Одна суббота и ещё три вечера

ОДНА СУББОТА  И  ЕЩЕ ТРИ  ВЕЧЕРА…
(Почти трагедия.)

Действующие лица:
Артемон – клоун, старый брюзга, отец Коломбины, директор цирка;
                башмаки с длинными носами, толстый, красный нос картошкой, 
                лысый
Арлекин – клоун веселый, но очень грустный; трико черно-белое, шляпа
                чёрная, островерхая, с полями
Дуримар – клоун добрый и деятельный;  рыжий в зеленом
Пьеро – клоун грустный, но развесёлый; в белом трико и белом колпаке и
              всё это в цветных шариках
Буратино – красивый клоун, но грубый и злой; весь в черном, длинный нос
                и белая «бабочка»
Карабас – клоун очень юный и очень нежный; растрёпанный  и
                разноцветный
Коломбина – клоунесса единственная и почему-то неповторимая,
                в бантиках и рюшках.
Рабочие манежа.


С У Б Б О Т А

Утренняя репетиция. В шапито полумрак, пахнет опилками, старыми потёртыми деревянными сиденьями и немного лошадьми. На полу посреди манежа сидит Коломбина и нехотя жонглирует шариками. Под куполом на трапеции висит Карабас. Он держит в руках букетик ромашек, обрывает лепестки и, стараясь быть незамеченным, осыпает ими Коломбину. Коломбина и в самом деле ничего вокруг себя не замечает.

КОЛОМБИНА: Папа вечно недоволен и ругает меня. Арлекин любит меня, но я его не люблю. Пьеро я люблю, но он не любит меня. Буратино папа прочит мне в мужья. Да, ведь он редкий садист. Бьет собачек и лошадей, стреляет по воронам из настоящего ружья и случается, что убивает, постоянно насмешничает и издевается надо мной. Вчера стряхнул пепел со своей сигареты мне на совершенно новые колготки, а потом весь вечер твердил, что «красивой девушке к лицу всё, даже дырки на чулках». Я плакала, и слёзы размывали грим. Что же в этом было красивого? И зрители мне почти не аплодировали, потому  что репризы были вялыми и несмешными. И папа опять отругал меня. И ночью я тоже плакала…

На манеж выбегает Дуримар. Рабочие помогают ему вынести какое-то металлическое сооружение странной конструкции.

ДУРИМАР: Перпетуум-мобиле собственной конструкции! Сделает за вас любую работу! Подарит море свободного времени! ( Замечает плачущую Коломбину.)  Осушит любые слёзы…  (Коломбине)  Что случилось, дитя моё? Ни одна неприятность не достойна ни одной слезинки из этих прекрасных глазок. (Гладит её по голове.) Кто обидел мою сказочную принцессу?
КОЛОМБИНА: Не знаю, должно быть, я сама себя обидела. Ничего не умею, ничего не понимаю. И всем мешаю жить.
ДУРИМАР: Последнее вычеркивается сразу, потому что мне ты только помогаешь.
КОЛОМБИНА: Опять вы меня утешаете. Ничем я вам не помогаю. (Показывает на странное сооружение.) А сейчас и вовсе мешаю, потому что вы ведь собрались репетировать. А тут я... Отнимаю ваше время, мешаю, мешаю, мешаю, всем я мешаю.

Опять начинает безутешно плакать.  Вдруг вскакивает и убегает с манежа.

ДУРИМАР: Только теперь понимаю, как давно я был молод. Эта детская наивность мне уже ни смешна, ни ностальгична… (меняет тон),  но и не безразлична! Слава Богу, это ещё не горе. (Многозначительно поднимает указательный палец кверху.) До горя я этому старому дураку не дам довести дочь его! (Задумывается.) М-м-м да… ну, а сейчас… (Оборачивается к своему сооружению.) Господа! Перпетуум-мобиле собственной конструкции! Головокружительно легко в обращении, удобно в ремонте и обслуживании! (Останавливается.) Что-то больно технично, на рекламу похоже, а на шутку нет. А надо, чтобы было шуткой. Подумаем-подумаем…

Уходит.
Из-под купола спускается трапеция. Карабас, не глядя, гадает на ромашке.

КАРАБАС: Не любит, не любит, не любит… даже не замечает. Всех вспомнила, кроме меня. Собственно, а за что ей меня любить? Ничем я  не примечателен. Мошка под куполом цирка! Бабочка у огня ненаглядной красоты. (Вздыхает.) Нет, они тоже достойны внимания. В отличие от меня. Господи, что хорошего в этом Пьеро? Впрочем, нет. Талантливый клоун. Опять же – лауреат. Факт. Она, как всегда, права. А я тоже стану лауреатом! Она ещё меня узнает!

Убегает.
На манеж выбегают собачки, за ними с бичом выходит Буратино.

БУРАТИНО: Несносные звери. (Кричит в кулисы.) Эй, кто там, мячи мне дайте, наконец. Народец. За зарплатой все первые. На работе не дозовешься.

На арену медленно выкатывается мячик. Одна из собачек хватает его зубами и убегает. Остальные – за ней. Буратино бичом заворачивает их обратно.

БУРАТИНО: И эти норовят есть задаром. Твари обжористые. (Снова щелкает бичом.) Але оп!

Собачки выстраиваются в ряд и прыгают друг через друга, кувыркаются, ходят на задних лапках и т.д. и т.п.

