17 декабря, ранее утро
Кафе Роберта Скотта
Роберт Скотт, Оливия Синклер
Раннее утро. Время, когда солнце еще не взошло, но его первые лучи робко трогают небесный свод. Как будто оно находится в раздумье, взойти ли ему сегодня или оставить на этот раз мир прозябать во мраке. Мир замер на грани, между ночью и днем, между тьмой и светом.
В кафе царила полутьма и тишина. Клетчатые шторы, закрывающие чудом уцелевшие стеклянные витрины в рост человека, чуть колышутся от легкого сквозняка. Массивная дубовая барная стойка в глубине зала практически утонула во мраке. Сидящая на ее столешнице женщина скорее напоминала темный силуэт, чем живого человека. Только слабый луч восходящего солнца, каким-то чудом проникший в глубину зала, осветил ее лицо.
Казалось, что сама Афина Паллада спустилась с Олимпа на землю. Таинственная и прекрасная. Холодная и опасная. Роберт тряхнул головой, и видение исчезло. На барной стойке скрестив ноги по-турецки сидела Оливия. Она только что вернулась с утренней пробежки и теперь отдыхала. Когда-то, как теперь уже казалось очень давно, в прошлой жизни, он знал ее. Или ему казалось, что знал. Последнее время, Роберт уже ни в чем не был уверен.
Оливия сидела на стойке бара и наблюдала за Бобби. Он только что протер столешницу, на которой она теперь расположилась, и принялся за столики в своем кафе. Ноги противно ныли после утренней пробежки, но она терпела. Если хочешь достичь совершенства - начни с малого. Заставь себя делать то, что ты ненавидишь больше всего, поменяй привычки. Тело не должно диктовать тебе условия. Больше всего на свете она ненавидела любые бессмысленные с ее точки зрения занятия, к чему и относила такое времяпрепровождение, как утренний бег.
Оливия грустно улыбнулась. Вот только у Боба это не очень получалось. Ей стоило больших усилий заставить его просыпаться на рассвете. И сейчас она лицезрела Роберта в стадии крайнего раздражения. «Утренний Бобби» как это его состояние называла она в те далекие времена, когда их отношения выходили далеко за рамки дружеских, предстал перед ней во всей красе: ворчлив, раздражителен, упрям и вспыльчив. В таком состоянии он частенько начинал вести себя как маленький и капризный мальчишка.
Роберт протер очередной стол и угрюмо посмотрел на Оливию. Он ненавидел вставать так рано. Но если Оливия чего-то хотела, то всегда добивалась своего. Сейчас она сидела скрестив ноги и внимательно следила за его движениями. Ее небесно-голубые глаза излучали сияние, в них было столько уверенности и силы, столько жизни, что это притягивало и пугало его одновременно. В лучах восходящего солнца волосы отливали цветом старого золота. Но настроения восхищаться ее красотой не было никакого, и он решил спуститься с небес на землю.
- Ну что смотришь, - тяжело дыша спросил он, - не хочешь присоединиться и помочь?
Эти слова прозвучали грубо и с вызовом. В них он вложил все раздражение, которое копилось в нем в течение последних сорока минут его утреннего бодрствования.
- Нет, - с легкой насмешкой в голосе ответила она, - зачем ты этим занимаешься? Нам достаточно пары столов, остальные можно просто отодвинуть в угол и чем-нибудь накрыть. А вся эта уборка, затеянная здесь - это бессмысленная трата сил и времени с твоей стороны.
- Нет, - передразнивая ее, ответил Роберт и улыбнулся, - ты же помнишь, как я ненавижу пыль и грязь. И как меня бесит, когда приходиться так рано вставать. И…
Оливия рассмеялась, Бобби был так предсказуем. Она встряхнула головой, и ее золотистые волосы рассыпались мягкими волнами по плечам, а глаза засияли еще ярче. Она пододвинулась к краю стойки и опустила ноги. Теперь она сидела и болтала ими в воздухе, напоминая маленькую девочку.
Богиня превратилась в юную фею, случайно залетевшую к нему в гости. Роберта всегда поражало умение Ливи так быстро менять свой образ. Подобные метаморфозы обычно происходили неожиданно и непредсказуемо. Это его всегда ставило в тупик.
- Бобби, ты же знаешь, для того, чтобы измениться надо начинать с мелочей. Если ты сможешь победить свои привычки, то тогда путь к самосовершенствованию будет открыт. Ты должен быть достоин того, чтобы встретить восход Шестого Солнца. Неужели тебе, Роберт, не хочется стать человеком новой эры?
Роберт был слишком раздражен, чтобы в очередной раз слушать ее теории, в которые он ни капли не верил. Но высказать вслух свой протест не решился, поэтому повел себя как мальчишка. Повернувшись к Оливии спиной, чтобы она не заметила, стал передразнивать ее, двигая губами, копируя выражение лица, но проклятое отражение в большом зеркале на стене выдало его с головой.
- Роберт! - возмущенно вскрикнула Оливия и, спрыгнув на пол, посмотрела на него с осуждением, - ты ведешь себя как маленький ребенок! Я ведь тебе помочь хочу!
В своей ярости, она напомнила ему мамашу, которая застала своего сына шалопая за поеданием варенья в чулане. Грозная и прекрасная, но такая живая и близкая. Образ прекрасной феи исчез, растворился в утреннем сумраке. Теперь перед ним стояла просто красивая женщина, которую он обидел.
Роберт поднял руки, делая вид, что сдается, но увидев, что в правой руке все еще держит тряпку, поспешно спрятал ее за спину, чтобы не выглядеть смешным. Сам виноват, зачем надо было передразнивать Ливи. Получилось глупо и неудобно. Нельзя было срывать свое раздражение на других. Надо держаться, быть сильным.
Иногда в глубине души Роберт завидовал Оливии. Когда у человека есть цель, то жить становится проще, а картина мира выглядит значительно четче и ясней.
Она говорила о том, во что верила. А он не сдержался. Как бы он ни притворялся, события последних недель серьезно выбили его из колеи. Каждый по-своему спасался в это странное и страшное время. Он отчаянно цеплялся за прошлое, а она старалась его забыть. Всем своим существом Оливия стремилась стряхнуть бренный прах прошлого со своих ног и сделать шаг вперед, в будущее.
- Прости Ливи, - Роберт старался, чтобы его слова прозвучали как можно более искренне, - я перегнул палку. Я попытался пошутить, но неудачно. Ты же знаешь, что иногда мое чувство юмора сбоит. Просто эти уборки так успокаивают.
- Нет, Бобби, - покачав головой, ответила ему Оливия, - эти постоянные уборки мешают тебе осознать простую вещь. Старого мира больше нет, и он не вернется никогда. А ты цепляешься за него, как тонущий человек за соломинку. Пора повзрослеть Роберт, пора сделать выбор.
Оливия подошла к Бобу и посмотрела ему в глаза.
- Неужели это так сложно, просто открыть глаза и посмотреть вокруг. Конец Света грядет, и мы уже не сможем его остановить. Человечество опоздало. У нас есть шанс начать все сначала. Это все что мы можем сделать.
- Тогда какое отношение к Концу Света имеет то, что я должен теперь вставать в такую рань? – пробурчал себе под нос Роберт в надежде, что она не услышит этих слов. Оливия осуждающе посмотрела на него и покачала головой.
- Ох, Бобби, я же объясняла тебе и не раз. Чтобы очистить свое сознание, надо справиться со своими слабостями. Нет ничего страшнее ленивого Духа. А все начинается с мелочей. Один раз дал себе поблажку, проспал работу или сделал что-то кое-как и уже не можешь остановиться. Дальше все идет как снежный ком. И вот уже по жизни тебя ведет не Дух, а низкие страстишки и желания. Великая Цель потеряна, ты распыляешься на множество мелких ненужных дел. – Оливия прищурилась и с насмешкой спросила, - кто сильнее, Роберт Скотт или его борода?
- Не говори глупостей, Ливи, - возмутился он, - конечно, я. Какую чушь ты иногда несешь!
Оливия подошла к Роберту и провела рукой по его колючему не бритому уже несколько дней подбородку.
- Я прошу тебя побриться уже три дня, но ты все время это откладываешь, - она усмехнулась и, склонив голову набок, с сочувствием посмотрела на Роберта, - ты постоянно находишь причину, чтобы этого не делать. Она сильнее тебя, ведь ты не можешь ее сбрить.
- Ладно, вот пойду и сбрею прямо сейчас, вот увидишь!
- Не надо Бобби, - с какой-то нежностью в голосе произнесла она, - это надо делать не для меня, а для себя. Ты должен быть сильнее своих слабостей. А ты постоянно ищешь отговорки.
Роберт в очередной раз зарекся спорить с Оливией Синклер на любые темы. Она создала свой мир и жила в нем, следуя своей логике. Роберту оставалось только подстраиваться под эти правила или уйти. Но он не мог бросить ее и людей, которые шли за Оливией, которые верили в нее. Он чувствовал за них определенную ответственность. Они все больше теряли связь с реальностью, уходя куда-то в свой только им понятный мир. В мир, где скоро взойдет Шестое Солнце, и все будет хорошо. Не будет боли и потерь, не будет страха и безысходности. Эти люди жили надеждой, которую подогревала в них Оливия.
- То есть я теперь должен всегда рано вставать и часто бриться? – деловым тоном уточнил Боб, - тогда в чем смысл? Ну, поменяю я одни привычки на другие?
Он уже не хотел с ней пререкаться, эти слова у него вырвались скорее по привычке. Они с Оливией слишком часто спорили в последнее время.
- Конечно, нет, Бобби, дело не в том, будешь ли ты вставать в четыре утра или в полдень, а в том, что для тебя это не будет иметь значение. Ты будешь вставать тогда, когда тебе надо, а не потому, что твое тело капризничает, и ты идешь у него на поводу. В этом то и вся разница.
- Хорошо, я постараюсь делать так, как ты просишь, - согласился с Оливией Роберт. Ему больше не хотелось спорить на эту тему. Это было глупо. Тем более что у него начинался очередной приступ.
Боль, адская боль, разрывающая череп изнутри нахлынула на него так, что в глазах потемнело и, возможно, он бы рухнул на пол, если бы не Оливия. Она подхватила его и осторожно усадила на пол.
- Что? - обеспокоенно спросила она у Роберта, - Это приступ? Опять? Но ведь сейчас только утро?
- Видимо, теперь это уже не важно, - устало ответил Боб. Эта боль вытягивала из него все силы, - с каждым днем приступы происходят все чаще. Это из-за того, что планеты сближаются. Я думаю.
Оливия с тревогой вглядывалась в лицо Роберта: оно посерело, а на лбу выступили бисеринки пота.
- Ты плохо выглядишь, Бобби, давай я помогу тебе подняться наверх и прилечь, - говоря это, она помогла ему встать, - обопрись на меня, так тебе будет легче.
Роберт почти повис на руках Оливии, ноги дрожали от слабости, голова кружилась. Она осторожно помогла подняться ему наверх и улечься на кушетку.
- Отдохни, - чуть слышно произнесла Оливия. - Планеты уже почти выстроились в ряд. Потерпи, осталось чуть-чуть.
Оставив Роберта на втором этаже, она спустилась вниз и вышла на улицу. Солнце неторопливо, как бы нехотя, продолжало свой путь по небу. По пустынной улице легкий ветерок гнал какие-то клочки бумаги. Утро вступало в свои права.
17 декабря, вечер
апартаменты Тайлера Монро
Ева Лоренс
Через какое-то время мне начало казаться, что я улавливаю движение солнца - как оно медленно, но точно сдвигается за модными шторами, которые гармонировали с обстановкой. Я все больше понимала, что головная боль, наверное, не пройдет никогда. Все эти мысли о перемещении, о том, что я должна нестись быстрее света в общежитие и звонить или звонить прямо тут, только накаляли этот провод, находящийся в моей голове. Потом в мысли пробрался Джесси, следом профессор Файенс, сидящий только что рядом со мной. Мне почему-то хотелось плакать из-за непонятных мне событий, которые происходили одно за другим. А еще у меня так ничего и не спросили о том, как я тут...
А должны были?
Я знала, что ответ отрицательный, но безумно хотелось чтобы спросили - словно это прогнало бы прочь боль и плохое настроение. И какую-то постыдную обиду, которую очень не хотелось показывать. Джесси был занят сейчас чем-то другим, а профессор проявлял к нему какой-то личный и профессиональный интерес.
Мне только и оставалось, что сидеть на этом диване. А теперь вот лежать, свесив ноги на пол, боясь сделать лишнее движение, будто у меня грязные руки и я могу ненароком запачкать чистую вещь. Да еще и не принадлежащую мне.
Взгляд так и упирался в рамку с фото, но я специально отворачивалась, смотря в другую сторону.
«Постарайся заснуть, тебе станет легче» - забавная фраза крутилась в голове, проходя красной нитью через все остальные мысли. Она повторялась и повторялась, словно пластинка, когда-то поставленная мной и заевшая на половине песни. Сил и мужества отвергать ее не было. Решительности не было тоже. Хотелось просто лежать тут и ничего не делать. Недавние мысли о скорейшем уходе были глупостью. Я даже не знала, где находится это место. И как оно далеко от общежития. И как превратить тонкую футболку с короткими рукавами в теплое пальто.
Я не знаю ничего.
Не хочу.
Хочу слушаться - все равно кого, все равно как - просто выполнять то, что тебе говорят. Быть там, где ты есть. Пусть это и не твой дом, а кого-то другого не очень близкого человека. Да, сейчас Джесси казался именно таким. Обрывки сведений о его работе, о том, что он посетитель кафе, в котором я работала, говорили мало. И тут - не в больнице - я не знала, как теперь относиться к нему. Он приходил за мной на обед, скрашивая будни в карантине. В своей привычной жизни он был в другой комнате и не стремился выйти и что-нибудь сказать.
Профессор Файенс был ближе - он был моим преподавателем. Еще он, кажется, был не женат. И еще он сказал, что я ему…
Я была с мужчинами, о которых почти ничего не знаю. Боже, отец бы убил меня.
Мысли плавно уносили и убаюкивали, а диван был расслабляющим и мягким. Совсем не прежняя кушетка в палате - жесткая и не домашняя. Там, среди больничного шума витал другой запах, другие ощущения, который здесь были недоступны.
Интересно, что скажут врачи, когда узнают что случилось?
Солнечный свет совсем не слепил глаза. Становилась все спокойнее и спокойнее, словно я только и мечтала - смириться и оказаться одной. Мне показалось, что я слышала голос рядом, но возможно это был всего лишь сон. Так или иначе, я провалилась туда, даже лежа на чужом диване.
***
В сумерках комната еще больше казалась совершенно чужой, и даже несмотря на проведенное здесь время, я не могла преодолеть это чувство. Я была тут лишняя – на этом диване, в этой гостиной. А единственный кто был ее частью, совершенно забыл о гостеприимстве, которое, возможно, помогло бы преодолеть смущение и неуверенность. Только вот что-то было не так. Руки нащупали плотную мягкую ткань.
