Шамиль

- Он мне сказал: «Такую личную неприязнь я испытываю к потерпевшему, даже кушать не могу»...
- Кто он такой, этот потерпевший? Куда он пошел? Я его в первый раз вижу!
(из к-ф "Мимино")



         Шамиль приехал поступать в бухарский госпединститут из своего родного села Михайловское, что было расположено под Ташкентом. Это было одно из тех немногих сел, в котором компактно проживали турки-месхетинцы.
         Симпатичный, с густыми бровями и темно-карими выразительными глазами, он, можно сказать, был буквально оторван от сохи и отправлен в Бухару: грызть гранит науки и покорять городскую жизнь, очаровывая своим огромным колоритным носом и чувственным ртом местных красавиц.
         Крепко сбитое атлетическое телосложение заметно скрашивало и оттеняло его незначительный - ниже среднего - рост.
         Как и многие свои сородичи, Шамиль страстно увлекался борьбой - этим самым распространенным и обожествляемым, среди турок, видом спорта. И в этом не было ничего удивительного: сила, ловкость и мужество, наряду с честностью и трудолюбием, являлись одними из главных качеств, прививаемых с детства практически в любой турецкой семье.
         И, всё же, главной отличительной особенностью, несомненно, были его глаза. С длинными густыми ресницами.
         Его наивно-вопрошающий взгляд, с большими овечьими глазами, всегда имел несколько печальный и грустноватый оттенок, обладая удивительной способностью - притягивать к себе и заставляя собеседника проникнуться жалостью и состраданием. При этом, нельзя сказать, что такие качества, как лукавство и хитрость были ему неведомы. Однако, они лежали на поверхности, как у ребенка, и угадывались невооруженным взглядом. Впрочем, о своих достоинствах Шамиль и сам был прекрасно осведомлен, что являлось, порой, одним из главных и действенных видов "оружия", когда возникала острая необходимость растрогать и расположить к себе оппонента.
         Достаточно сносно изъясняясь по-русски, его речь, тем не менее, отличалась заметным кавказским акцентом и изобиловала целым рядом курьезных оборотов и уникальных выражений, что вполне органично сочеталось с его оригинальной внешностью.
         Как и всякому мужчине, имевшему южные корни, ему была свойственна повышенная импульсивность и чрезмерная возбужденность. Его эмоциональную речь невозможно было воспринимать без улыбки.
         - Чара мы ходили в кино: такой фильм, такой фильм! - округлив свои и без того огромные глаза, захлёбывался он, при очередной встрече.
         - Когда? – наивно, уточнял я.
         - Чара! - пояснял Шамиль, не улавливая в моём вопросе никакого подвоха.
         За короткое время весь наш курс проникся искренней симпатией к симпатичному пареньку с наивными глазами и добрым сердцем, приехавшему из сельской глубинки. Очень скоро и естественно у нас образовался довольно узкий и устойчивый круг близких друзей, состоящий из представителей совершенно различных национальностей: татарин, кореец, турок и таджик.
         Избирательная память сохранила сцены частых посиделок, устраиваемых нами в комнате нашего друга, в студенческом общежитии, где мы нередко оставались на ночь, тесня гостеприимного хозяина и его доброжелательных соседей.
         Излюбленной темой наших бесед, как правило, являлся противоположный пол. Очень часто, мирные дискуссии незаметно перерастали в жаркие споры с выяснением отношений, выразительной жестикуляцией и всплеском эмоций.
         В такие моменты, возбужденность моего товарища достигала апогея, являя собой исключительное и забавное зрелище.
         - Глянусь тебе, Галиб! - страшно выпучив свои огромные глазища, неистово колотил себя в грудь Шамиль. - Глянусь мамой: я никогда этого не говорил!
         - Не верю! - не соглашался я лишь для того, чтобы вновь насладиться этой "пестней".
         - Глянусь, слышишь! Чем хочешь, глянусь!
         С трудом сдерживая смех, я ещё некоторое время пытался добиться истины, однако, очень скоро махнув на всё рукой, откровенно наслаждался фейерверком эмоций и каскадом неподражаемых оборотов речи.
         Поначалу, Шамиль наравне со всеми нами мог смеяться над собственными огрехами. И вообще, поначалу он был прост, открыт и оттого естественен. Со временем же, внезапно предоставленная "свобода" и вольная студенческая жизнь сумеют порядком подпортить его гены. Соблазны городской жизни и страстное желание избавиться от комплекса, заставят его сблизиться с сомнительными личностями, сыгравшими в его жизни далеко не положительную роль. Но это будет значительно позже, а пока...
         Пока мы втроем отправились на каникулы в гости к Шамилю, в село Михайловское.
         Эта поездка позволит мне не только поближе познакомиться с его семьей, но и заставит полюбить этот маленький, но гордый и трудолюбивый народ.
         Помню, что всю дорогу мы прикалывались над своим товарищем, предвкушая предстоящий отдых.
         - А как нам называть тебя перед твоими родными? И вообще, как твое полное имя? - волнуясь, расспрашивали мы его.
         - Шамиль Кятиб Оглы. - гордо произнес наш друг. - То есть, Шамиль сын Кятиба.
         - А можно, мы тебя будем звать "по-нашему", ну как на курсе - "простачок"?
         - Ну и скажешь же, ты... - состроил обиженное лицо товарищ и все весело заржали...
         Больше всего, мне запомнился его дедушка. Ему было уже немало лет, но выглядел он бодро и весело, изредка подначивая Шамиля своими колкими репликами, полными иронии и сарказма. И тем не менее, чувствовалось, что он горд за своих внуков, которые отправились в далекую Бухару получать диплом и высшее образование. Было видно, что к науке здесь относятся, не менее уважительно, чем к борьбе.
         Как я и предполагал, его родители также оказались очень скромными тружениками, с утра до позднего вечера занятые по хозяйству. Мать - добродушная и милая пожилая женщина - постоянно что-то готовила на кухне: она также не скрывала своей радости и от души старалась угодить своей стряпней гостям - друзьям своего младшего сына.
         Отец - загорелый и жилистый мужичок, небольшого роста - ни на минуту не находился без дела: то он орудовал кетменем и лопатой, на огромном пространстве своего участка, прокладывая канавки для воды, и перекапывая землю; то его можно было застать на поляне, скашивающим люцерну, для домашней живности; то он чинил какой-то железный агрегат, приспосабливая его к нуждам своего хозяйства. А хозяйство и в самом деле было немалое. Помимо добротно выстроенного большого дома, сада и огорода, на территории их участка находился также курятник, в котором рядом с многочисленными курами и цыплятами, соседствовал важный индюк. Напротив, располагался широкий просторный хлев, где я запомнил лишь корову и здоровенного быка. Помнится, что меня очень удивили размеры последнего.
         - Ну, что ты - это же ещё бычок! – смеясь, просветил меня товарищ. - Ему всего полтора года. Мы его зарежем на свадьбу брата.
         Свадьба брата должна была состояться на следующий год. Шавкат был старше Шамиля года на два и уже оканчивал последний курс института.
         Вечером того же дня, мы одной большой семьей собрались в огромной комнате, где на полу были разостланы стёганые ватные одеяла, а посредине, раскинут длинный дастархан, заставленный всевозможной снедью, лепешками и овощами с фруктами. Главным же блюдом на ужин были излюбленные турецкие хинкали.
         - Ну-ка, сейчас мы проверим: как вы там учитесь! - лукаво подмигнул нам дедушка, когда перед каждым легло большое блюдо со своеобразными пельменями. - Кто как ест, тот так и учится - подытожил он.
         Вскоре выяснилось, что хуже всех академическая наука дается мне. И в самом деле, восхитительное блюдо оказалось на редкость точным барометром. Единственное, что меня смутило, так это то, что у Шамиля выходила круглая "пятерка" - его посудина была вылизана начисто.
         Словом, погостили мы славно.
         