БУРАТИНО: Недурственно. Но кого теперь таким удивишь? Надоели до смерти, кривляки. Кыш на место! (Собачки убегают.) Вот куплю крокодила и всех вас ему скормлю. И такой аттракцион забабахаю – все от зависти вымрут. Уже и название придумал: «Кровавая Мери». (Заливисто и нехорошо смеётся.) А Коломбину возьму на роль Мери. Ха-ха-ха!!!

Уходит, щелкая бичом и самодовольно похихикивая.

Вечернее представление. На арене – лошади. Наездники – Пьеро и Арлекин. Выходят по очереди. Пьеро в белом атласном подпоясанном халате и колпаке. Арлекин в халате в белую и чёрную клеточку и чёрном колпаке с полями и белым помпоном.

ПЬЕРО: Многоуважаемая публика! Сейчас мы покажем вам непревзойдённое мастерство джигитовки! Весь вечер на арене истинные джигиты  своего тела - Котэ Арлекиниани и Кето Пьеридзе! (Оглядывается. )А где же Котэ Арлекиниани? Котэ Арлекиниани?! А, Котэ Арлекиниани?! Выходи! (В публику.) Может он испугался? Нет! Этого не может быть! Котэ Арлекиниани – смелый джигит, сын смелого джигита, внук смелого джигита, правнук смелого джигита, пра-пра-правнук смелого джигита! Вобщем, у них там все в роду были смелыми джигитами. По материнской линии. Котэ Арлекиниани?! (Ответа нет. Небольшая пауза.) А может он заболел? Надо проверить.

Уходит за кулисы.
Выходит Арлекин.

АРЛЕКИН: Многоуважаемая публика! Чудеса джигитовки сейчас перед вами продемонстрируют Кето Пьериниани и Котэ Арлекинидзе! Но где же Кето Пьериниани? Кето Пьериниани, выходи! Если ты не трус, выходи! Если твой отец не трус, выходи! Если отец твоего отца не трус, выходи! (Пауза.) Ну, если ты уехал в командировку к своей незабвенной блондинке и не предупредил меня об этом, я тебе сейчас уши надеру, когда ты приедешь! Берегись, потому что я иду тебя искать!

Убегает за кулисы.
Выходит Пьеро.

ПЬЕРО: Я там его не нашел. Ни живого, ни больного. Никакого!  Куда же он подевался? А! Наверное, на конюшню пошел, а кон уже здес! Вот он кон! Удивительный этот русский язык: кон пишется с мягким знаком! (Обходит коня вокруг, оглядывает.) Не видно и мягкий знак! Пропал вместе с Котэ Арлекиниани! На конюшню пойду и всех там найду!

Уходит, напевая на мотив «Сулико»: «На конюшню я попаду и Котэ  с мягким знаком найду…» Выходит Арлекин.

АРЛЕКИН: Так и есть, к блондинке откомандировался. Придётся отдуваться за двоих! Мне одному! Мама йок! Папа йок! Кето йок! Один, совсем один.

Пробует влезть на лошадь. У него ничего не получается.

АРЛЕКИН: (плачет) Ничего не получается! Где же, где моя любименькая скамеечка! Подайте мне её скорее! Иначе всё моё сердце разорвётся на мелкие кусочки от отчаяния!

Рабочий приносит скамеечку. Арлекин кое-как влезает на лошадь и пускает её галопом. Проделывает замысловатые трюки. Затем падает с лошади, встает и, прихрамывая, уходит.

АРЛЕКИН: (уходя) Чудеса джигитовки продемонстрированы в полной мере! И никаких оваций! Бедный, бедный Арлекинидзе! Не заработал даже жиденьких аплодисментов, на лекарства! (Плачет.) Бедный, бедный Арлекинидзе!

Уходит. Лошадь продолжает скакать по кругу. Выходит Пьеро.

ПЬЕРО: Ни Арлекиниани, ни мягкого места, то есть мягкого знака. А кон скачет и без мягкого знака. Эх, да я ли не настоящий джигит! Все чудеса покажу сам! Все лавры мне достанутся! Отвезу своей дорогой блондинке! Пускай суп сварит! Юшка называет!

На ходу заскакивает на лошадь и тоже проделывает на ней всяческие «фокусы». Под конец танцует на седле и кричит: Асса! Ускакивает на лошади за кулисы.

Свет гаснет. Одинокий юпитер высвечивает под куполом цирка Карабаса, который проделывает невероятные акробатические номера и при этом осыпает зрителей то конфетти, то лепестками, то серпантином и дурачится. Звучит романтическая музыка. Над головой Карабаса рассыпается фейерверк. Вдруг Карабас срывается со своей трапеции, падает на арену и остается на ней недвижим. В публике смятение. Вспыхивает свет. Выбегают рабочие и уносят Карабаса. Через некоторое время на арену выходит Артемон.

АРТЕМОН:  (в публику) Рад сообщить достопочтенной публике, что всё более или менее обошлось. Врачи успели вовремя, помощь оказана, наш дорогой Карабас жив и скоро вы увидитесь с ним. А мы продолжаем наше представление! Дорогие зрители! Сейчас вы увидите фокусы, которые так виртуозно исполняет наш прославленный Дуримар! Ваши аплодисменты!

Дуримар выходит на арену с множеством разнообразных приспособлений и начинает выступление.





ПЕРВЫЙ ВЕЧЕР

За кулисами цирка, в гримёрке, маленькой и слабо освещённой на кушетке лежит Коломбина. Она в полной прострации. Развязывает на себе свои многочисленные бантики и разговаривает сама с собой.