Я была укрыта пледом. Эта забота, переданная вместе с ним, неожиданно заставила улыбнуться самой себе, забыв обо всех прежних мыслях. Но кто? Может, мне не стоило так уж сильно обижаться на Джесси?
Солнце скрылось, а с наступившей темнотой проснулось странное воспитанное с детства чувство под названием «не задерживаться в гостях допоздна». Сон делал мысли еще более невнятными, вносил отчуждение, заставляя продолжать лежать на диване в том же положении, укутавшись в плед, и бояться - вдруг кто-то заметит и прогонит прочь?
А профессор Файенс, наверное, ушел… что еще ему тут делать?
Я осторожно приподнялась на диване, готовясь окунуться в сумерки чужой квартиры. И не смогла сдержать удивления, когда увидела полосы света на полу и стенах. Все равно когда-нибудь мне пришлось бы поговорить с Джесси. Попросить какие-то вещи, чтобы дойти до общежития.
Встав и аккуратно сложив плед, я осторожно пошла на свет, с каждым шагом все больше ощущая приятный запах, который за все время пребывания в больнице казался мифическим. Попросить вещи и уверить, что обязательно верну, как только… Да завтра же! Именно так. И попросить адрес, телефон.
Источником света была лампа на кухне. И там был не Джесси.
Почему-то одежда, которая была на профессоре Файенсе - зеленая футболка, вместо привычной серой или белой рубашки под пиджаком, как на занятиях, и джинсы - гармонично вписались в кухонное окружение. И были совершенно не привычными. Я вспомнила то, как странно было видеть собранного и делового профессора вне студенческого окружения. Словно вдруг познакомиться поближе. Наверное, я об этом мечтала...
Я радовалась, что он здесь, запихав подальше свое недоумение, от того что на кухне Джесси был не он сам. А еще этот запах, который почти что приманивал после совершенно несъедобного обеда. Я надеялась, что мужчина заметит меня первый, и мне не нужно будет стоять у дверей в нерешительности, не понимая, что делать, как студентка, опоздавшая на пару, и не знающая стоит ли просто пройти или же громко оповестить о своем приходе. Но, кажется, профессор Файенс был полностью сосредоточен на… готовке.
Наверное, глупо, но у меня все не пропадало это ощущение теплоты от пледа и неведомой заботы.
- А... Джесси так и не выходил? - произнесла я, застыв на месте, замечая сонные нотки в своем голосе.
Профессор обернулся, вытирая руки о полотенце, и откинул назад прядь волос. Жест, которого я никогда не видела на лекциях. Личный, обращенный ко мне, а не к целой аудитории.
- Хорошо спалось? - спросил он с милой улыбкой вместо ответа. Еще одно приятное ощущение добавилось к предыдущему. Стало совсем неудобно, и я подыскивала ответ на этот вопрос. А ответить непременно было необходимо - не казаться же немой в присутствии того, кто тебе нравится?
- После той больничной постели действительно хорошо, - чуть улыбнувшись, соврала я, оставив при себе все мысли о чужой обстановке. Закралось подозрение о том, что Джесси так и не выходил, а значит... Сердце стало биться чаще. Но я не была до конца уверенна.
- Это... вы меня накрыли?
- Накрыл? - он удивленно поднял брови, явно не понимая, о чем идет речь.
Захотелось провалиться под землю - прямо здесь и сейчас, а я вновь улыбалась, делая как можно меньше движений, садясь на стоящий рядом стул.
- Ага... – я провела рукой по волосам, раздумывая какой вопрос из ста, задать сейчас, чтобы перевести тему. Но все вопросы были неподобающие. - А вы уходили?
Он снова смотрел с плохо скрываемым непониманием, и мне было гораздо спокойнее чувствовать твердую спинку стула за спиной.
- Нет, я был здесь. Нашел весьма съедобные ингредиенты для ужина, - он потер руки и кивнул в сторону ароматных вафель, о которых я и забыла. - Это на десерт, после пасты. Достойный пир по поводу долгожданной свободы, верно?
Верно. Как же это верно. А что теперь означает эта свобода?
Я кивнула, чувствуя свою неуверенность. Я была один на один с тем, с кем была так же лишь... в той иллюзии, которая оставила яркий след в памяти. Молчать было тягостно, еще тягостнее было знать, что такого больше никогда не будет. Будут еще лекции, будет сдержанное приветствие. Будет все как всегда.
- Так откуда тогда у вас одежда? - начала я, смотря снизу вверх на профессора.
- Да, кстати, одежда, - спохватился он. - Джесси разрешил взять кое-что из его вещей. Я подобрал для тебя кое-что, там, в комнате, - он склонил голову на бок, словно в знак сочувствия. Еще одно движение, обращенное только ко мне. - Понимаю, так странно носить чужую одежду... И душ здесь восхитительный, советую попробовать.
Мысли были стремительны - шли плавно от слов «кое-что из его» и «я подобрал кое-что для тебя». Мне оставалось внимательно смотреть на мужчину, понимая, что сердце и правда выбивает какой-то особенный ритм.
- Я не надену чужую одежду,- резкое восклицание вышло само собой.
- Я понимаю. Я тоже хочу вернуть свои вещи. Хоть что-нибудь из своих вещей, - он от души вздохнул. - Твои остались в общежитии?
Чем дольше я с ним нахожусь вне карантина, больше развивается паранойя.
- Да, – и без заминки, - а ваши?
- У меня там тоже осталось немало важных штук. Надо будет туда вернуться, как думаешь? - он уже с хозяйским видом доставал тарелки, отчего я подумала, что не стоило слишком стесняться сна на чужом диване. Я кивнула. Я знала, что туда нужно вернуться.
Когда профессор Файенс оказался достаточно близко, ставя тарелки на стол, я заметила отсутствие того красочного пятна.
- Ой, у вас пластырь отклеился... - рука вновь потянулась к шее мужчины. Я спохватилась, и, смутившись, убрала ладонь. - Извините, - поспешила оправдаться я, - да... да обязательно надо вернуться... а...
Вопрос возник сам собой.
- Почему вы не ушли? - я опустила голову, чтобы скрыть растерянность от сказанных слов.
На лекции такого не спросишь. Не спросишь так. Только сейчас. Только находясь вдвоем... Там, в той иллюзии, я готова была прожечь кровать замешательством и стеснением, только лишь от одной мысли, что он рядом со мной. Тогда было не до этого. Все эти недели было не до этого. И сейчас ничего не изменилось. Но было по-другому. Словно вдруг все напряженное ожидание в белых больных стенах прошло, стоило только им смениться на незнакомую квартиру. И я запутывалась в ощущениях все сильнее.
- Это было бы неблагоразумно, не так ли? Оставлять вас вдвоем. - пояснил он, расставляя тарелки, в то время пока я размышляла, о том, что он имел ввиду.- Джесси... - в его голосе слышалось совершенно непонятное мне осуждение. - Он до сих пор сидит в той комнате. Кажется, он не в духе. По крайней мере, ясно дал понять, что со мной он говорить не хочет, - две тарелки уже стояли на столе, а третья оставалась в его руках. - Не уверен, захочет ли он присоединиться к ужину.
Мне давали понять, что шанс Джесси присоединиться к ужину могу дать лишь я? Какой-то широкий диапазон у слов профессора Файенса - никогда в точности не поймешь, как воспринимать его слова, особенно когда он говорит тебе их лично, да еще один на один. Наверное, я в них вижу какой-то скрытый подтекст.
Я внимательно смотрела на тарелку. Перевела взгляд на лицо мужчины, словно все еще пытаясь найти подходящие слова.
- Я тогда ему скажу?
Поднявшись, я еще какое-то время смотрела по сторонам, собираясь с мыслями и чувствами.
- Пожалуй, - мужчина все же опустил третью тарелку на стол. – Ужин ему точно не помешает. Можешь представить, сколько энергии требуется для того, чтобы телепортироваться даже на небольшое расстояние? – его глаза привычно засияли, как на лекции, когда дело доходило до самых любопытных моментов. Но сейчас почему-то я не могла понять этого. Как не могла понять и телепортации... Не решилась спросить, и вместо этого произнесла слова, которые уже давно хотела произнести:
- Спасибо что вы не ушли, - на мгновение я подалась вперед. Затем улыбнулась, делая пару шагов в сторону темного коридора. - Большое спасибо.
Мужчина на секунду отвлекся от своих хлопот, посмотрел на меня и с чувством произнес:
- Всегда пожалуйста. На меня можно положиться.
Я не поняла, хотела ли я этого или чего-то другого. Но это было приятно.
Выйдя в коридор и посмотрев на закрытую дверь, я вздохнула. В голову так и не пришло то, что можно было сказать Джесси.
17 декабря, вечер
апартаменты Тайлера Монро
Джесси, Ева
Я проснулся от чувства, что кто-то пристально на меня смотрит. Музыка настойчиво пробивалась сквозь остатки сна, вытряхивая из ленивой дремы. Если бы я первым делом не увидел ее лицо, то подумал бы, что все это мне приснилось. Ева… И эта больничная одежда… Я понял, что до сих пор лежу. Сел так резко, что закружилась голова. Ноги снова коснулись холодного пола.
- Эй, как ты? – я потянулся к плееру убавить звук, гадая, сколько песен я проспал.
Она в нерешительности застыла на пороге, слабо улыбаясь и сложив руки за спиной.
- Наверное, все хорошо, - ответ прозвучал как-то грустно, но она подошла ближе; замолчала, с любопытством оглядывалась по сторонам, и в конце остановив свой взгляд на мне.
- Это твой... дом?
- Моего брата, - уточнил я, замечая, что за окном стемнело.
- Ты живешь с братом? - в голосе слышалось любопытство.
- Я здесь не живу.
Видно было, что Ева немного обескуражена этим заявлением. Провела рукой по волосам.
- А тогда... тогда чья же та другая комната? - она, кажется, побоялась своей решительности, и последние слова вышли особо тихими.
Я пожал плечами.
- Просто комната для гостей.
Ева ответила улыбкой.
- Тогда чьи там вещи? Которые мне нужно одеть. - Она подошла еще ближе, почти нависнув надо мной. - Не твои?
Теперь начал запутываться я сам.
- Это мои вещи, но я здесь не живу. Просто иногда здесь бываю.
Раньше мы проводили с братом выходные. Потом я чаще проводил выходные у него, чем с ним. Тайлер мог уходить на целый день, оставляя квартиру в моем полном распоряжении. А я мог до ночи играть в Икс Бокс на его телевизоре, который был куда крупнее моего, миловаться с кофеваркой после полуночи… Он правда не знает, что я как-то раз решил проверить, выдержит ли его груша мой вес. Собственно, груша выдержала. Иначе меня бы тут сейчас не было. По крайней мере, не в полном комплекте.
Ева внимательно посмотрела на меня. Подняла глаза вверх и пожала плечами.
- Разве наличие твоих вещей не означает, что ты тут в каком-то смысле живешь? - с шутливым вызовом заметила она, словно читая мои мысли.
- В каком-то смысле.
Моя зубная щетка стоит на полке равноправно с его щеткой. Мой плеер в его комнате. Моя большая зеленая чашка для кофе в шкафу...
- Наверное, больше, чем я полагал, - признался я.
Она удовлетворенно кивнула - как-то совсем по-детски.
- А мне правда можно надеть твои вещи? - спросила Ева и поспешила добавить. - Я обязательно верну тебе, как только... как только переоденусь в свою одежду... Прямо завтра.
Она выжидающе посмотрела на меня. Прямо завтра…
- Конечно.
Я осознал, что на мне до сих пор галстук брата, что должно выглядеть со стороны довольно глупо. Я потянулся к нему, почти готовый его снять, но решил, что это будет выглядеть еще глупее.
- В моей комнате можешь брать все, что захочешь.
И я все же сказал это. В моей комнате.
- Сам признался, - тут же ответила она, сделав пару шагов в другую сторону. Повернулась, глядя с каким-то сожалением, и добавила «спасибо». Кажется, она хотела сказать что-то еще, но промолчала, а затем и вовсе сменила тему.
- Там... профессор Файенс приготовил ужин, вкусно пахнет.
- Пахнет пастой, - сейчас, когда она это сказала, аромат стал заметнее. Я сглотнул слюну, вспоминая, что завтрак был очень давно. А нормальный, не больничный ужин уже и вовсе казался мифом. И хотя компанию Файенса терпеть сейчас не очень хотелось, я пообещал. - Я присоединюсь.
Чего только не сделаешь ради пасты.
17 декабря, вечер
апартаменты Тайлера Монро
Ева Лоренс
Я никогда не мылась в чужом душе. Не мылась и не представляла, что могу делать это. Не знала и не чувствовала того волнения с которым смотришь на себя в чужое зеркало, которое… оно и правда показывает какое-то совершенно другое отражение. Если в больнице мне казалась нормальной эта бледность и растрепанность, то тут она казалась совершенно неприемлемой и неподходящей. Как отпечаток той самой зоны карантина на лице. От этого так просто не избавишься.
Была еще одна особенность, которую, я обнаружила за последние часы, проведенные в этой квартире – я сюда совершенно не вписываюсь. Эта мысль висела над головой тяжелой каменной глыбой: нужно уходить. Но она запиналась о какие-то другие факторы, которые были не так существенны, но зато их было больше. Если бы сейчас меня попросили назвать эти самые факторы, то я бы, скорее всего, промолчала из-за того что никак не могу сама в них разобраться.
Я так и стояла здесь, не спеша двигаться с места. Зная, что возможно ужин уже остывает, я все стояла и стояла, чувствуя спиной холодную плитку ванной комнаты – просторной и какой-то успокаивающей. Осматривалась, внимательно разглядывая немногочисленные приборы и вспоминая свой шкафчик у зеркала, который был забит всем необходимым и предположительно необходимым для умывания. Первый отголосок о доме – простой и совершенно мимолетный. Если бы я четко не произнесла мысль про себя, то так бы и не обратила внимания. Большего, я не хотела. От большего прошедшая головная боль вновь бы напомнила о себе. Мне хотелось хоть чуть-чуть радости. Сейчас. Сегодня. И осознание что, возможно, совсем скоро я буду дома, помогало найти к ней путь.
Самым странным было стягивать с себя больничную футболку. Смотреть на себя в зеркало и раздеваться. Без всякого страха и стеснения, которые, как мне всегда казалось, должны сопутствовать этому действию. Я на секунду замерла, почувствовав приятную прохладу. Даже наоборот – с этой одеждой что-то уходит. То больничное замешательство, те дни… нет, то количество дней проведенных как один – сумбурно, глухо и тоскливо. В палате, которая была с таким отчаянием и протестом признана домом.