         
         Беда придет очень скоро.
         Вначале она постучится в двери дома моего гостеприимного однокурсника, а вскоре затронет и весь этот несчастный народ.
         Через год, в самый разгар свадебных тожеств, тот самый бычок насмерть забьёт своими рогами отца моего товарища, когда тот, согласно традиции, попытается зарезать животное. В эту страшную весть мне трудно будет поверить.
         А ещё спустя несколько лет, когда наши пути окончательно разойдутся, я узнаю о ферганских событиях и ещё раз вспомню своего студенческого друга. К тому времени, я уже давно буду проживать в Питере, погрязнув в рутине семейных будней.
         В 1995 году неожиданный звонок из Воронежа, заставит меня немало поволноваться, когда на том конце провода я услышу до боли знакомый мне говор.
         - Это я - Шамиль! Ты помнишь меня?
         "Милый мой дуралей" - улыбнулся я про себя. Вслух же, поспешил заверить его:
         - Конечно же, помню, дорогой! Как твои дела? Как семья? Где вы живете?
         - Все хорошо: нам здесь дали землю и мы потихоньку налаживаем жизнь. Приезжай к нам! Я так хочу тебя увидеть и показать свою семью!
         - Обязательно постараюсь! - заверил я его, хотя знал, что вряд ли в ближайшее время такая поездка возможна.
         Какая-то непонятная, щемящая душу, тоска сдавила мне в грудь, и я с ужасом для себя вдруг почувствовал, что испытываю вполне определенный стыд перед ним, перед его дедушкой, перед родителями, перед всем его народом. Словно, в произошедших недавно событиях, заставивших несчастный народ вновь покинуть насиженные и обжитые места, была непосредственная моя вина. Ведь, это с территории моей родины прогоняли их.
         А он вновь совершенно искренне звал меня к себе в гости. И был рад мне, как тогда, когда впервые приехал поступать в институт.
         "Боже мой! - подумал я, опуская телефонную трубку. - Двадцать лет прошло. Двадцать лет! Подумать страшно. А ведь, было, вроде совсем недавно, совсем вчера"...
         - Совсем чара... - грустно произнес я вслух.
         