КОЛОМБИНА: Умер. Умер. Умер. Теперь не понять: был ли вообще. А если был, то, наверное, лучше всех. Смерть всегда выбирает лучших. Какая тупая фраза. Тупая. Тупая. Тупая. Белая стена. Я у нее одна. Тень моя на ней нанесена. Тупая белая стена. У Дуримара все фокусы получились. У этих, со «скорой», не получилось ничего. Ни один фокус не удался. Факир был пьян. Пауза. А как же любовь? Была любовь. И любовь не уберегла его. Или это она его убила? Она убила, а я не любила… И ласточку похоронили. Только в песке манежа еще встречаются лепестки его цветов. (Пауза.) Его никогда не назовут великим. Он не станет знаменитым. И внуки не будут подавать ему очки, и размешивать ложечкой сахар в стакане с чаем. (Пауза.) Зато он никогда не будет старым – седым, лысым и морщинистым, не заболеет подагрой… Он ничем уже не заболеет… И никогда ни от чего не будет страдать. Кончено. (Встает с постели.) Кончено! Баста! Нету никого! Не только Карабаса. Арлекина, Пьеро, Буратино! Клоуны, клоуны, клоуны! Грим, носы, парики! Штиблеты, буфы, бабочки, жилетки, колпаки! Прочь!!! Не приближайтесь ко мне! Не прикасайтесь ко мне! Вас нет!!! Призраки искусственного смеха! Смеходелатели!  Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!!!

Входит Артемон.

АРТЕМОН: Кого это ты так ненавидишь? (Коломбина беззвучно рыдает.) Ну, не хочешь говорить, не говори. (Внимательно смотрит на нее.) Господи, на кого ты похожа? Что ты с собою сотворила? На собрание пора, а она – растрёпа  растрёпой. Ну-ка, быстренько привела себя в порядок! Умыться, причесаться, переодеться! Имей в виду, ты там будешь самое заметное лицо, так что: кислую рожу сними и тут оставь!

Коломбина демонстративно медленно возвращается на кушетку.

АРТЕМОН: Это что – бунт на корабле? (Старается все уладить по-хорошему.) Ну, кто, кто виноват в смерти этого несчастного? Только он сам. Кроме всего прочего, сорвал нам гастроли. Доставил массу неприятностей. Штрафы, взятки. Дополнительные расходы на похороны. Да, он был талантлив, но дерзок и самонадеян. Из таких, как он, никогда не получается ничего толкового. Поначалу трепыхаются, пытаются чего-то там доказать, борются за справедливость. А что потом? Что потом, я тебя спрашиваю? Либо спиваются, либо вешаются. Бывает, и в «дурку» попадают.
КОЛОМБИНА: (тихо) Замолчи.
АРТЕМОН: (не слыша её) Так что ему, даже, можно сказать, повезло: умер молодым, всем его жалко, глупостей наделать не успел. Конечно, за исключением сорванных гастролей.
КОЛОМБИНА: (кричит) Замолчи! Замолчи!! Замолчи!!!

Бросается на Артемона с кулаками. Он грубо отталкивает её. Коломбина падает на кушетку и рыдает.

АРТЕМОН: Ах ты, свинья неблагодарная! Я ей, можно сказать, дивное место под солнцем выхлопотал. В дрессировщицы определил. Зарплата выше, работа не пыльная, и куда престижнее клоунской. А она готова удавить родного отца из-за какого-то дрянного мальчишки, который пренебрежением к технике безопасности… (Смотрит на удивлённую сквозь слёзы Коломбину.) Да-да, комиссия сделала такой вывод, а комиссия ошибиться не могла.
КОЛОМБИНА:  (в тон ему) Или кто-то помог ей ошибиться.
АРТЕМОН: Хе-хе-хе. Не в меру догадлива девочка. (Резко обрывает смех.) Не мог же я из-за щенка всё дело потерять. Столько труда и лет на всё положено. Да, и тебе тогда путь один – на панель.
КОЛОМБИНА: Уж лучше с чистой совестью на панели, чем ханжой в такой грязи! Ты же всё, всё изгадил!
АРТЕМОН: Скажите, какие мы нежные. Скажите, какие мы впечатлительные. Скажите, какие мы праведные. Хватит нюни распускать! И так выгодного жениха упустила. Цирк лишился опытного артиста.
КОЛОМБИНА: Опытного садиста.
АРТЕМОН: Цыц! Да, он несколько резковат, может быть, даже, грубоват. Но он - настоящий мужчина. Теперь вот открывает свое дело. Прибыльное уже, так сказать, в своем зародыше.
КОЛОМБИНА: Вот и пусть у него прибывает. Без меня.
АРТЕМОН: Что?! Так тебе наплевать на родного папу, который сделал из тебя человека?!
КОЛОМБИНА: Для того чтобы сделать кого-то человеком, надо самому быть человеком!
АРТЕМОН: Так я уже и не человек. Кто же я, по-твоему?

Коломбина молчит.

АРТЕМОН: Я тебя спрашиваю: кто я, по-твоему?!
КОЛОМБИНА: (очень тихо) Выродок.

Артемон избивает Коломбину, приговаривая: «Я тебе покажу «выродок», я тебя научу с родным папой разговаривать!» На шум прибегает Буратино. Он оттаскивает Артемона от Коломбины. Усаживает обоих в разных углах комнаты. Артемон разъярен. Коломбина всхлипывает.