Не думать об этом. Я настояла на этом. Не думать и не вникать. Не заставлять свою память вместе с картинкой еще приносить и те не самые приятные ощущения… Здесь в душе, под теплыми струями воды, барабанящей по стенкам с мерным хаотичным звуком, я стояла и вспоминала тот поцелуй. Такой мимолетный…
И поняла, что хочу еще. Это было чем-то неожиданным. Наверное, даже немного постыдным. Признаться себе в таком, все равно, что стоп-кран нажать. Еще одна стопка мыслей…
У шампуня был совершенно приятный и не женский запах. Как и у геля, что еще раз напоминало, о том, где я нахожусь, зачем и почему. А впереди меня ждало облачение в не менее мужскую и чужую одежду. Противоречивые мысли никак не хотели уходить, я продолжала попытки собрать все вместе: все кусочки, ответы на свои же вопросы… Но это было бесполезно, потому что я никак не могла удержать в голове все сразу, не отвлекаясь на какие-то посторонние думы. В один момент мне начинало казаться, что я прихожу в ту будничную норму, с которой можно идти на работу в кафе, слушать лекции, но следующее мгновение уже изменяло и отменяло все прошлые измышления.
Я не хотела признаваться себе, что в норму я приду только тогда, когда буду в своей комнате в общежитии звонить отцу и спрашивать как у него дела. Рассказывать о себе, стараясь как можно меньше акцентировать внимание на болезни и больнице, в которой я провела какое-то время.
А потом выложить все как есть…
Да, вот это было бы моим идеальным состоянием.
17 декабря, вечер
Апартаменты Тайлера Монро
Джесси Монро, профессор Файенс
Я бы соврал, если бы сказал, что вид Файенса, который с деловым видом намывал посуду в раковине моего брата, ничуть меня не покоробил. Отнюдь. Я провел рукой по лбу, пытаясь разгладить хмурые складочки, которые сформировались сами собой от такой вольности. Нет, конечно, я сам сказал ему, что он может пользоваться здесь, чем угодно, если оставит меня в покое. Но я не думал, что он примет это как руководство к действию. К его счастью, аппетитный запах скрашивал неприятное впечатление. Он обернулся, стряхивая воду с рук.
- А, Джесси, зря ты выключил музыку. У тебя там весьма неплохая подборка.
Я удивленно изогнул бровь.
- Классика, - пояснил он, и видя мое замешательство, добавил с многозначительным видом. – Blur, Radiohead, Pulp…
Как будто это что-то мне говорит.
- У меня не очень хорошо с названиями, - признал я смягчившись. Классика так классика.
- Соскучился по хорошему биту. Знаешь, музыка помогает сосредоточиться и расслабиться. - профессор переставил кастрюлю на стол, подстраховав ее подставкой. Даже Тайлер не придрался бы. – Ты на чем-нибудь играешь?
- Угу, Guitar Hero[1].
Он снова вежливо и неестественно рассмеялся.
- Да у нас много общего! Я начинал с пианино, а потом пристрастился к гитаре. Когда осваиваешь один музыкальный инструмент, с остальными уже легче разобраться - как с иностранными языками.
- Наверное, - мельком глянув по сторонам, я наметил основную цель. Кофеварка. То о чем я так давно мечтал, теперь находилось совсем рядом.
- Кстати, как ты себя чувствуешь? – не отставал Файенс.
Я что-то промычал невпопад, вытащил свою чашку с полки, стряхнул с нее пыль, залил в автомат воды, засыпал волшебного порошка и нажал заветную кнопку. У Тайлера было все самое лучшее, в том числе кофеварка.
- Нам надо поговорить, - тон профессора был донельзя серьезным и осторожным.
- Боже, как я по тебе скучал…
- Прошу прощения? – смутился он.
- Я не тебе, - отмахнулся я, не сводя глаз с давней подруги.
Она подмигнула кнопкой, оповещая о том, что мой кофе готов. В хромированной поверхности отражался силуэт Файенса. Он стоял посреди кухни, как на сцене, в такой растерянной позе, словно я испортил ему тщательно отрепетированное представление. Я с упоением сделал большой глоток – такой горячий, что слезы на глаза навернулись, а вкус почти не почувствовался. Только божественный аромат витал по кухне. Я положил руку на теплую поверхность автомата и повернулся к хозяйственному гостю.
- Барбарелла, познакомься, это мистер Файенс. Файенс – Барбарелла.
Он был в явном замешательстве, не зная, какой выдать ответ. Очевидно, его еще ни разу в жизни не представляли кофеварке.
- Эмм…
- Вот она – чудо, - помог я, беспечно пожимая плечами. – А я так, просто… самый обычный телепорт.
Профессор нервно моргнул, потянулся рукой к очкам, которых на нем не было.
- Очень мило.
Его самообладание утонуло в моей чашке кофе.
- Вот теперь можно и поговорить, - спокойно заключил я.
17 декабря, вечер
Апартаменты Тайлера Монро
профессор Файенс, Джесси Монро
Дезмонд не стал дожидаться Еву, решив, что будет лучше, если он зайдет издалека. Еще после того разговора с девочкой он понял, что она была бы не против вернуться в колледж, хотя бы для того, чтобы забрать свои вещи. Но он не успел разобраться, какого рода отношения установились у этих двух молодых людей. Он верил, что в отношениях любого рода есть ведущий и ведомый. Если ведущей была Ева, то это все упрощало. В этом случае, надо было убедить лишь одну ее в необходимости вернуться в колледж, а она уговорила бы Джесси. Если же ведущим был Джесси… Дезмонд даже не был уверен, что два лидера уживутся в одной компании.
Разговор был больше похож на монолог. Пока он рассказывал, что телевидение судя по всему не работает, а до Интернета он добраться не смог, потому что на единственном ноутбуке в квартире стоит пароль, Джесси успел в два приема проглотить свою порцию пасты. Теперь он продолжал кивать, размазывая по вафлям кленовый сироп и сливки. Он задавался вопросом, а зачем он вообще тут распинается перед этим мальчишкой, который его даже не слушает?
- Короче говоря, мы понятия не имеем, что происходит снаружи, - сдался он, с завистью поглядывая на очередную чашку кофе – кажется, третью по счету. Он бы в свою очередь все отдал на пачку сигарет.
- Значит, нам надо выйти и посмотреть, - наконец подал голос Джесси.
- Надо, - согласился он. – Я веду к тому, что нам надо держаться вместе. Тем более, когда системы коммуникаций нарушены…
- Вафли просто обалденные, - перебил собеседник, прибавляя к своим кулинарным экспериментам мороженое в карамельном сиропе.
- Да, конечно… спасибо, - Файенс снова сбился с мысли и решил, что с него хватит ходить вокруг да около. – В общем, мы говорили с Евой и оба согласились, что нам надо вернуться в Колледж. Как понимаешь, у нее там остались все вещи. И у меня там немало... предметов, которые бы мне не хотелось терять.
- Вы с Евой? – с недоверием переспросил юноша. – С каких это пор вы с Евой?
- У тебя какие-то другие планы? – Файенс с достоинством продолжал наматывать пасту на вилку, помогая себе ложкой, игнорируя его неделикатный вопрос.
- Мне надо вернуться домой.
- Ты ведь звонил домой. Никто не отвечает, следовательно, разумно предположить, что там никого нет.
Джесси с невозмутимым видом утопил шарик мороженого в кофе.
- А в Колледже вас кто-то ждет?
- Нет.
Профессор терпеливо выпрямился на стуле. Он бы все отдал за те особенные сигареты, которые хранились в самом дальнем ящике его стола под замком. Сейчас это казалось безбожной небрежностью.
– Однако…
- Мне надо убедиться, что там никого нет.
- Это может подождать.
- Это ваши вещи могут подождать! – резко бросил юноша. – Ради бога, я говорю о людях!
Джесси с яростным видом проглотил полную ложку мороженого, но быстро смягчился.
– У тебя есть родственники в городе?
Он помотал головой.
- Нет, они на другом континенте.
- А у нее?
- Она живет в общежитии. Скорее всего, они в другом городе.
- Отлично. Тогда сначала мы идем искать мою семью, потом за вашими вещами, а потом в этот самый другой город.
Файенс все еще не был убежден.
- Все вместе? Я про то, что если ты вдруг все же найдешь кого-то из своих, то вы вряд ли будете заинтересованы в том, чтобы помочь нам.
- Слушай, ты биолог, да?
Его насторожил этот резкая смена темы в разговоре.
- Верно.
- Полагаю, в Колледже у тебя лаборатория с микроскопами-телескопами и прочими чудесами науки.
Он хотел возразить про телескопы, но вместо этого неуверенно повел плечом, опасаясь, что понимает к чему все идет.
- Отлично, - кивнул «самый обычный телепорт». – Сможешь разобрать меня на кусочки и выяснить, что не так?
Файенс сглотнул, часто моргая. Будьте осторожны в своих желаниях…
- На кусочки?
- Господи, ну не в буквальном смысле! – молодой человек нетерпеливо изобразил какой-то финт рукой. – Не знаю, что вы там делаете в своих научных лабораториях – взять кровь на анализ, проверить уровень всяких мидихлориан…
Он быстро закивал, пытаясь припомнить, откуда ему знаком этот псевдонаучный термин. Конечно, он понятия не имел, что именно может сделать. Но руки так и чесались предпринять попытку.
- Вот и хорошо, - заключил Джесси, - потому что мне не меньше твоего интересно, что со мной происходит. Мы идем вместе. Я обещаю.
Файенсу осталось удовлетворенно кивнуть еще раз, с трудом сдерживая победоносную улыбку.
- Договорились. Я сообщу Еве.
17 декабря, вечер
Апартаменты Тайлера Монро
Ева Лоренс, профессор Файенс, Джесси Монро
- Я не пойду.
На кухне стало совсем тихо, словно сам воздух впитывал мои слова, которые были еле слышны, но звучали так убедительно и громко, что я испугалась. Хотя, кажется, испугалась не только я. Профессор не моргая смотрел на меня.
- То есть, как не пойдешь? Что значит, не пойдешь?
- Я не хочу.
Мне до сих пор было неудобно смотреть на себя в зеркало, зная, что на мне чужая одежда. Подробного осмотра себя в ванной, хватило, чтобы сполна почувствовать, что эти вещи принадлежат не мне. Я хотела стать невидимой, потому что взгляд одного человека был направлен прямо на меня, и этого мне вполне хватало. Я внутренне протестовала, не чувствуя на это сил.
- Но мы не можем здесь оставаться вечно, - снова повторил профессор Файенс.
- Я знаю.
На секунду произошла заминка, мне казалось, что не осталась ни единого слова, что я могла бы сказать. Просто пустота в голове. Нет… одно слово все-таки нашлось. Даже целых три!
- Я пойду домой.
- Ты не можешь идти одна, - терпеливо продолжал профессор.
- Почему? – вопрос напрашивался сам собой. Каждые последующие аргументы профессора делали мой тон увереннее. – Почему я не могу?
- Потому что там может быть опасно, и нам надо держаться вместе, - кажется, это он тоже уже упоминал, и это было еще одним шагом к заветной невозмутимости, с которой я продолжала стоять на своем.
- Я что ли похожа на вашего ребенка?
Ему явно было что ответить, но Джесси опередил.
- Ты звонила домой? – он бросил на меня короткий взгляд, продолжая копаться в ведерке с мороженым.
Пришлось опять мечтать о невидимости, или хотя бы о своей одежде. Я не знала что ему ответить. «Да, звонила, только никто не взял трубку»? Но вслух произнесла совсем другое.
- Нет.
- Почему?
- А разве это не мое дело – звонить или не звонить?
Не было времени думать, так и хотелось высказать все сразу, отчего было сложно задумываться о собственных слов, смысл которых приходил уже потом, с запозданием.
Джесси как-то понимающе противно хмыкнул и встал из-за стола.
- Ладно, идем.
Профессор среагировал первым.
- Что? Куда? Мы же договорились!
Джесси пожал плечами, унося посуду в раковину.
- Тебе не обязательно идти. Можешь возвращаться в колледж, я провожу Еву сам.
Я почти с недоумением посмотрела на него.
- Я пойду в общежитие, - совсем тихо - словно что-то оборвалось.
Парень оживился.
- О, так вам по пути. Верно, общежитие. Лучшее место на земле… Почему бы не пойти туда, там ведь столько полезных вещей.
Я не понимала, о чем он говорит. Оставалось лишь промолчать, смотря на него, видя недовольство в каждом его движении.
- Мы теряем время, - заключил он, скрываясь на какое-то время из кухни. Никто из нас за ним не последовал.
- Так мы идем в колледж? – вопрос профессора пронесся через всю квартиру. Недовольным он не выглядел.
- Да, идем, - ответ послышался откуда-то из глубины квартиры, а за ним вернулся и сам Джесс с грудой того, что оказалось теплой одеждой. Он бросил пальто в профессора, положил куртку и шарф рядом на стул со мной. – Будет лучше, если вы уберете со стола. Я найду ключи от машины, и пойдем.
- О… так просто? – Файенс тоже поднялся, с явным намерением привести кухню в порядок.
- А зачем все усложнять?
- Да, но ты говорил, что хотел сначала проверить свою семью…
- Кому какое дело до моей семьи? - сердито бросил Джесси, накинув куртку, и покинул кухню.
Я закрыла глаза, опустив голову. Хотелось… очень много хотелось. Сказать что это не так. Сказать что…
Вновь в памяти - сосредоточенный Джесси с телефоном в руке, набирающий номер и… Я закусила нижнюю губу, понимая, что не знаю, как исправить, то, что получилось. Взять и изменить его последние слова, которые такой тревогой отозвались в сердце.
- Вы не говорили, что он хочет домой.
- Я говорил. Это было первым пунктом в плане.
- Наверное, я… плохо поняла…
Я прикрыла себя мыслью о том, что…
Я глубоко вздохнула, подняла голову и посмотрела на его вещи которые мне вновь нужно было одевать.
…что еще какое-то время и потом еще время на то чтобы вернуть одежду и потом… мы уже не увидимся.
17 декабря, утро
Кафе Роберта Скотта
Ариэль, Глория, Чен, Митчелл
Это может показаться смешным, но даже у музыки есть свой запах. Хлюпающие и визжащие звуки, которые Зак - миссионер, приходивший в их поселение - называл странный словом: «рэп». Эта музыка пахла ментоловой жвачкой «Love is», которую он постоянно жевал и которой угощал детей индейцев. Ариэль была проворней остальных детей, и поэтому она первой настигала парня и, требовательно дергая за штанину, просилась к нему на руки. Зак никогда не отказывал ей в этой просьбе и она, удобно устроившись у него на коленях, прижималась правым ухом к наушнику, вставленному в ухо парня, хмурясь, пыталась понять чудную мелодию, лившуюся из черной резиновой кругляшки. Она не понимала и больше половины слов, но они как заклинание шамана завораживали ее, смешиваясь с сильным ароматом ментола, исходившим от Зака.
