Счастливая

…Она стояла в проеме раскрытого нараспашку окна. Солнце жарило изо всех сил, но не могло прогреть юную душу. От глаз разбегались белые солёные бороздки, явственно заметные на побледневшем лице.

Она посмотрела вниз. Семнадцатый этаж. Под ней, далеко-далеко, асфальт. Оживлённая магистраль. Какими маленькими, копошащимися существами кажутся человечки там, на земле. Суетливо бегут куда-то, толкаются, извиняются и снова бегут. Машины нетерпеливо гудят, увязнув в длинной, змееподобной пробке, которая никогда не иссякнет. Но никто не посмотрит вверх. Никто не разглядит в одном из окон многоэтажного муравейника худенькую девушку. Слишком много окон, слишком мало времени.

И Она совсем одна. И никому не нужна. И никому нет дела, до того, что она балансирует на узком подоконнике, впитывая в себя, как губка, последние минуты жизни. Слёзы вновь потекли из глаз, рассекая щёки. «Никому не нужна!» - колыхнулись губы в беззвучном крике. Она закрыла глаза.

Никому–никому. Она, поссорившаяся с родителями, расставшаяся с парнем, разочаровавшаяся в друзьях. Она одна. И хорошо. И отлично. Никто не потянет за рукав, оттаскивая от той пропасти, на краю которой она стоит. Никто не станет говорить ей сейчас: «Остановись! Что же ты делаешь!».

Она знает, что делает. Из груди вырвался тяжёлый всхлип. Она покажет всем. Вот тогда все вспомнят, что Она значит для этого мира. Но будет слишком поздно. Она пошатнулась, но успела крепко сжать пальцами оконную раму. Хотя, в сущности, какая ей разница, до их запоздалых сожалений? Может, они наоборот вздохнут с облегчением, избавившись от обузы. И ладно. Ей будет уже всё равно. Слёзы, сорвавшись, обожгли босые ступни.

Она с трудом открыла глаза. Сегодня, сейчас, она покончит с этим затянувшимся фарсом. Собираясь с силами для волевого последнего шага, посмотрела вниз. Смешные люди. Она прервёт их размеренный бег в колесе мегаполиса.

Внезапно её взгляд выхватил из пестрых муравьишек пару. Ребенок, смеясь, бежал к матери и протягивал свои маленькие ручонки, чтоб скорей обвить её шею. Горло сжал спазм. Память услужливо подкинула картинку: она, маленькая, в белом платьице с букетом ромашек, сорванных только что, спешит впереди всех взрослых встретить с поезда свою мамочку. Слёзы привычно покатились из голубых, как небо, глаз. Она снова посмотрела вниз и голова вдруг закружилась.

Странно, она, всегда считающая самоубийство трусостью, недостойной человека, вдруг сама оказалась у этой грани. Один шаг, всего один шаг, который она собирается сделать и… Пустота. И больше ничего. Ни солнца, ни надежды, ни шанса. И внезапно Она осознала всю глупость своего решения. Ведь никому, а тем более ей, не станет лучше. И легче. И её сиюминутный порыв должен остаться лишь порывом. Завтра будет легче. Она знала это.

Она развернулась и аккуратно спустилась с подоконника. Звук захлопнувшегося окна как будто привёл в движение какой-то тайный механизм. Из глаз хлынули слёзы. Не тоненькие солёные бороздки, а целый поток слёз.  И с каждой слезинкой становилось легче.

Она сняла трубку и набрала знакомый до боли номер. Один гудок, второй, третий.
- Алло? – ответил на том конце такой родной голос.
- Мамочка, я так тебя люблю…