БУРАТИНО: А меня за вами послали. Все уже в сборе. Пора собрание начинать.
АРТЕМОН: Сейчас-сейчас, вот только проучу эту неблагодарную тварь.
БУРАТИНО: Это, конечно, ваше семейное дело. Я вмешиваться не могу, да только, думаю, не ко времени и бессмысленно.
АРТЕМОН: Зарвавшихся свистушек надо вовремя ставить на место!
А то вовсе на голову сядет. Ишь ты, отца родного учить вздумала, с грязью смешала! А ты знаешь, что она тут несла о тебе? Не стоит она твоего заступничества. Не имеет ни стыда, ни совести. Забыться до такой степени, что на отца напраслину возводить!
КОЛОМБИНА: Да, тем более что он – «чисто ангел во плоти».
АРТЕМОН: Ты у меня поговори ещё! Не посмотрю ни на года, ни на присутствующих, сейчас юбку задеру и отшпандыряю, как следует!
КОЛОМБИНА: А никто от тебя другого и не ожидал. Не способен на другое!
АРТЕМОН: Замолчи сейчас же! Прокляну – пойдешь под забор подыхать!
КОЛОМБИНА: С удовольствием избавлюсь от диктатора!
АРТЕМОН: Так она же и смерти моей дожидается. На вот, выкуси! (Протягивает кукиш.) А цирк весь вот ему отпишу (указывает на Буратино). По крайности, деловому человеку  нажитое доверить не страшно. А ты мне больше не дочь. И видеть тебя здесь не желаю. Иди, поищи добрых людей, может, хоть в уборщицы возьмут. А нет, так хоть на панель. Вся в мамочку удалась, что рожей, что гонором.

Буратино заливисто смеется.

БУРАТИНО: Нечего сказать, хоть в этом девчонке повезло. (Сам себя прерывает.) Папаша, полегче, а то кому же я псарню свою передам? (Зловеще, глядя на Коломбину и явно подначивая её.) Или мне их на «каракуль» пустить? Шубу пошить.
КОЛОМБИНА:  А мой скальп – на воротник.

Даже Буратино опешил.

БУРАТИНО: Девочка, уж не рехнулась ли ты? Или шутки шутишь? (Присматривается к ней.) Мне становится жаль, что нас не сосватали. Вот была бы парочка: баранчик да ярочка.

Резко за руку поднимает её с кровати, подхватывает под руки и кружит, припевая «хоп-хоп-хоп». Коломбина так же резко останавливается и отвешивает ему громкую оплеуху.

КОЛОМБИНА: (спокойно) О собачках можешь не беспокоиться, я о них уже позаботилась.
БУРАТИНО и АРТЕМОН: (в один голос) Что значит «позаботилась»?! 

Коломбина молча выбегает из комнаты. Оба бегут за ней следом.



ВТОРОЙ ВЕЧЕР

Ночь. Дождь. Река. Мост. Коломбина, промокшая до нитки, стелет какой-то рваный  брезент, садится в центре, вокруг неё устраиваются собачки.

КОЛОМБИНА: Здесь хоть сверху не льёт. Сейчас согреемся.

 Достаёт из сумки свёрток, разворачивает. Это оказывается колбаса. Коломбина разрывает её на возможно одинаковые куски и раздаёт собакам. Сама грызёт какой-то кусок хлеба, собирая крошки  с  подола платья.

КОЛОМБИНА: Деньги закончились. Теперь главная моя задача – не заболеть, а ваша – понравиться директору заезжего шапито. В противном случае меня «волны снесут под коряги», а вы закончите ваши жизни на помойках. Смею вас заверить: моя участь куда завиднее.

Уныло смотрит на реку. Сначала судорожно вздыхает, потом всхлипывает и начинает плакать. Собаки слизывают слёзы с её лица. Из темноты выходит Дуримар.

ДУРИМАР: Девочка моя, я знал, что тебя найду. Что же ты наделала? Ведь даже Буратино сбился с ног, тебя искавши. (Прижимает её к себе.) Успокойся, глупенькая, а не то мне придётся включить перпетуум-мобиле. (Коломбина пробует улыбнуться сквозь слёзы.) Однако, хорошо, что именно я тебя нашёл. Отец твой весь в негодовании. Потому, думается мне, было бы неплохо тебе пока побыть где-нибудь в укромном уголке. До того часа, когда первые страсти поулягутся. Кстати, и в милицию заявлено. Буратино объявил тебя воровкой. (Передразнивает.) «Она украла моих зверей!» Есть тут у меня на примете домик, где вас никто искать не станет. А с Артемоном я сам поговорю. Всё образуется. Вот увидишь. Идём, идём.

Дуримар помогает Коломбине подняться, укрывает своим пальто и уводит вдоль берега реки, приговаривая что-то утешительное. Собачки бегут следом. Темно. Ночь.

Тот же вечер. Небольшая комната в маленькой квартирке. Жильё заметно холостяцкое, хоть и чисто прибранное. Не бедно, но уюта нет. Шкаф, стол, два стула, кровать застелена покрывалом. На одной стене – чёрная островерхая шляпа, на другой – белый колпак в цветных шариках.
Входят Коломбина и Дуримар, следом вбегают все собачки и затевают весёлую возню. Дуримар цыкает на них, и, в конце концов, они чинно рассаживаются полукругом, как на арене.