Песни из диснеевских мультиков, что часто крутили в палате, в которой лежала Ариэль, всплывали в ее памяти жжением кожи от уколов и едким запахом спирта, которым протирали ее вены, прежде чем вогнать в них иглу. Спустя пару месяцев она уже привыкла к постоянным капельницам и алеющим синякам на сгибах локтей. Уколы не казались болезненными, и теперь ее ничто не отвлекало от созерцания нарисованных персонажей на экране. И только запах ватки, смоченной спиртом, осаждался в ноздрях девочки, создавая у нее прочную ассоциацию с мультиками. Самым любимым мультиком у нее был про русалочку Ариэль. Именно этой девушке с огненными рыжими волосами и рыбьим хвостом вместо ног, Гайашконс и обязана своим вторым, американским именем. Видя, какой восторг у нее вызывает эта сказка, нянечки, что сидели с ней в палате, решили называть ее именно так. Строгим католическим монашкам из интерната для детей инвалидов такое имя не нравилось, и они принципиально звали девочку Аделаидой. А Ариэль не нравились мессы и пение хора. Во время служб она старательно пыталась научиться спать с открытыми глазами, но тщетно - они самопроизвольно закрывались и открывались только когда слышали яростный шепот монахини. Аромат мыла, что исходил от рук, сложенных в замок во время молитвы, запах сосны, из которой были изготовлены лавки, кислый привкус вина после причащения – все это невольно всплывает в голове Ариэль стоит ей лишь услышать хоровое пение.
А сейчас музыка, которую она слушала, сидя на полу по-турецки, пахла краской и Глорией. Краской потому что комната, где она находилась, представляла собой бесконечный мольберт, на котором художница воплощала просьбы Оливии. Глорией, потому что плеер, который Ариэль сейчас слушала, принадлежат именно этой странной блондинке. Она нашла его случайно, видимо Авокадо забыла его, когда уходила. Мигающие цифры и мерцающий диск свидетельствовали о том, что плеер был включен. Аккуратно распутав провода наушников, Ариэль с опаской вставила правый наушник в ухо. Играющая песня была довольно приятной, и девушка смело одев второй наушник, уселась на полу.
Yeah, I know nobody knows
Where it comes and where it goes
I know it's everybody's sin
You got to lose to know how to win
Пел мужчина печальным голосом, и Ариэль, молча соглашаясь с ним, качала головой в такт музыки. Вскоре девушке надоело сидеть, и она неуклюже приподнялась, уронив плеер. Смущенно оглянувшись по сторонам и убедившись, что в комнате по-прежнему никого нет, Ариэль подняла коробку и, держа ее прямо перед собой, принялась медленно двигаться вперед по комнате. Она шла аккуратно, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Девушка все еще не привыкла к тому, что теперь она может двигаться самостоятельно - без чьей-либо посторонней помощи, без коляски, без костылей. Иногда ей хотелось перейти на бег, как в детстве, когда она быстрее всех бежала к Заку, но страх, что ее ноги еще не подготовлены к такой нагрузке, останавливал ее. Ариэль решила медленно, постепенно разрабатывать их, и когда она поймет, что они готовы, ее ступни снова засверкают, мчась наперегонки с ветром. От этой мысли у нее привычно защипало в носу, а из миндалевидных глаз прыснули слезы. Она чуть слышно шмыгнула носом и тыльной стороной ладони растерла слезы по скулам. Внезапно чьи-то холодные ладони коснулись ее плеч, и Ариэль почувствовала жуткую усталость, которая медленно разливалась по ее телу. Глаза закрылись, а музыка, что звучало у нее в ушах, накрыла ее сознание, рождая в голове сумрачные образы. Разноцветные вспышки всплывали у нее перед глазами, смешиваясь с тактами песни. Неожиданно что-то обожгло кожу ее щеки, и Ариэль возмущенно распахнула глаза. Взгляд пока не сфокусировался, и девушка видела перед собой лишь размытые тени, но обоняние ее не подвело – принюхавшись, она ощутила терпкий запах сигарет. А так пах только профессор Строганов. Он наставил на том, чтобы «младшие», коими он считал ее, Ариэль, и Чена, называли его именно так. Жесткие пальцы профессора грубо взяли ее за подбородок и встряхнул.
- Отвали, мальчик, садо-мазо я не увлекаюсь!
Низкий голос Глории окончательно отрезвил Ариэль, и она резко приподнялась. Пелена сна спала, и теперь она четко видела, что посреди комнаты стоит Чен и грубо держит извивающуюся Глорию за запястья. Серебряный плеер валялся на полу рядом с ними.
Фраза Глории смутила Чена, отозвавшись на его щеках легким румянцем, и он, растерявшись, немного ослабил хватку, давая ей возможность вырваться.
- Малышка, ты как?
Ариэль спешно повернула голову и столкнулась взглядом с испуганными глазами профессора. Немного опустив глаза ниже, она неожиданно осознала, что сидит на коленях у мужчины. Жутко смутившись, девушка резво соскочила и, встав на ноги, растерянно замерла.
- Смотрите, она уже в порядке. Скачет как егоза. Чего вы так распереживались?
– фыркнула Глория, указывая рукой на Ариэль. Чен промолчал и, прижавшись спиной к стене, скрестил руки на груди. Строганов дернул девушку за руку, усаживая ее на соседний стул. Согнувшись, он принялся прощупывать пульс у нее на запястье, отодвигать ее нижние веки, щупать затылок. Подошедшая к ним Глория протянула Митчеллу пустую баночку из-под краски.
- Может, ты у нее еще и мочу возьмешь?
Ударом выбив баночку из ее рук, Митчелл злобно выпалил:
- Да пошла ты! Тренируй свои способности на ком-нибудь другом Авокадо! А девочку не трогай!
- Тоже мне, недотрогу нашли, - ухмыляясь, парировала Глория.
- Боюсь при таком отношении тебе не место среди нас, - подал голос молчавший Чен. Глория резко развернулась, и одна из кисточек, что была воткнута в ее прическу, упала на пол.
- А кто это определил? Ты, способный в один миг разрушить целый город? Или кривляка профессор, который своим голосом в прямом смысле может взорвать мозг? Я опасна не меньше, чем вы и никто из нас не застрахован в неожиданном проявлении сил, – подняв кисточку и положив ее за ухо, Глория направилась к стене, у которой стоял Чен и, судя по его выражению лица, ему меньше всего хотелось, чтобы она к нему приближалась. Когда она подошла почти вплотную, Чен вытянул руку и презрительно кинул:
- Держи дистанцию, Авокадо.
- Ты меня боишься? А может моих прикосновений? Или боишься себя? – проигнорировав его замечание, Глория вскинула руки, упираясь ладонями в стену. Сантиметры между ее лицом и лицом Чена превратились в миллиметры, а их дыхание смешивалось. Его взгляд лихорадочно метался, выдавая волнение.
- Я лишь хотела, чтобы наша маленькая индианочка немного отдохнула, ведь сон… он… всегда прекрасен. Вот что видишь во сне ты? – она почти нашептывала ему это на ухо, вызывая у Чена непроизвольную дрожь в коленках.
- Тебе снится смертная агония твоей По?
Руки Чена устрашающе сжались в кулаки, и в тот же миг пол кафе начал сотрясаться, словно от подземных толчков, вызывая на губах Глории победную улыбку.
- Боже, как легко вывести тебя из себя. Я и не думала, что ты такой сентиментальный, - продолжила Глория, усиливая гнев парня, а вместе с ним и толчки.
- Finita la comedia! - подбежавший Митчелл больно схватил женщину за руку и отдернул от стены, освобождая Чену проход. Притянув Глорию к себе, Митчелл довольно беззлобно попросил:
- Оставь парня в покое. Не вороши его воспоминания.
Толчки прекратились и, повернув голову, Глория заметила, что Чен убежал, а Ариэль продолжает неподвижно сидеть на стуле. Выдернув свою руку из ладоней Митчелла, Глория подняла с пола плеер и протянула его индианке.
- На, забирай. И больше не мешай мне работать.
Девушка молча взяла плеер из ее рук и склонила голову в знак благодарности. Митчелл облегченно выдохнул и поворотом головы сделал знак Ариэль, чтобы она уходила. Поднявшись со стула, девушка прижала подарок к себе и медленно засеменила к профессору. Когда все покинули комнату, снова оставив Глорию одну, которая, ухмыльнувшись, вытащила из волос кисточку и, обмакнув ее в банку с краской, плавно заскользила мокрым кончиком по стене.
…ее музыка тоже пахла. Каждый этап ее жизни ознаменовывался определенной композицией, группой, направлением. Каждый этап ее жизни впечатывался в память запахом нового мужчины, нового платья, украденного парфюма. Но сейчас ей ни к чему окунаться в воспоминания и плыть по омуту собственной памяти. Сейчас у нее новое предназначение, новое имя, новая жизнь, где запах должен быть только одним – благовоние самовыражения, аромат палитр.
17 декабря, вечер
свобода
Джесси, профессор, Ева
Кофе всегда был хорошим другом. Он подстегивал, дразнил и заставлял собраться с силами, которых казалось бы не было. Он дергал за нервы. Ключи перебирались из одной руки в другую.
- Ты запер дверь?
Профессор, очевидно, был таким же параноиком, как и я. Только какое у него право волноваться за квартиру Тая?
- Дважды, - заверил я, оглядываясь через плечо. Он почти комично семенил в больничных тапочках и чужом пальто, которые было ему слишком велико. Ева отстала на несколько метров, но нагонять не спешила. Привычный путь до стоянки казался праздничным шествием. Только не хватало фанфар. По правде говоря, не хватало хоть каких-то звуков.
- Слышите? – эхо разнеслось по пустому просторному помещению.
Профессор пожал плечами.
- Что?
- Ничего. Слишком тихо.
Он понимающе кивнул.
- Как-то пусто. В общем-то, не могу сказать, что удивлен. Естественно, мы не единственные люди, кто попал в карантин. Осмелюсь предположить, что не так много соседей сейчас сидят по своим квартирам, - он сунул руки в карманы, вытащил какой-то бумажный мусор, но под моим строгим взглядом вернул его обратно. – Наверное, нам стоило проверить соседей.
- А вдруг никого там не слышно, потому что они все… - послышался несмелый голосок Евы, но когда я повернулся в ее сторону, она тут же замолчала, только неопределенно повела плечом.
- Тогда бы мы их унюхали, - заверил мужчина таким тоном, словно сделал научный вывод. Я молча открыл дверь машины и пригласил их внутрь.
Свобода встречала нас пустотой и снежными просторами. Мы толком и не продвинулись никуда, когда поняли, что если хотим ехать на машине, то кому-то придется идти впереди и расчищать снега лопатой. Свет фар упирался в пустую дорогу, которую украшали всего две брошенные машины. Профессор подался вперед, глядя на снежную равнину с совершенно глупым выражением лица. Я еще раз нажал на газ, глубже загоняя Порш в сугроб. Ева на заднем сидении охнула.
- У твоего брата есть другая машина? – поинтересовался профессор, выставляя себя еще большим дураком. Конечно! У Тая целый гараж снегоуборочных машин, джип, снегоход и два танка, но я выбрал именно вот этот Порш, потому что мне нравится цвет!
- Нет.
Я вышел наружу. Ноги сразу утонули в сугробе по щиколотку. Но мои кеды по сравнению с больничными тапочками двух других путешественников еще божья благодать. О том, чтобы идти куда-то пешком не могло быть и речи.
- Ну здесь-то мы точно оставаться не можем, - изрек первую здравую мысль профессор, открывая дверцу, чтобы выглянуть наружу. – Мы можем взять другую машину.
- То есть угнать?
Он кивнул на провокационный вопрос.
- Кому от них польза? Они там стоят никому не нужные. Мы просто попользуемся…
- …И вернем обратно, - закончил я. – Так обычно воры говорят.
- Глупости! – он хотел встать рядом со мной, но прикинул глубину и передумал.
– Джесси, посмотри вокруг. Тут никого нет, кому может еще понадобится машина? Нам надо как-то добраться до следующей точки. И если ты нас не телепортируешь, боюсь, другого выбора у нас нет.
- Мы можем пойти пешком, - предложил я то, во что сам не верил.
- Да неужели? – он кивнул на мои промокшие почти по колено брюки и повторил. – Посмотри вокруг, куда мы так пойдем?
Я смотрел: пусто, тихо, темно. На небе висела ненастоящая луна, под ногами лежал ненастоящий снег. Мне казалось, что если я сейчас крикну, то в ответ раздастся лишь вой волков.
- Ладно, профессор, и кто у нас эксперт по угону машин? Ты?
Он почему-то смотрел на меня с надеждой.
- А ты не умеешь?
Я фыркнул. Он повернулся к девочке.
- Ева?
Это разозлило еще больше.
- Конечно, она подросток, а они только и делают, что машины угоняют да кошельки воруют!
- Тогда может быть, просто перенесешь нас? – снова предложил он.
- Если бы я мог переноситься через пространство, стоял бы я тут по колено в снегу?
- Ты уже делал это раз в столовой, значит, можешь сделать снова.
То же самое я говорил Пандоре - тогда, давно, до того как она пропала. Тоже убеждал ее, что она может повторить свой «фокус», надо только постараться. Но я-то не мог.
- Может быть, мне еще и машину с собой захватить? И где мы закончим в следующий раз? В карантине? На Северном Полюсе?
- На Полюсе хотя бы теплее, - съязвил этот умник, набравшись достаточно смелости, чтобы покинуть машину. Он был прав, впечатление было такое, словно с каждой минутой холодало все больше. Согревала лишь мысль о выпитых ранее чашках кофе.
- Мы можем вернуться обратно, - предложил он между делом.
Я усмехнулся.
- И что? Ждать пока все растает?
Мы снова теряли время. А выход, который был отметен в первую очередь, теперь казался единственным. Я достал рюкзак с заднего сидения и кинул ему.
- Мы идем, - и видя его обескураженный взгляд, пояснил. – Просто будем идти, может быть, наткнемся на что-нибудь полезное.
- Полезное?
- Да-да, не знаю… снегоход, ковер-самолет, лыжи…
- Холодно. - буркнул он, почти припрыгивая на одной ноге, накидывая рюкзак на плечо. На свою же спину я намеревался примостить другого пассажира.
- Даже не думай, - твердо заявил я, когда дверца открылась и Ева занесла ножку, чтобы окунуть ее в сугроб. Если бы я знал, что придется идти пешком, выдал бы ей еще один свитер. Я присел на корточки.
- Просто хватайся и держись, ладно?
- Нет-нет, - она замотала головой, растерянно оглядываясь по сторонам. – Не стоит… не нужно. Я сама, да... - если бы не совершенная тишина вокруг, ее слов было бы не слышно.
- Шутишь? Да я в жизни не упущу возможности поносить на руках такую милую барышню.
