Первая

Точнее не совсем первая, первая была в детском саду, её звали Лена кажется, у неё были светлые волосы и огромные, просто гигантские банты…
Ну это было давно, смешно подумать. Теперь уже школа, третий класс скоро закончим, теперь уже не маленькие.

Она была дочкой завуча, когда приходила в школу, шла не в раздевалку как все, а к матери в кабинет. И после уроков тоже. Все галдели и дрались в раздевалке, а она спокойно, ни на кого не глядя, проходила мимо. Училась на отлично. Всегда пятёрки. На тёмно-коричневой форме – белоснежный фартук. Красный пионерский галстук всегда выглаженный и аккуратно завязанный. Я даже не понял, с какого момента это началось. Вместе учились с первого класса, виделись часто. Ничего особенного – девчонка. Её, конечно, ставили в пример, к ней уважительно относились учителя, ах да, она ещё ходила в музыкальную школу. Однажды она играла на расстроенном школьном пианино, Лунную сонату, кажется, её слушала половина школы, в полной тишине. Потом к ней подходили и просили что-нибудь сыграть или просто баловались, тыча невпопад пальцами по клавишам, отчего она сердилась, и её щёки розовели. Я стоял и смотрел у неё за спиной, а толстому Костику даже вломил пинка, за то, что он тянулся к педалям пианино внизу, изображая мотоцикл. Она встретилась со мной взглядом и… И тут меня чем-то окатило. В голову ударило тёплой волной, в животе появилась лёгкая приятная дрожь, ноги размякли, намокли ладони. Она встала со стульчика и, поправив фартук, сказала мне как старому доброму другу, очень серьёзно и по-взрослому: «С инструментом так обращаться нельзя». У меня в горле застряли слова, я молча кивнул, не сводя с неё глаз. Я даже не повернулся, когда сзади подкрался обиженный Костик и пнув меня, кинулся бежать. Она нахмурилась и крикнула ему вдогонку, что на совете отряда ему припомнит. «Он сам первый начал» - крикнул на бегу Костик.

С тех пор я точно знал, что она особенная. Она хорошо училась. Играла на пианино. И ещё она рассуждала почти как взрослые. Я учился хуже, были пятёрки, но двойки или тройки бывали чаще. Играть на пианино я не умел, только собачий вальс одним пальцем. У неё был красивый тёмно-синий ранец, у меня был светло-жёлтый портфель, ободранный от катания с горки с надписью «дурак», которая едва заметно проступала и никак не оттиралась. Её приняли в пионеры одной из первых в конце февраля, меня в числе последних 19 мая с предупреждением. Её единогласно выбрали председателем совета отряда, меня пересадили на заднюю парту вместе с двоечником Ложкиным. С ней за одной партой сидел отличник Эдик, маленький худенький, ниже её ростом. Они почти никогда не разговаривали, но очень часто поднимали одновременно руки и улыбались, заметив друг друга. Меня это раздражало, но виду я не показывал.

В четвёртом классе у нас появился классный руководитель, энергичная молодая девушка – перспективный педагог и кандидат в партию. Она сразу принялась за дело, у неё была своя методика и своё видение воспитания. Нас стали пересаживать. Когда после её фамилии я услышал свою, у меня зазвенело в ушах. Я пересел, но она даже не посмотрела в мою сторону. Какой у неё был красивый почерк - ровный аккуратный, как у взрослых. Она не высовывала язык во время письма, как Ложкин и не шмыгала соплями. Она не вертелась и не заглядывала ко мне в тетрадь.
Родители подарили мне блок дефицитнейшей жевательной резинки – пять пластинок в упаковке. Я небрежно швырнул на парту: «Хочешь?» Она взяла в руки, посмотрела и передвинула мне назад: «Нет, спасибо, у меня есть». В доказательство открыла пенал и показала этикетку. «Ну, как хочешь» - мне стало обидно, это был провал. Она улыбнулась и продемонстрировала зажатую между зубов жвачку, потом лихо щёлкнула ею и отвернулась. Я понял, что пропал. Необходимо было как-то объясниться, я должен был ей сказать, что она мне нравится, что она молодец, что её мама хороший учитель, что я тоже могу хорошо учиться, и что мне скоро купят новый портфель или даже ранец, если я захочу. А ещё, если у неё закончится жевательная резинка, я ей могу всегда дать, мне не жалко, у меня есть целый блок. Сегодня классный руководитель записывала домашний адрес каждого ученика и несколько раз вслух уточняла улицу и номер дома. Когда она произнесла свой, я его сразу запомнил. Какой у неё был великолепный адрес! Дом один дробь один. У неё всё было такое, лучше чем у других. Теперь я это прекрасно понимал. После уроков я поехал туда. Я не знаю зачем, но со мной поехал Костик, он просто подошёл ко мне и спросил: «Запомнил?» Я сразу понял, что он имеет в виду. «Да» - сказал я: «Поедешь со мной?» Костик молча кивнул. Дом мы быстро нашли. Уточнили у прохожих, это был её адрес. «Ты что ей подаришь?» - Костик достал из кармана шоколадный батончик за пятьдесят копеек, если бы не фольга, его содержимое давно вытекло в карман. Я, ни секунды не задумываясь, извлёк из кармана блок жевательной резинки. Костик посмотрел на меня уважительно. Квартира была на втором этаже, чем ближе я подходил к двери, тем больше холодели мои пальцы и меньше слушались меня ноги. «Чего встал?» - Костик прильнул ухом к двери. Я не смел двинуться, в глазах становилось темнее, в ушах что-то гулко стучало. «Клади сюда» - Костик положил на коврик возле двери свой батончик: «Ну!» он протянул руку к дверному звонку: «Ну!» Я умоляюще смотрел на него, меня полностью парализовало. «Бежим!» - Костик нажал на кнопку и кинулся мимо меня по коридору к лестнице, я машинально выхватил жвачку и бросив на пол возле двери кинулся вслед за ним. Выбегая из подъезда мы налетели на завуча из нашей школы, она схватила меня за шиворот, но я вырвался и мы побежали дальше. «А вы тут чего?» - я оглянулся, завуч стояла с выпученными глазами и недоумённо смотрела нам вслед.

На следующий день она мне выложила на парту блок жевательной резинки и шоколадный батончик. Её самое красивое в мире лицо смотрело прямо на меня, через секунду она чётко и спокойно произнесла: «Детский сад». Я посмотрел на Костика, он состроил мне рожу, я ему хотел показать кулак, но передумал.