КОЛОМБИНА: Куда вы меня привели?
ДУРИМАР: А ты не догадываешься?
КОЛОМБИНА: (оглядываясь) Кажется, догадываюсь. Опять к клоунам. Я ведь только от них ушла. Я от них устала. Господи, как я устала.

Садится к столу, кладёт голову на руки и снова плачет.

ДУРИМАР: Глупенькая моя девочка. Ты устала не от клоунов. Ты устала от отчаяния. Да-да, такое бывает очень часто. Даже слишком часто. Вот только… я так хотел бы, чтобы не у тебя.

В двери входит человек. Подходит к столу. Коломбина поднимает голову. Он улыбается. Она вытирает слёзы. Собаки окружают его, виляя хвостами, но Коломбина этого не замечает.

КОЛОМБИНА: Вы кто?
ЧЕЛОВЕК: А ты меня не узнаёшь?
КОЛОМБИНА: Мы настолько знакомы, что даже перешли на «ты»?
ЧЕЛОВЕК: (растерянно) Раньше мне казалось, что да. КОЛОМБИНА: Раньше… А что было раньше? С вами, со мной?
ЧЕЛОВЕК: Раньше была общая судьба.
КОЛОМБИНА:  Даже так? (Пауза.) Остаётся предположить, что вы работали у нас в цирке.
ЧЕЛОВЕК: Совершенно верно.
КОЛОМБИНА: Врёте вы всё. Почему, в таком случае, мне не знакомо ваше лицо?
ЧЕЛОВЕК: А ты не догадываешься?
КОЛОМБИНА: Да, перестаньте же, наконец, мне тыкать! Не знаю я вас, и знать не желаю!
ДУРИМАР: (Коломбине) Совсем тебя не узнаю. Непримиримая стала, нетерпимая, недоверчивая. Зачем зря обижать человека? Вдруг потом пожалеть придётся? Понимаю: обидели тебя, изгнали, горе навалилось. Смерть увидеть всегда тяжело. Да только жизнь-то продолжается. И доброту в ней терять негоже. (Наклоняется к ней и говорит доверительно полушепотом.) Ты получше приглядись, повнимательнее. Узнай.
КОЛОМБИНА: (уже мягче) Ну, я же сказала, что не знаю я его, впервые вижу.

Человек подходит к стене, на которой висит колпак Пьеро и надевает его, затем несколькими мазками наносит грим и поворачивается к Коломбине.

КОЛОМБИНА: (ошарашено) Пьеро?! (Заметно тушуется.) Я вас… прости, я тебя не узнала. Боже мой, я никогда не видела тебя без грима! (Пристально всматривается в него.) Я так привыкла к накрашенной бледности, унылым чертам, искусственным слезам. И в то же время, я никогда их не замечала, потому что ты всегда был веселее всех, радостнее всех, милее всех… (Осекается на полуслове, понимает, что выдала себя и тушуется ещё больше. Потом, как будто что-то вспоминает.)  А где же Арлекин?
ПЬЕРО: Где-то здесь был. Позвать?
КОЛОМБИНА: (совсем сконфузившись и очень тихо) Да, конечно.

Пьеро кричит: «Арлеки-и-ин!» и выходит в другую дверь, сняв шляпу Арлекина со стены.

КОЛОМБИНА: (со вздохом) Ушёл. Надо же, я его без грима совсем не узнала. Как, всё-таки, странно. И сердце смолчало. А ведь я его любила… в той, прошлой жизни. Может быть, и до сих пор не разлюбила… Может быть, мне это всё приснилось? Может быть… (Вспоминает.) Нет, не приснилось. Ведь больше нет маленького Карабасика.
Опять начинает всхлипывать.
Входит Арлекин. Бросает шляпу на кровать. Бросается к Коломбине. Их радостно окружают собаки.