Она глянула на чертыхающегося от холода профессора, медленно подняла на меня глазки, наконец, еле заметно кивнула и доверчиво обвила мою шею руками.
Она оказалась чуть легче, чем я ожидал. Конечно, не такой пушинкой, как малышки Тамми или Прю, которые не упускали возможности оседлать доброго мистера Монро. Даже не такой как Алекс… хотя это сравнение вообще неуместно, потому что тогда я был влюблен. Да и пребывал в лучшей физической форме.
- Легкая как облачко.
Я помог ей устроиться удобнее.
- Это нонсенс! Мы можем хотя бы подождать до утра! – продолжал причитать профессор.
Конечно, могли бы. Наверное, в этом даже был какой-то смысл. Только мне не хотелось сидеть и бездействовать. Теперь казалась важной каждая минута. Словно механизм простаивал.
- Я знаю, и мне плевать, - я в сердцах хлопнул дверцей машины, достал фонарик из кармана и кивнул вперед, указывая на дорогу. – После вас, профессор
17 декабря, поздний вечер
Пустынные улицы Филадельфии
Джесси, профессор, Ева
Дезмонд до сих пор не мог понять, как его удалось уговорить пойти на эту аферу. Зато понимал, что далеко они такими темпами не уйдут. Пробираться при свете фонарика по пустынной дороге, когда нога при каждом шаге по щиколотку утопает в неровном слое снега, тяжело. А если же прибавить такие отягощающие факторы как промокшие насквозь тапочки или девушка на спине одного из путников, то это становится до комичного глупым. Джесси здорово отставал. А сдавленные охи девочки свидетельствовали о том, что их шествие уже пару раз чуть не закончилось триумфальным падением. Он обернулся на своих компаньонов, изо всех сил стараясь не стучать зубами. Судя по обильным клубам пара изо рта парня, ему хотя бы было тепло. Дезмонд однозначно полагал, что, в конце концов, его спутник поскользнется, и они с Евой оба рухнут в сугроб. Что будет еще глупее, чем вся эта затея.
Но злился он по большей части не из-за этого. И даже не из-за того, что вместе с одеждой хозяин квартиры не догадался выдать ему более подходящую для такого путешествия обувь. Он злился, потому что теперь было однозначно ясно, что их пункт назначения снова изменился. Он даже не хотел спрашивать, ожидая пока их провожатый не запутается окончательно, и тогда он, наконец, сможет взять контроль над ситуацией в свои руки. Он замечательно помнил, как Джесси хотел попасть домой и, судя по всему, именно туда они и направлялись.
Или же нет.
Он удивленно поднял бровь, когда Джесси окликнул его, остановившись возле входа в станцию метро.
- Мы идем туда?
Парень подергал дверь и объявил.
- Нет, эта закрыта, - он сверился с часами. – Еще слишком рано, похоже, метро перекрыли. Надо попробовать другие выходы.
Дезмонд последовал молча, плохо представляя, как может помочь перекрытое метро.
- Допустим, есть не перекрытый вход. И что мы с ним будем делать?
- Зайдем.
Джесси явно не был настроен на беседу, кружа по местности, которая ему, вероятно, была знакома.
Другой вход в самом деле оставлял надежду. В него даже удалось протиснуться. Теперь для разнообразия ничего не хлюпало под ногами, напоминая, как приятно находится на стабильной сухой поверхности. Свет неравномерно освещал закуток, где они спрятались от сквозняков. Ева, наконец, оказавшаяся на земле, расхаживала туда-сюда на крохотном пяточке пространства, освещая себе путь фонариком. Джесси со вздохом опустился на скамейку рядом с кофейным автоматом, жестом призывая передать ему рюкзак. Автомат оказался теплым, Дезмонд присел на корточки рядом, привалившись к нему плечом. Шевелиться не было желания.
- Вот мы зашли, и что дальше? – он посветил фонариком в сторону спутника, наблюдая, как тот достает бутылку воды из рюкзака. Мальчишка выглядел настолько измотанным, что ему оставалось только позлорадствовать.
- Мы можем сократить путь.
Спутник хлебнул воды и протянул бутылку девочке, которая отрицательно помотала головой. Злорадство сменилось тревогой.
- Ты говоришь о том, чтобы идти по путям?
Такое предложение не радовало насколько, что Файенс поднялся на ноги.
- Даже не обсуждается! Это опасно!
- Не похоже, чтобы поезда ходили.
- И что? Это безумие! Да нет… это попросту самоубийство!
То, что раньше было бы обычной вечерней прогулкой, превращалось в настоящий квест. Он хотел возразить, что их положение не столь отчаянное, чтобы забираться в эти тоннели, куда не должна ступать нога человека. Но его пугало то, что это было недалеко от правды. Однако больше отчаянного положения его пугала перспектива оказаться в замкнутом пространстве.
- Я туда не полезу, - объяснил он более доходчиво.
- А ты? – Джесси вопросительно глянул на Еву, но та лишь повела плечом в ответ, продолжая играться с фонариком.
Она явно так же была не в восторге от такой прогулки, но перечить не смела. Дезмонд фыркнул с мыслью о том, что если бы он протащил ее до этой дурацкой станции, то она бы соглашалась во всем с ним, а не с этим безголовым пацаном. Он просто обязан был возразить за нее.
- Она не хочет, разве не видишь?
Джесси поднялся с места, закинул рюкзак на плечи и взял девушку за руку, уводя за собой. От такой наглости Дезмонд открыл рот, но не сразу обрел дар речи.
- Я не пойду!
Ева повернулась, зародив шаткую надежду на то, что все одумаются. Но промолчала.
- Кто назначил тебя главным?! – его возмущение разнеслось звонким эхом пустынным залам.
- Не отставай, профессор.
Ему не оставалось ничего другого, как последовать за ними.
***
Дезмонд никогда не любил подземки – ни здесь, ни на родине. Скопление людей в замкнутом пространстве вызывало чувство клаустрофобии. А идти по темному тоннелю было еще хуже. В тишине казалось, что стены сдвигаются. Ему приходилось время от времени нащупывать стену, чтобы убедиться, что она остается на месте. Где-то вдалеке то и дело раздавались неожиданные неопознанные звуки, отчего Ева каждый раз вцеплялась в рукав Джесси. Дезмонду цепляться было не за кого. Откровенно говоря, чувствовал он себя ужасно. Куда хуже, чем на улице. По крайней мере, там он не стыдил себя за трусость. Там не казалось, что вот-вот из-за угла выскочат горящие фары или ни с того, ни с сего, рухнет потолок. Там можно было оправдать дрожь холодом.
Ни у кого не хватало инициативы заговорить, так что они просто шли молча, шарахаясь от каждого шороха. Он никогда не думал, что краткое расстояние между станциями на самом деле такое длинное. Ноги стали ватными уже после первого отрезка – от усталости, от напряжения, от страха. Они сделали привал. Вода быстро закончилась. Пока они с Евой сидели на скамейке, Джесси проводил какие-то махинации с очередным автоматом, пытаясь достать из него ближайшую бутылку с напитком. А так возмущался, когда его просили взломать замок автомобиля! Файенс раздраженно хмыкнул.
- Мы идем к какой-то определенной цели или просто гуляем?
- Идем ко мне в гости.
Кажется, старания парня увенчались успехом, и он вернулся с бутылкой синтетического сока, которая напоминала о карантине.
- Да… в этом ведь и был план.
- У мамы есть джип, я смогу довезти вас до Колледжа, - объяснил названый проводник.
- Конечно.
Дезмонд не верил. Как можно верить человеку, который сначала говорит одно, а через полчаса меняет свое мнение? Он попил сока, удостоился комментария о неважном виде и фыркнул в ответ. Он был уверен, что для до смерти напуганного человека, выглядит он весьма достойно.
- Сколько нам еще идти?
- Перейдем на другую линию и еще две остановки.
Файенс потер переносицу.
- Ты не думал про то, что выход наружу может быть закрыт? Как на той станции?
- Будем надеяться, что нам повезет.
Его беспечность удручала. Факт был в том, что они шли неизвестно куда, непонятно как и совершенно никто не имел понятия, какие, казалось бы, досадные мелочи могу ожидать их на пути. Хуже всего было то, что сам он ничего не мог с этим поделать банально, оттого что никто не желал его слушать.
17 декабря, поздний вечер
На выходе из метро
Джесси, профессор, Ева
Профессор облегченно чихнул, как только мы подошли к выходу. Я так и знал, что промокшие ноги до добра не доведут. Или же дело было в пыли. Ева кашляла тихонько, прикрывая рот рукой, словно боялась нас побеспокоить. Кажется, воздух стал еще холоднее. Я без лишних слов передал рюкзак обратно профессору и слегка присел, устраивая на себе Еву. Спина и плечи заныли в знак протеста. Жаловаться было не на что. Мог бы телепортироваться, как сказал профессор. Раз не выходит, значит, виноват сам. Упражняться было некогда. Да и чем больше я пытался вспомнить, как это вышло, тем больше казалось, что это всего лишь нездоровый плод моего воображения. Если бы Файенс не заговорил тогда об этом вслух, я бы так и остановился на этом умозаключении: температурил, не выспался, устал – показалось. В этом было гораздо больше смысла, чем… Хотя, возможно, все не такое, каким кажется на первый взгляд. Может быть, выводы о том, что это я ответственный за «чудо» тоже поспешны. С таким же успехом кто-нибудь вполне мог перенести нас оттуда в безопасное место… силой мысли. Возможно даже тот, кто заботится об одном из нас. И кто знает адрес квартиры моего брата.
Но мне хотелось честно-честно от всей души, чтобы этим «телепортом» оказался я. По крайней мере, это давало бы право чувствовать себя выжатым как лимон. Да и было бы чем похвастаться. Тай бы снова радовался заключению новой сделки, а потом из вежливости спросил бы, что у меня нового. Я бы рассказал ему про то, чем закончился проект об изучении прогресса (кроме разбитой витрины), огласил бы список фильмов, которые нам надо посмотреть в этом месяце, а потом пожал бы плечами и так между делом вставил: «Кстати, я тут телепортацию освоил, сейчас покажу…» Вот только над демонстрацией пришлось бы порепетировать заранее.
Я запнулся об очередную невидимую кочку, чуть не опрокинув нас на холодную землю. Дыхание сбилось. Пришлось остановиться и упереться руками в колени, давая себе передышку. Ева сконфуженно засопела, крепче хватаясь за мою шею, дабы облегчить мне задачу. Я не сомневался, что после таких акробатических трюков завтра у нее все будет болеть не меньше, чем у меня. Файенс же продолжал деловито прохаживаться туда-сюда, подбирая какой-то мусор.
- Это что?
Профессор сунул мне под нос некий листок. У меня не хватило терпения сосредоточиться на буквах. Только промелькнул значок, обозначающий биологическую опасность.
- Предупреждают о вирусе, - усмехнулся он. – Как вовремя.
Местность казалась такой пустой и блеклой, что я едва ее узнавал. Без ярких вывесок ориентироваться было сложнее. Но ноги выполняли свою работу, отыскивая привычный путь.
- Далеко еще? – снова спросил он, осипшим голосом. Только ответить я не успел.
Скачок напряжения сбил с толку. Скачок в голове… Больше неприятно, чем больно. Я зажмурился, споткнулся под звонкий взвизг и открыл глаза уже в сугробе. Рука цеплялась за чей-то рукав.
- Что за...? Темно...
Фонарик сломался. Сломалось все. Я повернул голову набок, утыкаясь щекой в снег. В самом деле темно. Ее частое дыхание подгоняло сердце. Что-то было неправильно… Отчего-то расплывались контуры, и было сложно дышать. Но я успел сделать судорожный вдох до того, как земля перевернулась…
И стало еще темнее.
17 декабря,
Кафе Роберта Скотт,
Оливия, Роберт, Глория, Митчелл, Ариэль и Чен
Зимнее солнце светило, но не грело, холод пробирал до костей. Оливия поежилась, она так и не удосужилась переодеться во что-то более теплое после пробежки. Ливи стояла у входа в кафе, привалившись плечом к дверному косяку, и смотрела на пустынную улицу. Она закрыла глаза и перед ее внутренним взором предстали улицы, заполненные радостно смеющимися людьми и звуками музыки. Дороги были переполнены машинами, слышался шелест шин, гудки, визг тормозов. В нос ударили аппетитные ароматы, идущие из ресторанчиков и маленьких забегаловок. Смех, запахи бензина и свежей выпечки, музыка, голоса. Как ей этого не хватало!
Оливия открыла глаза и посмотрела на пустынную улицу перед кафе.
Бродяга ветер гнал обрывки бумаг по мостовой. Припаркованные у тротуара машины застыли в вечном скорбном ожидании своих хозяев. Казалось, город затаился, замер в ожидании чего-то. Солнце с тревогой взирало на землю, застыв в голубом небе. Сегодня должно было что-то случиться. Что-то очень важное для нее и тех, кто пошел за ней.
Оливии почему-то вспомнились любимые строки ее отца, которые он часто цитировал, когда дела шли плохо.
«Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь.
Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь.
Ни былой, ни грядущей минуте не верь.
Верь минуте текущей, - будь счастлив теперь!»
Оливия нервно передернула плечами, от этих строк ей стало не по себе. Что-то пророческое было в словах Омара Хайама. Но пора было возвращаться к Бобби, он должен был уже прийти в себя. Ее очень испугал тот утренний приступ.
Наверху были слышны приглушенные голоса - это проснулись остальные. Второй этаж встретил ее запахом свежей краски и звуками шагов. Глория с таким энтузиазмом откликнулась на ее просьбу разрисовать стены символами майя, что если так пойдет дальше, скоро все кафе будет разукрашено изображениями Кукулькана и Солнечного Диска.
Роберт сидел на кушетке, поджав ноги, и смотрел в пустоту. Бледность еще не сошла с лица, но взгляд уже стал осмысленным. Оливия подошла к нему и села рядом.
- Как ты себя чувствуешь?
- Мне страшно, - ответил он и с каким-то отчаянием в глазах посмотрел на Оливию, - мне очень страшно, Ливи.
- Что-то случилось во время приступа? - осторожно спросила она.
- Да, - тихо ответил Роберт, - случилось. Или происходит - так правильнее будет сказать.
Оливия напряглась: вот оно. Этим утром она проснулась с ощущением какой-то смутной тревоги, в ожидании откровения или знака свыше, который должен был указать ей путь. Помочь принять решение. Она опустилась на колени перед сидящим на кушетке Робертом - так было удобнее смотреть ему в глаза.
- Что ты почувствовал? Что тебя так напугало?
Он с тоской посмотрел ей в глаза.
- С Землей что-то происходит. Что-то не то, - Роберт попытался отвести глаза, - я раньше не обращал внимания, а теперь чувствую. Что-то идет не так. Это сложно объяснить. Мне не хватает слов, чтобы объяснить это.
