Родиться женщиной

            – Очередной долг обществу отдан, – сказала Медея. – Нас можно поздравить.
            Оставив позади усадьбу, мы шли в сторону метро. По узкой пешеходной дорожке, по щиколотку в снегу, вдоль частых остроконечных прутьев, туго сплетенных между собой в ажурную стену. За ней виднелся парк, белый-белый, еще неистоптанный, утренне тихий.
            – А тебя как звать-то?
            Я сказала.
            – Меня Медея.
            Смуглая, худая, непонятного возраста. Строгая и красивая.
            – Гречанка?
            – С чего ты взяла? Дочь царя Колхиды? Колхида, это древняя Грузия. Косяк, девочка.
            – Косяк, – согласилась я с какой-то легкостью.
            И слушала ее, слушала.
            – Если вам посчастливилось родиться женщиной, – фыркнула Медея. – Ну я охреневаю…
            
            Вчера Андреев просил всех о помощи.
            Если вам посчастливилось родиться женщиной, – говорил он, – то вы можете нам сильно помочь.
            Сейчас стало модно помогать науке.
            Нужна кровь здоровых женщин.
            Ежегодно от рака яичников умирает сто тысяч женщин во всем мире.
            Если снизить смертность всего лишь на пять процентов, это значит, что пять тысяч женщин останутся живы.
            Ученые хотят сравнить кровь здоровых и больных женщин, и по результатам этого исследования создать методы диагностики заболевания на самых ранних этапах развития.
            Всего пять кубиков крови.
            
            Старая усадьба в Хамовниках. Вход со двора. Сторож сгребает лопатой снег. Три рыжие шавки слаженно бродят поодаль.
            Вступаю в этот мир и остаюсь в нем. Он так полон, что некуда дальше идти.
            Вижу женщину в светлой куртке. Она в капюшоне, стоит отвернувшись, но я точно знаю, что это женщина, потому что в это утро здесь могут быть одни лишь женщины. Молодые здоровые женщины.
            Отворяется входная дверь. Появляется Андреев, машет, зовет войти.
            Женщина откидывает капюшон, рассыпает длинные темные волосы.
            Я иду следом, и мы входим.
            
            Он, худенький, мальчик, лет двадцати пяти. Светловолосый, улыбчивый. Ведет нас по лабиринтам старого дома. Идет быстро, не оглядываясь, почти бегом. Мы с женщиной едва поспеваем за его белым халатом, порхающим далеко впереди.
            Сперва прошли колоннаду, потом завернули, потом снова и что-то еще, пыльный коридор, глухой свет, громоздкая дверь, снова выходим в снежное утро, обогнув лужу, ступени, снова дверь, проходная, поворот, белая бабочка замирает – мы видим дверь с блестящей табличкой «процедурная».
            
            Андреев забирает из процедурной две красные, размером с большой палец, ампулы и покидает нас.
            – Девчонки, спасибо вам. Огромное вам спасибо.
            Говорит он так мягко.
            Я же молчу.
            
            Медея была детским врачом. Делала детский массаж и что-то еще.
            – Тебе, кстати, куда? – спросила, пока спускались на эскалаторе.
            Я сказала.
            – А мне до Чистых, значит, по пути.
            – Ты в какой раз кровь сдаешь? Ведь не в первый? – я спросила.
            – В очередной. Я же сказала.
            Подошел поезд, мы сели.
            – Очень много больных людей сдает кровь за деньги, – кричала сквозь грохот Медея. – А они ведь там ни черта не проверяют. И той, что есть, не хватает, куда там проверять. Переливают детям, те умирают сразу же. От спида, сифилиса, гепатита. Очень мало здоровых людей. И никому это к черту не нужно. Вот и бегу всякий раз как дура. И сегодня, раз уж мне так посчастливилось родиться женщиной…
            Медея сжала губы и умолкла.
            
            А я снова думала о юноше-мотыльке, снующем по старой усадьбе.
            И молчала о том, что люблю его.