АРЛЕКИН: Коломбина! Милая Коломбина! Как я рад тебя видеть! Куда же ты пропала? Я так переживал… (Оглядывается на Дуримара.) То есть, мы так переживали… Ну конечно, мы все очень за тебя переживали, думали: где же ты запропастилась? Искали тебя. Где ты была? (Всматривается в её заплаканное лицо.) Что с тобой? Я очень волновался. Не молчи же, что с тобой?
КОЛОМБИНА: (рассеянно) Арлекин… Он учил меня жонглировать, угощал заварными пирожными, утешал и защищал. А я… всегда отвечала ему чёрной неблагодарностью. (Жалостливо смотрит на него. Дрожащим голосом.) Карабасика… больше нет. Его никто не защитил. Маленький одинокий Карабасик лежит в тесной тёмной коробочке глубоко-глубоко, холодный-прехолодный, и не дышит. Теперь и он никому не нужен, и ему никто не нужен… Он был в меня влюблён. Он один дарил мне цветы…
АРЛЕКИН: Не только он был в тебя влюблён.
КОЛОМБИНА: Он умер.
АРЛЕКИН: Мне тоже надо умереть, чтобы ты поверила моей любви?
КОЛОМБИНА: Не говори глупости.
АРЛЕКИН: Хорошо, буду говорить умности. И начну с главного. Вопрос терзает меня издавна: за что ты полюбила Пьеро?
КОЛОМБИНА:  А разве любят за что-то?
АРЛЕКИН: Так значит – ты его всё-таки любишь… Да, может быть, любят и «не смотря ни на что»,..  но влюбляются всё равно «за что-то». Так за что же? Расскажи, я постараюсь понять. Смею заверить: я не настолько глуп, как могу показаться.
КОЛОМБИНА: Это понимают не умом.
АРЛЕКИН: (с сарказмом) Да, как же: сердцем. И всё-таки.
КОЛОМБИНА: Он добрый и весёлый. Надёжный. С ним не страшно. И как-то… уютно душе, что ли… не знаю, не умею объяснить.
АРЛЕКИН: А я, значит, хуже. Я, значит, не гожусь, чтобы в меня влюбиться.
КОЛОМБИНА: (рассеянно) Господи, о чём мы тут говорим? Пустота - аж сердце высасывает. Кстати, а где Пьеро? Куда вдруг подевался? (Арлекину.) Куда друг подевался?
АРЛЕКИН: Друг отбился от рук. Ха-ха. Не смешно. (Немного подумав.) Он не вернётся. Я его просил об этом.
КОЛОМБИНА, ДУРИМАР: (в один голос) Зачем? Почему?
АРЛЕКИН: Я ему сказал, что хочу выяснить отношения с Коломбиной, и попросил, чтобы он мне не мешал.
КОЛОМБИНА: Что за глупости? Между нами ничего нет и быть не может. Что тут ещё выяснять? А ты, из-за собственной блажи, выгнал друга на улицу. В такую погоду. Друг называется! Иди за ним, догони и верни немедленно! (Тихо, про себя.) Он и здесь выше тебя. Его  Благородство родилось раньше него самого.
АРЛЕКИН: (деланно упрямо) Не собираюсь я никуда идти. Да, и где мне его сейчас искать. А за него не волнуйтесь. Такой, как он не пропадёт.
КОЛОМБИНА: Какой ещё такой?
АРЛЕКИН: У него везде друзей хватает. Особенно подружек. (Скороговоркой.) И приютят, и обсушат, и обогреют, и спать покладут, и песенку споют.

Коломбина размашисто отвешивает ему звучную оплеуху. Собаки поднимают грандиозный лай.

АРЛЕКИН: (про себя) Кажется, я немного перегнул палку. Придётся исправлять ситуацию. (Коломбине.) Забудем всё, что тут мы сообща нагородили. Начнём сначала. Скажи мне, любящая девушка, какого цвета глаза у твоего возлюбленного?
КОЛОМБИНА: (раздраженно) Это допрос или экзамен?
АРЛЕКИН: Расценивай, как хочешь. Только не тяни время. Отвечай.
КОЛОМБИНА: Карие. Но больше на твои дурацкие вопросы отвечать не буду.
АРЛЕКИН: Про свои глаза не спрашиваю. Насильно мил не будешь. Но, может, ты посмотришь в них сейчас?
КОЛОМБИНА: И не подумаю… И не подумаю!

Коломбина выбегает из комнаты, за ней сначала бегут собачки, а потом – Дуримар, укоризненно качая головой Арлекину.


ТРЕТИЙ  ВЕЧЕР

Цирк. На арене Коломбина. Она жонглирует шариками. Сверху на неё начинают сыпаться лепестки. Коломбина поднимает голову и видит на трапеции Арлекина. Он держит в охапке огромный букет ромашек, с которых обрывает лепестки и осыпает ими Коломбину. При этом он раскачивается на трапеции.

КОЛОМБИНА: (взволнованно) Арлекин? Что ты там делаешь? Спускайся скорее, разобьёшься.
АРЛЕКИН: (сверху, абсолютно беспечно) Не всё ли тебе равно? Беспокойся о своём драгоценном Пьеро. (Делает вид, что чуть не упал.)
КОЛОМБИНА: (вскрикнув от испуга) Спускайся немедленно! Слышишь? А не то я сейчас позову пожарную команду.
АРЛЕКИН: Ну вот. Ко всему она ещё и опозорить меня хочет.

Арлекин медленно спускается и театральным жестом преподносит Коломбине букет. Потом садится на арену. Он сыплет шуточками и остротами, на которые Коломбина не реагирует. Наконец, Арлекин смолкает на полуслове. Подходит к Коломбине и заглядывает ей в лицо. Он заливисто смеётся. Коломбина смотрит на него с недоумением.

КОЛОМБИНА: Куда делся Пьеро?
АРЛЕКИН: (кривляется и паясничает) За-гу-лял. С мужчинами в его леты это случается.
КОЛОМБИНА: Что с тобой? То ли у тебя короткая память, и ты забыл вчерашнее, то ли ты белены объелся, и - я тебя не узнаю – стал каким-то неуправляемым, злым и ядовитым. (Смотрит ему в лицо.) Что, что произошло?
АРЛЕКИН: (паясничает) А что, собственно, произошло? Ничего не произошло. А что-нибудь происходит? (Оглядывается.) Ничего не происходит. А что-нибудь будет происходить? Ну, разве это вопрос для антракта? В антракте действий нет. В антракте все пьют пиво: зрители – в буфете, артисты – каждый в своём кабинете, пардон, в гримёрной.
КОЛОМБИНА: Фигляр.

Уходит за кулисы.

АРЛЕКИН: (оставшись один, разведя руками) И что теперь?

Из-за кулис появляется Дуримар. Он сам несет свою замысловатую конструкцию. За ним бегут собачки неорганизованной сворой.