Вот оно… Оливия поднялась с колен и с какой-то материнской нежностью взъерошила волосы Роберта.
- Началось, Бобби, - в ее голосе слышалось торжество, - как я и говорила. До зимнего солнцестояния осталось всего ничего. Скоро произойдет то, что мы так ждем. Мир или погибнет или изменится навсегда.
Роберт с ужасом смотрел на Оливию снизу вверх. Его пугали ее слова и то, как она их произносила.
- Бобби, я сейчас позову всех вниз. Нам пора действовать. Ты сам спустишься к нам?
- Да, не беспокойся, сам, - с какой-то растерянностью в голосе пробормотал он, вставая с кушетки.
- Отлично, - улыбнулась Оливия, - а я позову остальных.
Оливия проводила взглядом удаляющуюся фигуру Роберта, и направилась к остальным. Уже у двери, она почти нос к носу, столкнулась с Ченом.
- Чен, позови остальных вниз, - попросила Оливия, - у нас будет серьезный разговор.
Ариэль заметила, что Оливия была взволнована. Спустившись в кладовку, та попросила через пару минут подойти в главный зал кафе. Девушка молча кивнула, а Оливия вместо обычной заинтересованности, которую проявляла, когда Ариэль выражала свои мысли жестами, нервно улыбнулась и, быстро сбежав по лестнице, скрылась за дверью. Девушка растерянно посмотрела ей в след и плюхнулась на мешок с мукой. В кладовке она искала чай. Роберт так и не вспомнил, где он его хранил, потому что в основном в кафе люди заказывали кофе во всем его бесконечном разнообразии – экспрессо, капуччино, латте… и поэтому он отправил ее на самостоятельные поиски по кладовке. Но, похоже, Оливии было нужно что-то срочно объявить им, поэтому Ариэль встала с мешка и двинулась к лестнице.
Когда она уже шла по коридору и проходила мимо мужского туалета, то в отражении зеркала заметила Чена, который сосредоточенно завязывал галстук. В голове Ариэль невольно всплыл едкий комментарий профессора Строгонова, который он однажды отпустил за обедом: «Чен не хочет есть не потому что он не голоден, а потому что у тебя, Роберт, нет салфеток. Малыш боится изгваздать свои брюки». Девушка непроизвольно улыбнулась и двинулась дальше, как вдруг чуть взлохмаченная при помощи геля голова Чена высунулась из-за двери.
- Эй, постой. Ты слышала, что Оливия просит нас собраться в зале? – пальцы парня погладили ткань галстука, выпрямляя его по длине. Ариэль кивнула и, подойдя к Чену, поправила складки на узле.
- Спасибо, - растерянно пробормотал парень. Ариэль улыбнулась ему и, развернувшись, пошла дальше. Он недоуменно посмотрел ей вслед и, хмыкнув, снова вернулся к зеркалу. Молчаливость индианки последнее время стала его раздражать. Ему не нравились такие люди. Некогда не знаешь, о чем они думают. Даже с той же Авокадо проще. Она проказничает от скуки. Или из-за интереса. Ведь они все до конца не знают грани своих сил. Чен скромно считал, что ему в этом отношении хуже всех – он не мог тренироваться, как Авокадо, не мог исследовать свой дар. Посмотрев на свой шелковый галстук, его мысли непроизвольно вернулись к Ариэль. Она была здесь как «сын полка». Каждый считал своим долгом немного повоспитывать ее, а самое ужасное, что в последнее время Строганов и Авокадо решили поиграть в «дочки-матери» еще и с ним. Звук распахнувшийся двери сбил Чена с мысли, и он испуганно обернулся.
- Ты бы лучше лишний раз за собой посуду вымыл, - с этими словами в туалет зашла Глория и двинулась к раковине, у которой он стоял, - вместо того, чтобы торчать здесь и любоваться собой.
- Я не любовался собой, - сконфуженно пробормотал Чен, а потом яростно добавил, - ты всегда вот так врываешься в мужские туалеты?
Глория остервенено оттирала руки от краски.
- Мужской? Извини, но я вижу здесь перед собой только ребенка, - нагло улыбнувшись, ответила женщина, но, заметив то, как ноздри Чена пугающе расширяются, брызнула в него водой и миролюбиво добавила:
- Эй, не обижайся, – она вытерла руки о свою грязную майку, - пойдем, нас Оливия ждет. Я по дороге встретила нашу Пакахонтос и она как-то невнятно попросила меня придти в главный зал…
Фыркнув, Чен двинулся к двери и по дороге несильно толкнул Глорию к стене. Она показала ему средний палец, но потом беззлобно улыбнулась и пошла за ним.
Когда они вошли в зал, там уже сидела Ариэль, покорно сложив руки на коленях, Роберт стоял около прилавка рядом с Оливией, а Строганов курил, сидя на подоконнике. Приветливо улыбнувшись Роберту и Оливии, Глория уселась рядом с Ариэль и по-свойски положила левую руку на плечо девушки. Индианка невольно сжалась от страха и покосилась в сторону Чена, который, пройдя мимо нее, уселся на прилавок.
- Тссс, - зашептала Глория на ухо девочке, - расслабься. Расслабься и слушай.
Ариэль закусила губу и, приподняв голову, принялась слушать.
17 декабря, поздний вечер
На выходе из метро
Джесси, профессор, Ева
Темно, тепло и шумно…
Я никогда не ощупывал родной пол руками. Но это точно совершенно без сомнения был он. Запах домашний, а звуки посторонние. Звуки далекие и плавные… Такие далекие, что невозможно их понять.
Короткий удар в плечо свалил на пол, и реальность обрушилась в полной мере со всеми звуками.
Люди…
- Убирайтесь, мать вашу, мы вооружены!
- Вы не хотим вреда… - ответ вылетел на автомате.
- На улицу, быстро!
Люди?
Кто-то споткнулся об меня. Что-то больно ухнуло, кто-то ойкнул, а прежний голос несолидно охнул. И куда солиднее проревел:
- Где мое ружье? Что вы сделали? Кто это сделал?
Обладателя я рассмотреть не мог. Ева всхлипывала, а я не видел где. Опомнился, когда кто-то железной хваткой держал меня за плечо.
- Вы кто такие? – еще один вопрос вырвался сам собой. Ответ пришелся ударом в бок.
- Держите их, держите! Грег, тащи фонарь, мать твою! На выход! – все тот же густой командный бас.
Мамы и Тая здесь нет… Дай бог, чтобы их здесь не было.
- Еще одни долбанные уроды…
Из родного дома швырнули в сугроб. Профессор стоял на коленях с поднятыми над головой руками. Ева на четвереньках, промокшая до кончиков волос.
- Это мой дом! – возмущение так бурлило, что я не заметил дуло ружья, устремленное в мою сторону. Был занят тем, что сверлил взглядом здоровенного негра, который так грозно потрясал пустыми руками, что толстые щеки ходили ходуном. Был бы телекинез – придушил бы на месте.
- Молчать! – мой обделенный вниманием пристав сделал два шажка вперед.
- Я спрашиваю, кто это сделал? – грозно рявкнул главный, вытряхивая из руки нечто похожее на кучку пепла. – Кто сломал мое ружье?
- Что за…?
- Это я! – испуганный голосок Евы заставил вздрогнуть. – Это я! Я! Я! – ее фигурка сотрясалась от рыданий. Я потянулся к ней.
- Стоять на месте!
Он не будет стрелять… Я проигнорировал угрозу, кладя руку ей на спину.
Выстрел грохнул. Если бы я дернулся на пару дюймов вправо, был бы трупом. С языка сорвалось что-то нецензурное. Господи Иисусе, это мой чертов дом! Плечи дрожали от напряжения, а щеки загорелись от бессильной злости. Я тщетно пытался изобрести план – в голову приходили только проклятья и пытки. Какой-то частью мозга я уже попрощался с жизнью, потому что готов был кинуться на абордаж, не взирая на их явное преимущество. Я… да я телепортировался на свободу! Тащил на себе Еву все это расстояние! И для чего? Чтобы рассматривать дуло этого примитивного оружия?
Но попытку непреднамеренного самоубийства пришлось отложить.
- Что случилось?
Я вскинул голову на знакомый голос и прищурился, наблюдая, как к нам приближаются еще две фигуры, одна из которых… Нет, так не бывает. Это какой-то ненастоящий вечер с ненастоящей луной и ненастоящим снегом. Я поморгал, но галлюцинация не исчезла.
- Алекс. – констатировал я, не веря собственному голосу.
- Мы поймали этих уродов на входе…
И не верил собственным ушам. Он перед ней отчитывается?
- Уберите оружие.
Я узнавал этот командный тон, которым она обычно сообщала, что мне надо бы подстричься или, что эти джинсы уже пора выбросить. «Я не шучу, Джесс, - приговаривала она точно таким же тоном. – Ты похож на хиппи, а 70е уже давно прошли».
При свете луны было видно, как лицо главного ублюдка превратилось в маску удивления.
- Девчонка из моего ружья кучку пепла сделала! Они одни из тех уродов, напали на нас, - предпринял он попытку оправдаться.
- Мы напали? Вы оккупировали мой дом!
Теперь, когда все ружья были сложены, желание накинуться на него подскочило до небес. Но Алекс встала между нами.
- Поль, это в самом деле его дом.
- Да мне плевать, если они из тех – они опасны! Их надо связать и бросить в гараж.
- Да? Раз это мой дом, может, мне принадлежит право решать, кто куда пойдет?
Ева до сих пор всхлипывала. Я помог ей подняться на ноги. Профессор продолжал стоять на коленях совсем притихший.
- Мы идем внутрь, - заявил я.
Поль прорычал что-то нечленораздельное, но был заткнут Алекс.
- Идем. Мари, позаботься о девочке. Его устройте где-нибудь, - она кивнула на Файенса, а меня потянула за собой.
17 декабря,
Кафе Роберта Скотта,
Оливия и все-все-все
Оливия давно так не волновалась перед выступлением на людях. Это отвратительное чувство страха и неуверенности, заставляющее тебя постоянно сомневаться в своих действиях, постоянно потеть, прятать руки, которые неожиданно для его хозяина оказываются лишними и постоянно тебе мешаются. Но при первых своих выступлениях перед судом, ее всегда поддерживал Бобби. Одно его присутствие в зале вселяло в нее уверенность в своих силах.
Она посмотрела на Роберта, пристроившегося рядом с ней у барной стойки, и неуверенно улыбнулась. Тот ободряюще подмигнул в ответ, правда это не вселило в Оливию той уверенности, на которую она рассчитывала. Набрав побольше воздуха в легкие, как перед прыжком с вышки, она сделала два шага вперед, и осмотрев всех собравшихся в зале людей, начала свою речь.
- Я не буду вдаваться в особые подробности, мы с вами говорили об этом ранее. Сегодня, наконец-то началось то, что мы ждали. Согласно предсказаниям майя эпоха Пятого Солнца подошла к концу. Если перевести дату на наше летоисчисление – это 21 декабря 2012 года. До этого события осталось несколько дней.
Оливия на секунду замерла и внимательно оглядела собравшихся.
– Сегодня Роберт почувствовал, что это началось. Планеты выстраиваются в ряд, и это влияет на нашу Землю. Согласно предсказаниям майя, скоро произойдет сдвиг и гибель нашего мира. Эпоха Пятого Солнца закончится, но вот взойдет ли Шестое Солнце? Это зависит от нас. Мы должны действовать, нам пора выйти из тени. Сумерки мира наступили, мы - вестники нового мира. Наша главная цель – найти избранного, того, кто спасет всех нас. Страшная болезнь, вестник Конца Мира, унесла слишком много человеческих жизней. Так много смертей, так много горя! Мы должны спасти их всех. Любой переживший болезнь, достоин нового мира. Но не все они знают истину, и в этом нет их вины. Мы должны обратиться к людям, рассказать об опасности, угрожающей всем нам. И о шансе спастись. Скоро появиться избранный. Тот, кто заставит взойти Шестое Солнце. Теперь от нас зависит жизнь всех людей.
- Почему нас должно беспокоить состояние других людей? - вдруг подал голос Строганов. Он раздраженно затушил сигарету, вдавив окурок в пустую банку из-под кофе, и тут же потянулся за новой. Глория закатила глаза и к радости Ариэль убрала руку. Все присутствующие в комнате в недоумении обернулись к профессору.
- О, понеслось, - прошептала Авокадо, - ему бы лишний раз подискутировать с кем-нибудь.
- Думаю, всем здесь знакома библейская история про Ноя. Бог хотел покарать людей за их грехи и наслал на Землю потоп. Не думаете ли вы, что здесь такая же история? Возможно, силы Космоса хотели очистить Землю от человечества, осуществляя «геноцид», чтобы выявить слабых и сильных. Новое человечество должно состоять только из достойных, а вы, - обратился он к Оливии, - хотите, чтобы и недостойные населяли Новый мир.
Роберт сдержанно фыркнул и покосился на Оливию. Та медленно, с грацией большой и хищной кошки повернулась в сторону Митчелла и, прищурившись, ответила.
- Ты ошибаешься, Митчелл, - она всегда называла его по имени, хотя тот и требовал от окружающих обращаться к себе более официально, - те, кто должен был умереть, уже умерли. Этот выбор сделан за нас. И не нам решать, кому жить, а кому умереть. Если человеку суждено выжить, он сделает это, если нет, то Вселенная заберет его жизнь.
Сделав шаг в сторону Строганова, Оливия улыбнулась и, глядя прямо ему в глаза, произнесла:
- Ты встаешь на очень опасный путь. Подобно богам древности, ты хочешь взять на себя право решать судьбы людей. Но никто в Материальном мире не властен над судьбой. Разве тебя не удивляет, что цикл гибели и рождения мира повторялся ужу четыре раза, и мы стоим на пороге пятого? Как только человек, даже обладающий могуществом, берет на себя право решать судьбы других, мир начинает разрушаться. Ной, получил знак свыше, а не принял решение самостоятельно, не так ли?
Судя по тому, как пальцы Строганова стали теребить пачку сигарет, аргументы Оливии его задели. Они убедили его, но отступать так легко тот не собирался. Но, с другой стороны, в его голову не приходило ни одного разумного опровержения. Митчелл нервничал и лихорадочно соображал.
- А ты, - решил по-другому обратиться к женщине Строганов, - уверена, что именно мы должны выступать в качестве Спасителей? Может у Вселенной другие планы, и она выбрала других людей? Может мы не врачи, а солдаты, которые должны будут смягчить последствия катастрофы?
Оливия рассмеялась и покачала головой. Спор ради спора, в этом весь Митчелл.