         Короткая историческая справка (Из Википедии)

         Турки-месхетинцы (самоназвание тюрк) — тюркоязычный народ, происходящий из грузинской области Месхетия и в настоящее время рассеянный по территории бывшего СССР и, отчасти, Турции.
         С 1928 по 1937 годы турок-месхетинцев принуждали указывать себя грузинами и брать грузинские фамилии. С началом Великой Отечественной войны было мобилизовано практически всё взрослое мужское население (более 40 тыс., 26 тыс. из них погибло).
         В 1944 году турки-месхетинцы (вместе с курдами, хемшилами), «в связи с тем, что значительная часть населения была связана с жителями приграничных районов Турции родственными отношениями и проявляла эмиграционные настроения, по обвинению в пособничестве врагам, занятиях контрабандой и служению для турецких разведывательных органов источником вербовки шпионских элементов и насаждения бандитских групп», по постановлению ГКО СССР № 6279 от 31 июля 1944 г. были принудительно выселены со своих территорий в Грузии в Казахстан, Киргизию и Узбекистан.
         Всего было выселено более 90 тыс. человек. В новых местах проживания с ними довольно быстро смешались и небольшие группы турок-османов, выходцев из центральной Турции, живших в Абхазии и Аджарии и выселенных оттуда в Среднюю Азию в 1948-49 годах.
         Депортированные турки-месхетинцы были рассредоточены по отдельным посёлкам в различных областях Узбекистана, Казахстана и Киргизии как «спецпоселенцы» (то есть без права изменения места жительства).
         В 1956 году с турок-месхетинцев были сняты ограничения по специальному поселению, часть из них стала возвращаться в различные районы Кавказа, в особенности в Кабардино-Балкарию и Северный Кавказ. Но большинство турок-месхетинцев осталось в насиженных местах Средней Азии и Казахстана.
         В результате роста этнического напряжения в перенаселенной и обедневшей части Ферганы в июне 1989 года произошёл погром турок-месхетинцев в Ферганской долине Узбекистана. Это вызвало массовую эвакуацию турок-месхетинцев из Узбекистана в Россию, Казахстан и Азербайджан.
         Азербайджан принял несколько тысяч месхетинцев, однако, ввиду проблемы с беженцами из Нагорного Карабаха, дальнейшее переселение было приостановлено.
         Турция, которую многие турки-месхетинцы рассматривают в качестве настоящей родины, начала программу по приему месхетинских иммигрантов, с заселением их в бедные восточные районы страны с преобладающим курдским населением. Это не соответствовало ожиданиям месхетинцев, которые не стали заселяться на отведенные им территории и расселились, в большинстве своём, в городах Бурса, Игдыр и др. Сейчас в Турции действует специальный закон, облегчающий получение турками-месхетинцами турецкого гражданства.
         Значительная группа месхетинцев компактно осела в юго-западных районах Краснодарского края России. Однако, как в силу общей политики местных властей по противодействию иммиграции в этот край, так и в особенности из-за возникшей неприязни именно к месхетинцам, последние испытывают притеснения со стороны районных администраций и негативное отношение местного казацкого населения. В Краснодарском крае налицо социальная проблема на национальной почве.
         Месхетинцы в Краснодарском крае обращались к местным властям (на уровне сельского или поселкового советов и района) за пропиской в основном в 1989—1992 гг. Практически все получили отрицательные ответы (в устной форме). Из-за отсутствия прописки (регистрации) месхетинцы не могли получить российские паспорта.
         С февраля 2004 года, при содействии правительств России и США, Международная организация по миграции начала программу по переселению турок-месхетинцев из Краснодарского края в США. На сентябрь 2005 года около 21 тысячи лиц подали заявления об участии в программе и 5000 переехали в города Портленд, Филадельфия, Атланта, Ноксвилль, Вокеша, Кент: всего более чем в 60 городов Америки. На данный момент программа приостановлена.