, когда ты стоишь здесь, хотя это и не важно, но объяснения подбираешь уже под то, что ты чувствовал сейчас или минутой позже. Счастливой тебе охоты, волк, пока!
- ...Пока, Колобок...
Вторичный порыв ветра смог сорвать с ели шишку, оставив висеть только две сестры, обращённым к земле знаком виктория.

Опять свет. Постепенно движение по краям поля зрения сжимается и свет обращается бликом в глазе медведя:
- Охо-хо, Колобок, говоришь? Вот и закусочка подоспела! Хо-хо-хо!
- И ты, медведь? Я же тебе только на один зуб.
- Да пошутил я, малец, какой же ты смешной. Хо-хо-хо!
- Ну и шуточки у тебя, Потапыч, так нельзя с детьми шутить, они же нервными вырастают.
- Да нихуя такого с тобой не будет. Вон, мой Топтыжка - спокоен как слон. Зато сейчас на малолетке вот где всех держит!
- Ну, я пошёл?
- Конечно иди, а то ещё хочешь, я тебе пика отвешу, до горизонта долетишь. Хо-хо-хо!
Колобок долго колебался, и, наконец, сказал:
- Спасибо, но я сам. Счастливо тебе, медведь!
Крона сосны почти стряхнула с себя оранжевый, пастозный, вечерний свет. С её лапы сорвалась шишка, и осталась только одна, как восклицательный знак в конце драмы.

- Не ешь меня, лиса, ну, пожалуйста. Хочешь, я тебе песенку спою?
- Прости, Колобок, не могу. Это не моя игра и не мои правила. Всё было придумано задолго до нас.
На стоящий неподалёку бетонный телеграфный столб сел дятел. Собственно, он даже не обратил внимание, на чём он сидит, он только усиленно прислушивался к диалогу, рискуя свернуть шею, и делал вид, что собирается долбить тут дупло. Лиса резко развернулась в сторону дятла:
- Ты чего тут делаешь, паршивец?
Дятел резко дёрнулся и, пытаясь изобразить, что он только замахивался для удара, со всей своей мощи ударил клювом по столбу. По лесу разнёсся мрачный треск. Дятел отвалился от столба и, медленно раскачиваясь на распахнутых крыльях, осенним листом упал на сосну, сбив последнюю шишку.
- Всё! - вскричала лиса: Хватит разговоров!
И немедленно проглотила Колобка. Один удар сердца. Только сейчас она осознала, что натворила. Долгую минуту она стояла неподвижно, слушая шум листвы. От ближайших кустов отделились тени. Первая из них, заяц, прошёл мимо лисы, сплюнув вонючей слюной ей под ноги, и молча удалился. Волк прошёл мимо, только сорвав с шеи медальон и, не глядя, бросил его в сторону лисы. Последним подошёл медведь. Он достал наган, дослал патрон, отсоединил магазин, и, перехватив за ствол, протянул его лисе:
- На, полегчает.
- Спасибо, медведь. Не нужно этого. Почему-то я сейчас почувствовала, что должна нести ответственность за свои поступки. Знаешь, у меня никогда такого не было. Пусть это останется со мной на всю жизнь.

Полгода спустя. На холме резвятся лисята. Один лисёнок сел отдельно от остальных и стал смотреть куда-то вдаль. Его братья и сёстры стали проявлять детское нетерпение:
- Колобок, пошли играть, хватит там таращится!
- Сейчас! Я только запомню в какой стороне горизонт, чтобы не заблудиться!
Мать-лиса смахнула слезу и улыбнулась.