ДУРИМАР: Многоуважаемая публика! Сейчас я научу вас, как ответить на два важнейших вопроса, которые волнуют человечество с древности: куда деваются деньги и откуда берётся пыль? С этими словами он вытаскивает из кармана носовой платок размером с маленькую простыню, вместе с платком из кармана веером разлетаются бумажные деньги. Дуримар встряхивает платок и из того вырывается облако пыли. Клоун сморкается в платок, а затем оглушительно чихает несколько раз. Замечает разлетевшиеся деньги и начинает, ползая на четвереньках, их собирать. Затем подходит к своей чудо машине,  суёт деньги в отверстие и включает кнопку. Машина включается и начинает работать. Через несколько секунд из бокового отверстия посыпалась пыль.

ДУРИМАР: Машина времени выдала свой честнейший ответ, свой откровеннейший результат: деньги превращаются в пыль!!! Ха-ха-ха!!! Деньги превращаются в пыль!!! Ха-ха-ха!!! Стоило ли так долго морочить столько голов? Когда всё так просто!

Дуримар поворачивается к Арлекину.

ДУРИМАР : Ну, как? Тебе понравилось?
АРЛЕКИН: Что-то в этом положительно есть. Хотя,… может ещё соответствующую музычку добавить? Что-то вроде:  «Мани-мани-мани»?  А?
ДУРИМАР: Да-да, как же, музыка тоже будет. Кстати, ты Коломбину не видел?
АРЛЕКИН: Только что здесь была, но ушла. Может, у себя? А что? Зачем она вам понадобилась?
ДУРИМАР: Папочка разыскивает.
АРЛЕКИН: Да? Зачем?
ДУРИМАР: Откуда мне знать? Приказано найти и всё тут.
АРЛЕКИН: А Буратино уехал?
ДУРИМАР: Да. Слава Богу.
АРЛЕКИН: Скатертью дорожка. А Пьеро не появлялся?
ДУРИМАР: (внезапно вспылив) Всё, с меня дурацких вопросов достаточно!

Уходит.

АРЛЕКИН: (ему вслед) Ха-ха! Дуримару не нравятся дурацкие вопросы!

Уходит в другую сторону.
Некоторое время на манеже пусто. Затем выходит Коломбина. В руках у неё письмо.

КОЛОМБИНА: (читает) «Не думай о нём плохо. Он хороший человек. Просто шутит грубовато. Так это от грубости судьбы. Ты его, пожалуйста, прости. Но, если ты, всё же, в нём сомневаешься, то посмотри хотя бы в его честные и грустные глаза. Они о многом тебе расскажут». (Прерывает чтение.) О чём это они мне расскажут? Вот душа-человек. Ему, можно сказать, в душу плюнули, в такую ночь на улицу выгнали, а он просит за обидчика и продолжает считать его своим другом. (Восторженно.) Только такого человека можно полюбить крепко-крепко и навсегда. (Замирает с блаженной улыбкой на лице.)

Выходит Артемон.

АРТЕМОН: Наконец-то отыскалась.
КОЛОМБИНА: (отрешенно, вдруг) А я никуда не пропадала.
АРТЕМОН: Надо добавить: сегодня. (Смотрит на неё с ехидным лицом.) Вот и ладно. Вот и хорошая девочка.
КОЛОМБИНА: (про себя) Что бы это значило?
АРТЕМОН: А с собачками уже репетировала?
КОЛОМБИНА: С собачками не репетируют, с собачками дрессурой занимаются. Пауза. Занималась.
АРТЕМОН: Девочка-то поумнела прямо на глазах. Ну, вот что. Я решил, что с сегодняшнего дня ты должна готовить новый номер. Будешь выступать в паре с Арлекином. Он – под куполом, а ты – на манеже с собачками. А? По-моему, прекрасная мысль! Можно, например, разыгрывать собачьи театральные представления. Пока луч прожектора освещает Арлекина под куполом, на манеже, в темноте, меняются костюмы и декорации. Для начала можно поставить какую-нибудь примитивную детскую сказку. Ну, там: «Колобок» или «Курочку рябу». А? Тебе что больше нравится?
КОЛОМБИНА: А мне всё равно: что траурный марш, что певчие.
АРТЕМОН: Да ты, никак, рехнулась? Что ты несёшь?
КОЛОМБИНА: Это я, когда Арлекин с трапеции упадет, рехнусь. А если на меня упадёт, мне уже абсолютно всё равно будет… Вот это я и имею в виду.
АРТЕМОН: Не городи чепухи! И делай, что от тебя требуется!
КОЛОМБИНА: А с комиссией ты уже договорился?
АРТЕМОН: (в ярости) Молчать, несносная девчонка!
КОЛОМБИНА: Полминуты не прошло, как умной назвал. Завидное постоянство мнения.

Артемон гонится вокруг арены за Коломбиной. В руках у него наездничий хлыст. Коломбина с визгом убегает. В кулисе сталкивается с Пьеро, но не останавливается.

ПЬЕРО: (ухватившись за хлыст обеими руками) Сколько шуму! Из чего же? Простите, но это именно то, что я искал.
АРТЕМОН: Не задерживай, мне нужно проучить девчонку.
ПЬЕРО: А мне нужно работать. Так что хлыстик я у вас изыму. А проучите вы её чем-нибудь другим. Договорились?
АРТЕМОН: Мальчишка, ты смеешь мне перечить? Ты забываешься! Я пока что ещё здесь директор!
ПЬЕРО: Вы в этом абсолютно уверены?
АРТЕМОН: (в замешательстве) Абсолютно… как будто. (Придя в себя.) То есть как это: абсолютно ли я уверен!? Будь спокоен! Я тут хозяин и им останусь навсегда!
ПЬЕРО: Ой ли.
АРТЕМОН: Что ты этим хочешь сказать?
ПЬЕРО: (загадочно) Читайте газеты. Очень советую: читайте газеты.