- Наша роль заключается в том, чтобы предупредить людей об опасности и найти того, кто сможет помочь взойти Шестому Солнцу. Будет ли это кто-то из нас или нет, мне не ведомо. Избранный уже в пути. И его имя знает только Вселенная и тот, кто ее сотворил. – Она нахмурилась и, закусив губу, задумчиво добавила , - правда я не уверена, что о Вселенском Разуме можно сказать «он», это местоимение скорее подходит человеку, а не Творцу всего сущего. Хотя это неважно, наш язык слишком беден, чтобы описать Создателя. Сейчас время лечить, но возможно, завтра наступит время сражаться. Вот только это завтра должно наступить. Будущее еще не предопределено, у нас еще есть время его изменить.
Митчелл выдохнул и миролюбиво поднял ладони вверх.
- Ладно, и что нам делать?
- Попытаться связаться с другими людьми, - неожиданно вмешался в спор Оливии и Строганова Роберт, - пригласить их сюда, я прав, Ливи?
Оливия резко развернулась к Бобби, ее зрачки гневно сузились. Она не любила, когда ее кто-то прерывает. Но встретившись с безмятежным взглядом Роберта, она смогла сдержать гнев.
- Роберт прав, - на людях она всегда подчеркнуто официально обращалась к нему, - нам надо связаться с другими выжившими. И здесь надо положиться на судьбу. Она свела нас вместе, она давала нам подсказки, что делать дальше. В этом городе есть только один шанс связаться с другими. Мы сделаем листовки и позовем людей сюда. Пора выжившим людям узнать правду.
- Листовки? – зацепившись за это слово, переспросила Глория, - это, я так понимаю, на мне?
- Нет, Глория, - мягко улыбнувшись, ответила ей Оливия, - это на всех нас. Их надо сделать очень много, так что работать придется всем. А ты придумаешь, как лучше их оформить. Роберт, у тебя найдется бумага?
Роберт вздрогнул, как будто вопрос Оливии отвлек его от какой-то важной мысли.
- Найдется. Напротив моего кафе всегда продавали хорошие канцтовары, так что будет чем писать и на чем, - ответил Роберт, - Глория, чем лучше всего писать текст? Так чтобы долго продержался и был хорошо виден?
Оттолкнувшись правой ногой от пола, а левой упершись в стул, Глория принялась раскачиваться.
- Хмм… - она потерла подбородок, - наверное, самый оптимальный вариант это маркер. И черная гуашь.
- Этим я тебя обеспечу, - ответил Роберт и повернулся к Оливии. - А что там будет за текст?
- Текст? – На секунду женщина задумалась, - полагаю, мы должны написать вот что: «Мы обращаемся к тем, кто выжил! Вы думаете, что все страшное уже позади? Вы не понимаете, почему погибли ваши друзья и родные? Мы сможем ответить на ваши вопросы. Вам нужны ответы? Приходите по адресу…»
Оливия немного растерянно посмотрела на Роберта.
- Забавно, я ведь не знаю точного адреса твоего кафе.
Митчелл осторожно поднял руку, вызвав у Глории и Ариэль улыбку. Увидев, что девушки смеются, губы Строгонова сами поползли вверх.
- Естественно у меня есть вопросы, - и уже обращаясь к Оливии, спросил, – А не стоит ли нам упомянуть в листовке о пророчестве майя? Или не надо сразу пугать людей?
- Иногда надо быть политиком, Митчелл, - с каким-то превосходством в голосе ответила Оливия, - люди не всегда готовы принять правду такой, какая она есть. Подобные вещи лучше всего говорить, глядя человеку в глаза.
Строганов уже готов был возразить, но подлетевшая к нему Глория ладонью зажала его рот:
- Не время пустословить. Пора действовать!
Оливия фыркнула - не смогла сдержаться, когда увидела выходку Глории. Сзади подошел Роберт.
- Я займусь организацией, как думаешь?
- Конечно, бери это на себя, - она вернулась к стойке.
- Так, - громко обратился ко всем Роберт, потирая руки, - я сейчас принесу бумагу, маркеры и тушь, если найдется. Чен и Митчелл, вы сдвиньте несколько столов, так, чтобы мы смогли свободно там разместиться. Ариэль, принеси из кладовки каких-нибудь тряпок, на всякий случай, если тушь разольется, то мы все перепачкаемся с непривычки. Глория, придумай пока, как поместить текст на листовке. Оливия?
Но столкнувшись с ее насмешливым взглядом, Роберт стушевался. Умеет Оливия поставить на место человека одним взглядом или движением брови.
- Ну, пока я пойду за маркерами, - пробормотал он, - ты тут продолжай руководить.
Она улыбнулась и просто качнула головой.
Чен нехотя слез с прилавка и двинулся к столам, Митчелл засунул пачку сигарет в карман брюк и подошел к парню. Взяв одну из столешниц за оба конца, они принялись ее двигать. Ариэль как обычно медленно двинулась в кладовку, а Глория подошла к Оливии и тихо спросила:
- Как думаешь, кто-нибудь откликнется?
- Откликнется, - уверенно ответила Оливия, - очень важно разместить их в правильных местах. Да и человеческого любопытства еще никто не отменял. Главное, чтобы они пришли с миром. Хотя у нас есть, чем им ответить.
Последнюю фразу она произнесла очень тихо, и заговорщически подмигнула Глории. Авокадо хихикнула в кулачок и, вытащив из прически одну из кисточек, принялась щекотать свой подбородок, наблюдая за тем, как Митчелл и Чен двигают столы. Через пару минут вернулась Ариэль, неся в руках пару тряпок, а вскоре подошел и Роберт. Обе его руки были заняты белыми пакетами с ярко- красными надписями.
- Вот тут бумага, маркеры, тушь, перья, кисточки, - немного раздраженно начал перечислять Роберт, медленно продвигаясь к столам, - может кто-то мне поможет? У меня всего две руки! А пакетов пять.
Услышав просьбу Роберта, к нему тут же подлетела Ариэль и схватила у него пару пакетов. Еще один пакет взяла Глория и тут же высыпала его содержимое на прилавок. Взяв обыкновенный альбом для рисования, женщина придирчиво осмотрела его и кинула остальным:
- Для начала порежем бумагу. Режем лист пополам.
Авокадо вырвала первый лист, обрезала неровный край, а потом, согнув бумагу пополам, сделала из листа два. Остальные, разобрав принадлежности, принялись нарезать листы и складывать их в стопку рядом с собой. Все сосредоточенно молчали и слушали методичный звук разрезающейся бумаги. Как ни странно это никого не раздражало.
Когда листы были порезаны, Глория сбегала к себе, притащила кучу кисточек и попросила Роберта развести гуашь. Все молча наблюдали за женщиной, пока она бегала туда-сюда и проверяла густоту гуаши. Наконец, когда все было приготовлено, Глория взяла в руки лист и принялась рассказывать, как писать текст – сколько отступать от края, как выводить заглавные буквы.
Пока все внимательно слушали, Оливия незаметно подошла к Роберту.
- Последний раз, я занималась подобным в классе восьмом.
- А я вообще никогда этим не занимался, - ответил ей Роберт, честно стараясь запомнить все, что говорит Глория.
Когда та закончила говорить, Оливия решила взять руководство в свои руки.
- Отлично, а теперь давайте начнем нашу работу, - нарочито бодрым голосом произнесла она и отодвинула ближайший стул, - устраиваемся, кому где удобно, и приступаем.
- Я не буду рисовать, - неожиданно заявил Чен, складывая руки на груди. Все удивленно покосились в его сторону.
- Я не умею рисовать. - Под тяжелым напором взглядов, начал оправдываться он. - Я даже птичку нарисовать не могу.
- Очень странно, учитывая, что твои предки изъясняются при помощи рисунков, - хмыкнул Строганов. Парень злобно покосился в сторону профессора.
- Я немного знаю разговорный китайский. О письменном вообще представления не имею. Я не буду рисовать, - как маленький мальчик уперся он, - давайте я буду делать что-нибудь другое. Давай я…
- Кисти будешь держать? – иронично подсказ парню Митчелл. Чен обиженно надул губы и снова скрестил руки на груди.
- Могу и подержать, - капризно протянул он.
- Митчелл, Чен, вы ведете себя как маленькие дети, - одернула обоих Оливия, - я последний раз занималась подобным так давно, что уже забыла, с какой стороны держать кисть, но не устраиваю здесь сцен.
Она встала, подошла к Чену и, взяв его под руку, потянула в сторону стола.
- Никогда не поздно в этой жизни попробовать что-то новое, - при этом она многозначительно посмотрела в сторону профессора, - среди нас только один художник, и это не я. Давай, не упрямься.
Она усадила Чена за стол, а вслед за ним и все остальные стали рассаживаться и подвигать к себе листочки, маркеры; разбирать кисти.
Некоторое время все работали молча, старательно выводили текст, следуя инструкциями Глории. Неожиданно Роберт, слишком резко дернулся, чтобы пододвинуть к себе стопку с чистой бумагой, но задел локтем баночку с разведенной гуашью и опрокинул ее. Темно-зеленая, почти черная густая краска разлилась на стол, испачкав две ближайшие к нему, уже готовые листовки.
- Ой, - испуганно пролепетал Роберт, - я нечаянно.
Глаза Глории вспыхнули так, будто прямо перед ней сейчас испортили не обыкновенные листовки, а картину Ван Гога. Она в два прыжка подлетела к Роберту и, схватив испорченные листовки, внимательно посмотрела на них.
- Спасибо, Роби-Бобби, - язвительно произнесла она, сжимая листы и кидая их в урну. Тут как раз подошел Митчелл, который выходил за новой пачкой сигарет. Увидев, что его работа валяется в урне, а Глория, стреляет глазами в сторону Роберта, оттирая его стол, профессор громко цокнул.
- Я так понимаю, спасибо я должен сказать тебе, наш грациозный друг? – желчно процедил Строганов, садясь за свой стол.
Роберт растерянно топтался у своего стула, напоминая большого добродушного пса. Он специально встал, чтобы не мешать Глории убирать краску со стола. Язвительный выпад Митчелла его ни сколько не обидел - все-таки сам виноват.
- Я не специально, просто эта баночка, как-то неожиданно оказалось на пути моего локтя, - попытался отшутиться Роберт.
Митчелл хмуро косился в его сторону и подгонял Глорию.
- Да пошел ты! - выпалила женщина, кидая в профессора тряпку. - Убирай сам.
- Остынь, Авокадо. Я в печали - урне предались лучшие шедевры, вышедшие из-под моей руки, - попытался сгладить ситуацию Строганов.
- Не печальтесь, профессор, - влез в их разговор Чен. От так сосредоточенно выводил буквы, что от напряжения даже высунул язык, - лучшее впереди.
Глория упокоилась, улыбнулась на шутку юноши и, взобравшись на стойку, продолжила творить. Роберт осторожно сел на стул и с опаской покосился на баночки с краской. Грустно вздохнув, он взял очередной лист и приступил к работе. В зале вновь воцарилась тишина.
17 декабря, ночь
Дом Монро,
Ева Лоренс
Я пошла только потому, что сказали идти. Снег сверкал посреди темноты, и этот дом, который назывался домом, на самом деле казался темной громадой – холодной и безжизненной, а в его окнах пылали еле заметные отблески. Отблески такого же холодного тепла. Казалось, что все мысли о своем доме закончились еще в темных тоннелях метро, может, я оставила их там добровольно, обменяв на какие-то другие – совсем приземленные и усталые.
Меня заполняли страх и отчаяние, когда я смотрела, как нас разводят. Это казалось ужасным, словно вдруг что-то отнимали и, не говоря ни слова, уходили. Наверное, они стали действительно важны для меня…
Волосы и лицо были мокрые, как впрочем, и куртка, отчего становилось еще холоднее, и когда я вслед за девушкой зашла в это неприветливое место, куда мы… хотели попасть, на меня нахлынула холодная тихая радость, от которой я задрожала, стирая с лица рукавом холодные капли растаявшего снега.
- Следуй за мной, - девушка впереди оглянулась, собираясь вступить на первую ступень лестницы ведущей на второй этаж. Я хотела что-то спросить, но поняла, что еще одна еще одна крупица информации за сегодняшний день не уложится в моей голове.
«Узнать…» – почти воскликнул внутренний голос, но я лишь спокойно моргнула, понимая, что не хочу оглядываться, всматриваться в окружающую темноту, в которой пылала лишь пара свечей.
Мне не жалко. Ни капли не жалко… Если бы это произошло еще раз, то я бы повторила.
Странное чувство, когда ноги промокли, а ты мечтаешь о месте, где ты их согреешь, укутаешься в теплое одеяло, и, наконец, почувствуешь… Но мне было не жалко. Все равно. Ход мыслей переключился с режима ожидание на осознание того, что страшное уже случилось. Поэтому было почти спокойно. До отрешения.
Девушка Мари продвигалась на ощупь, ориентируясь видимо по тусклому свету, одинокой свечи. Наконец остановилась и открыла почти не различимую в темноте дверь. Может меня ведут в комнату пыток? Хотелось засмеяться каким-то раздражающим смехом, чтобы показать что я в самом деле могу превратить в пепел все что угодно. Даже…
В этой комнате точно был письменный стол – на него падали еще более тусклые лучи этой луны, которая заставляла снег блестеть. Девушка попросила подождать, и какое-то время я ждала, не делая ни шага в сторону, не двигаясь, смотря лишь на стол, а потом все же повернулась, замечая просторную кровать. Хотелось переодеться, лечь раскинув руки, закрыть глаза и позволить сну взять верх. Пусть это будет ошибкой – взять и забыть про все остальное, про…
Я ведь подумала, что если это не скажу я, то, что тогда?
- Справишься? – голос Мари звучал как-то робко, когда она вернулась, протягивая мне большое полотенце. – Я одежду тебе найду сухую.
Хотелось, чтобы она непременно видела мой недоверчивый и настороженный взгляд, но в этой темноте он пропадал. К моему сожалению, с которым я произнесла: «Хорошо».
- Отопления вырубилось, - я слышала, как она копалась в шкафу, который оказался третьим предметом мебели в этом месте. Стопка темной одежды опустилась рядом со мной на темную кровать. – Теперь будет прохладнее.
Ее слова казались пустыми. А мне почему-то как никогда было важно знать.
- Где те, с кем я пришла? – полотенце полетело на кровать, в то время как куртка, которую я старательно расстегивала, упала на пол.
- С ними все в порядке. Это точно, - ответила Мари, посмотрев на меня, а может, мне так только показалось в темноте. Немного подумав, я стянула свитер и поискала глазами место, куда можно было бы его положить.
- Правда? – я примостила его на край кровати, все-таки аккуратнее сложив полотенце. Повернулась и с разочарованием успела заметить, как закрывается дверь. Мне хотелось знать, что происходит, мне хотелось спать, хотелось домой хотелось и узнать что с Джесси профессором Файенсом. А еще хотелось узнать, кто совершил…
Меня одолевало сразу множество желаний, ни одно из которых я не была способна осуществить. Что я могу? Только переодеться и сесть на кровать. И думать, непременно думать, обо всем. Вспоминать недавний страх, который отступал сейчас только потому, что усталость была действительно всепоглощающей.