Уходит с хлыстом. Артемон некоторое время стоит в недоумении, затем разводит руками, хмыкает и тоже уходит. Через несколько секунд на арену выскакивают лошади. За ними – Пьеро. Он пробует изобразить какой-то немыслимый кульбит верхом на лошади. У него поначалу плохо получается. Потом лучше. Появляется Коломбина.

КОЛОМБИНА: (бросается к нему) Пьеро! Где, где ты пропадал? И что ты тут делаешь?
ПЬЕРО: Отрабатываю номер, разве ты не видишь?
КОЛОМБИНА: А где ты был всю ночь?
ПЬЕРО: А ты разве не получала моего письма?
КОЛОМБИНА: (растерянно)  Получала… А разве там написано, где ты был прошлой ночью?
ПЬЕРО: Не помню. Кажется.
КОЛОМБИНА: Нет, нет, и нет. Нет там ничего ни про ночь, ни про то, где ты был.
ПЬЕРО: А тебе зачем?
КОЛОМБИНА: Что зачем?
ПЬЕРО: (начинает дурачиться) Кто за кем? Порядок слов в предложении. От перестановки слагаемых – сумма не изменяется! Первой была курица! Или её яйцо! Что и требовалось доказать.
КОЛОМБИНА: Да, не надо мне ничего доказывать! Я беспокоилась. Пойми, я не о том беспокоилась, что ты где-то, а о том, как ты там. С тобой всё хорошо?
ПЬЕРО: Без-ус-лов-но!
КОЛОМБИНА: Вот и ладно. А лошадки тебя слушают?
ПЬЕРО: А то как же?!
КОЛОМБИНА: И Арлекин тебя не обижает?
ПЬЕРО: Пусть только попробует! Вот где он у меня! (Показывает крепко сжатый кулак.)
КОЛОМБИНА: Тогда, может быть, ты его обижаешь?
ПЬЕРО: Ни в коем разе. Живём по-братски, душа в душу. Ну, просто, как одна душа. (Загадочно.) Одна душа на двоих.
КОЛОМБИНА: Это уж как-то слишком заумно. Не говори загадками. А то я перестаю тебя понимать и теряюсь.
ПЬЕРО: В догадках? (Опять начинает дурачиться. Шутливо кричит.) Не теряйся, Коломбина, в догадках, я искать не умею! Того гляди, сам потеряюсь! Потеряемся вдвоём! Кто нас будет искать?! В твоих-то догадках.
КОЛОМБИНА: (задумчиво) Чего в них теряться?  Их совсем немного, моих догадок. Видно, недогадлива. (Пауза. Коломбина подходит к Пьеро и смотрит ему в глаза.) Карие. (Про себя.) А какие глаза у Арлекина? (Обращаясь к Пьеро.) Пьеро,  ты не знаешь, у Арлекина глаза какие?
ПЬЕРО: Комические.
КОЛОМБИНА: Что значит: комические?
ПЬЕРО: То и значит. Ему по должности положены комические глаза, он же клоун. Да ещё Арлекин. Вот я  -  Пьеро. У меня - грустные глаза.
КОЛОМБИНА: Я не о том. Ты не понял. Я спрашиваю: какого цвета у него глаза? У Арлекина.
ПЬЕРО: (делает вид, что задумался) Кто его знает, он ведь всегда в гриме.
КОЛОМБИНА: Цвет глаз не загримируешь. А, поскольку я знаю тебя, как человека внимательного, то могу предположить, что ты сейчас неискренен со мной. Или же дурачишься.
ПЬЕРО: Или же хочу, чтобы ты догадалась сама.
КОЛОМБИНА: Смешно. Как можно догадаться о цвете глаз, если не помнишь его?
ПЬЕРО: Ты Арлекина-то помнишь?
КОЛОМБИНА: Зачем же так. Он только что, то есть, недавно отсюда ушел. Мы говорили с ним…
ПЬЕРО: О чём? Уж, не обо мне ли?
КОЛОМБИНА: И о тебе тоже. (Со вздохом.) Опять выясняли отношения.
ПЬЕРО: Я польщен. Однако, надо заметить, что вы с ним слишком часто выясняете отношения. И при этом вспоминаете обо мне. Отчего же?
КОЛОМБИНА: (заметно смутившись, но, не желая отвечать) Я спросила только о цвете глаз Арлекина. Разве это преступление?
ПЬЕРО: Милая Коломбина, ты такая замечательная, а цвет глаз Арлекина не заметила. Меня без грима не узнала. Как же так?

Коломбина, не отвечая, идёт вокруг арены. Поднимает букет цветов, вернее то, что от него осталось, подходит к Пьеро, внимательно на него смотрит и протягивает ему букет.

КОЛОМБИНА: Простите, Пьеро, то есть Арлекин, или как вас там ещё, я не достойна ваших цветов.

Пьеро опешил. Коломбина уходит за кулисы. Словно проснувшись, Пьеро бежит в сторону кулис.

ПЬЕРО:  (кричит) Коломбина, постой! Коломбина, любимая Коломбина, это же шутка была! Всего только шутка!!! Прости!!!..

Занавес.