Я сделала попытку вновь подняться на ноги, но передумала, и легла, смотря в потолок.
Новая чужая одежда. Новый потолок. Новое чужое место, где я… засну. Новые незнакомые люди.
Темнота давила со всех сторон, подступая все ближе и ближе. И никого нет рядом…
Может быть меня закрыли здесь, замуровали, может это мое наказание за мои слова и ружье, которое так многозначительно было направленно на нас.
Мрачный безжизненный свет, заливал часть комнаты и гипнотизировал, заставляя прислушиваться, присматриваться, видя в темноте непонятные очертания чего-то неизвестного. Я почти чувствовала, что кто-то прошел по коридору, прокрался и, кажется, остановился.
Закрывающиеся глаза распахнулись, и я, стараясь успокоить частый стук сердца, и не подходить к плотно закрытой двери, укуталась в одеяло, без которого было уже прохладно. Осторожно дыша, я вслушивалась в тишину, уже не понимая, был ли там какой-то звук, или мне показалось. Или тот, кто стоял по ту сторону, тоже вслушивался… Я лежала без сна, согреваясь одеялом, думая, что возможно и не должна была ложиться. Должна была выйти и проверить… С Джессом все хорошо… Кажется, он знал ту девушку. Он… с ним все будет хорошо… Я уткнулась в подушку, вздохнув полной грудью – специально, просто назло тому, кто бы мог за мной подслушивать. За профессора Файенса мне действительно было беспокойно.
Я не вернусь домой… никогда. Мир изменился, а я не заметила. Питала себя надеждами и верила. Никто не запрещает верить, в то чего…
Повернувшись на бок, откинув одеяло в сторону, я заснула.
17 декабря, ночь
Дом семьи Монро
Джесси Монро, Алекс Бонд
У меня закончились все известные ругательства, пока мы шагали в темноте. Она вела. Я принялся повторяться – бессмысленно и безудержно, пока воздух в легких не кончился. Оказалось, что мы на кухне.
- Ты замерз?
Она стояла у окна, виден был лишь силуэт.
- Нет.
В самом деле, было жарко. Я скинул куртку и повесил ее на спинку стула.
- Ты дрожишь. Испугался?
Я всплеснул руками.
- Я в бешенстве!
- Только не психуй.
Она повысила голос совсем чуть-чуть, раздраженно и нетерпеливо. Я прислонился к холодильнику, снижая тон. Вопросы витали в воздухе, простые и очевидные, а я не мог ухватиться ни за один. Оставалось только выдавить:
– Что тут происходит?
- Мы тут остановились. Дом был свободен, когда мы пришли.
Сердце упало, а я пытался нащупать след.
- Давно это было?
- Не знаю, пару недель назад. Они оставили сообщение, - спохватилась она. – На автоответчике.
- Кто?
- Тайлер. Он сказал, что они с твоей мамой в «чистой зоне».
Теперь сердце не знало подскакивать или падать. Ее плечо неуверенно дернулось вверх под шорох куртки.
- Про отца ничего не сказал…
- Да, про папу я знаю.
Она выжидающе молчала. Чем дольше молчал я, тем понятнее становилось.
- Он…?
- Он умер, да.
Слово как всегда давалось с трудом. Словно комок фольги пытаешься проглотить. Алекс судорожно вздохнула, так искренне, словно переживала собственное горе.
- Джесс…
Она двинулась ко мне, я сложил руки на груди. Было необходимо перебить ее, пока дело не дошло до соболезнований.
- А твои родители?
- Мама была в порядке, а потом мы потеряли связь… – она запнулась. – Я не знаю. Она тоже может быть в «чистой зоне»…
- Что за «чистая зона»?
Надо было перебить себя, пока я сам не дошел до соболезнований.
- Туда отвозят незараженных. Отвозили раньше.
- Знаешь, где она находится?
Она снова вздохнула.
- Туда никого не пускают.
- Я найду способ.
Она невесело усмехнулась.
- Не сомневаюсь. Ты ведь тоже сбежал из карантина?
- И что?
Вопрос почему-то прозвучал с вызовом.
- Вы тоже такие, да? Как эта девочка, что превратила ружье в пепел.
- Ева, - уточнил я. – И она ничего не сделала. Тебя там даже не было! А я был и ничего не видел.
- Это не значит, что ничего не было. Поль не стал бы врать.
- У твоего Поля дурь в башке! У всех у них! Ты слышала? Они стреляли! Они могли меня убить!
- Никто бы не стал тебя убивать!
- Да что ты?
- И если Поль прав, она может быть опасна! Мы уже сталкивались с такими людьми, поверь, я знаю, о чем говорю!
- С «такими»?
В воспоминаниях промелькнуло несколько дней – от невидимой руки до телепортации.
- Ты знаешь, о чем я говорю. Все эти твои фильмы про супергероев-суперзлодеев – ты лучше меня знаешь, о чем я говорю!
- И поэтому нас надо связать и бросить в гараж?
- Я этого не говорила…
- Он сказал! Этот твой Поль и другие головорезы! Я хочу, чтобы они убрались вон!
- Ты не можешь так просто…
- Я не могу? Алекс, это мой дом! Я не хочу, чтобы какая-то банда ушлепков целилась в меня из двустволки у меня дома! Я не хочу, чтобы они решали, кого куда запереть, чтобы шушукались за спиной. Не хочу, чтобы они трогали мои вещи… вещи моих родителей!
А ведь если мама вернется и увидит, что ее комнату разнесли в хлам, отдуваться буду я. Хотя, сейчас я был бы рад получить от нее хотя бы взбучку.
- Как ты могла это позволить? – распыленный собственными сантиментами продолжал я. - Мама и папа обращались с тобой как с семьей, а ты приводишь сюда каких-то… Скажи, кто-то занял их комнату? Как ты позволила кому-то спать в их комнате? А если бы они вернулись, то получили бы такой же «теплый» прием? Ты бы хотела вот так вернуться домой и обнаружить, что это больше не твой дом? Что это вообще…
- Прекрати!
- Разве я не…
- Прекрати сейчас же!
- Да ради бога!
Я умолк. У меня было куда больше причин злиться, а молнии метала она. Руки сложены на груди, а тишину нарушало только ее недовольное сопение.
- Что? – подтолкнул я.
- Ничего. - она фыркнула и исправилась. - Черт… я даже не думала, я мечтала, что ты когда-нибудь вернешься и что-нибудь сделаешь. Что-нибудь исправишь. А от тебя только проблем больше.
От неожиданности я подался назад, вжимаясь лопатками в холодную дверцу холодильника.
- Я исправлю? С чего ты взяла?
- Не знаю. Наверное, просто забыла, какой ты…
- Какой я кто?
Она молчала, пока я перебирал в голове варианты. Придурок, ребенок… зануда?
- Эгоист.
Ах, это…
- Ты все еще злишься на меня, - констатировал я.
Алекс звонко щелкнула пальцами, я вздрогнул.
- Джесс, очнись! Ты хоть краем глаза видел, что происходит снаружи? Эпидемия, город разваливается, теперь еще черт знает на сколько отключилось электричество… Ты, в самом деле, хочешь выяснять сейчас, злюсь ли я на тебя?
Я кивнул, не раздумывая.
- Да.
Она издала усталый вздох.
- Нет, сейчас очень не подходящее время.
- Подходящего времени не бывает.
Я на ощупь опустился на стул.
- Нет, Джесс, я устала.
- Я тоже. Присядь. Давай просто поговорим.
***
Лунный свет совсем робко прокрадывался через окно. Добирался до ее силуэта, но оставлял моему воображению рисовать ее выражение лица. Я помнил их наизусть. Я помнил наизусть ее. Зеленые глаза с золотистыми звездочками, за которые я когда-то называл ей Фисташкой, каштановые локоны, россыпь кокетливых веснушек на носу, губки с озорным изгибом, которые складывались в игривую улыбку… Я влюбился с первого взгляда. Когда-то давно.
- Я позаботился о том, чтобы тому парню, что тебя обидел как следует досталось, - начал я после паузы.
- В самом деле? И что было?
Ее любопытство пробивалось через маску безразличия.
- Сначала он долго строил из себя идиота…
- Как это знакомо.
- Потом выставил себя мега-идиотом на выпускном. Ты не представляешь, упился в ноль, дергался как японский гик в Dance Dance Revolution.
Она еле слышно хмыкнула.
- Звучит не смертельно.
- Нет, не смертельно. Но это еще не все. Скажу, только, что дальше в деле были замешаны онлайн игры.
- Ууу, жестоко.
- Ночи напролет. И много Редбула.
- Прямо ангст какой-то.
Я поморщился.
- Много пива.
- О, как мило. Порадуй меня, скажи, что он отпустил бороду и отрастил пивной животик.
Прежние почти забытые дерзкие нотки вступили в игру.
- Как раз собирался, но не успел.
- Какое разочарование.
- Вот именно.
О том, как я врал родителям, что нашел работу на лето, а сам слонялся до ночи по паркам, распивая наедине с собой какое-нибудь отвратительное слабоалкогольное пойло, признаваться было стыдно. Было стыдно даже вспоминать. Мама переживала, спрашивала, где я пропадаю целыми днями. Я струсил, что если не придумаю отмазку, то они с папой найдут, чем меня занять. А этого совершенно не хотелось. Объяснять, что мне нужно время побыть одному не было желания и повода. Я соврал, что работаю в кафе. Она даже обрадовалась, только поинтересовалась, почему я не сказал сразу. Я напомнил, что вряд ли папа был бы рад услышать о подобной работе. Мол, сыну уже не 15 лет, так что «не пристало тратить силы на всякую ерунду!» Так поверил в собственные слова, что даже разозлился. А она пообещала, что поговорит с ним. Поцеловала в щеку и сказала, чтобы я берег себя. От этого только хуже стало. И еще хуже, когда я подслушал, как она рассказывала Таю о том, что она они с папой за меня беспокоятся, потому что «Джесси много работает и сильно устает». Я где попало шатался целыми днями, приходил под ночь уже не пьяный, а с похмельем, закидывался энергетиками и почти до утра терзал несчастный джойстик Икс Бокса тупо пялясь в экран. А они за меня волновались… Тогда стыдно не было - тогда я злился за то, что они никак не оставят меня в покое. Я вообще много злился в тот период жизни - на все и на всех, беспричинно и глупо. Тай потом шутил, что я наконец дорос до переходного возраста.
А родители так и не узнали, что я их дурачил.
- Серьезно? Так плохо было?
Наверное, я долго молчал.
- Честное слово, я был совершенно не в себе.
Она вздохнула, но я был готов поклясться, что уголки ее губ поползли вверх.
- Мне жаль.
Я укоризненно покачал головой.
- О да, я вижу, как тебе жаль.
- Ты меня не видишь.
- Зато слышу, - я махнул рукой. – Все хорошо, тебе не должно быть жаль, я же сам виноват.
Она помолчала, до того как любопытство снова взяло верх.
- И чем все закончилось?
- Потом пришел Тай и утащил меня на каникулы в Калифорнию.
- В Калифорнию?
- Угу, он обещал серфинг. Но все закончилось тем, что он отобрал у меня ПСП и целыми днями валялся на пляже и рубался в Локо Роко.
- А ты? У тебя обгорел нос?
- Нет.
- Ужалила медуза?
- Нет, там не было медуз.
- Это слишком счастливый конец для такой печальной истории, - не согласилась она.
- Эй! Он трогал мои сохраненки! – возмутился я. - А еще там было скучно, жарко, мокро, и в волосы все время забивался песок.
Она удовлетворенно кивнула.
- Уже лучше.
- А как поживала ты? – снова переспросил я.
Она с улыбкой вздернула подбородок.
- Просто замечательно.
***
- А эта Ева уже испепеляла что-нибудь?
Она подпирала щеку рукой. Света стало меньше, а голоса тише.
- Не надо про Еву. Лучше расскажи про Европу. Вы с мамой съездили?
- Ты помнишь?
- Конечно, я помню, вы так долго собирались.
- Мы были в Италии, Франции, Англии.
- Как тебя называли во Франции?
- Мадмуазель Бонд, - продекламировала она, изображая акцент.
Она могла бы быть Мадам Монро. Когда-то…
- Расскажи еще.
***
- Ты купила подарки на Рождество?
- Теперь уже не имеет значения.
- Но все равно?
- Конечно, купила.
- Всем-всем?
- Как обычно.
- А мне?
Она крепко хлопнула меня кулаком по плечу.
- Спасибо, что напомнил, какой ты бессовестный, Монро.
***
Температура заметно опустилась. Я осознал, что почти дрожу от холода. На помощь пришла небрежно сброшенная ранее куртка. Алекс так и не раздевалась.
- Хочешь кофе? – предложила она. - Глупый вопрос, ты всегда хочешь кофе.
Она поднялась с места, но я напомнил:
- Электричества нет.
- Черт… - она села обратно. – Что мы теперь будем делать?
- Варить кофе на костре.
Она хохотнула.
- У тебя все так просто.
- Ты сама просила не усложнять.
Ее рука безвольно опустилась на стол в безобидной злости. Не на меня - на неработающую кофеварку. Я шутливо погладил ее мизинчик своим.
- Если ничего не исправится, то надо будет что-то делать с едой, чтобы она не испортилась, - меня всегда настораживал этот деловой тон.
- Мы вынесем холодильник на улицу. Не мы сами, а твои ребята с ружьями – у них лучше получится.
- Не спорю.
Она смеялась. Похоже, мы оба дошли до той степени усталости, когда больше нет сил ни злиться, ни горевать, ни строить планы на будущее.
***
- Не волнуйся, твои приятели будут в порядке.
- Еще бы. Только скажи своим мальчикам, чтобы они с ними хорошо обращались. Поражаюсь, как ты всегда хорошо ладила со всякими вышибалами.
- До сих пор комплексуешь?
- С чего бы? Я твоим вышибалам еще жару задам. Видела Еву? – я гордо стукнул в грудь кулаком. - На себе тащил.
Она снова рассмеялась.
- Да ну!
- Честно-честно.
- Я же у нее спрошу.
- Спроси.
- Так зачем ты еще тащил на себе?
- У нее не было обуви по погоде, не хотел, чтобы она промочила ноги.
- Прямо герой… - она цокнула языком. - Может быть, холодильник на улицу вытащишь?
- Регламент требует не более одного подвига в день.
Она притихла.
- Расскажешь, как познакомилась со всей этой компанией?
- А ты расскажешь, как оказался здесь?
- Завтра.
- Наверное, завтра уже наступило.
- Что ж, это был неплохой день.
- Да… Джесс, - она легонько потянула рукав моей куртки. – Хорошо, что ты вернулся.
Хорошо быть дома.
- Да. Я тоже по тебе скучал.
Продолжение следует...
Глава 5. House of the Rising Sun
© Copyright: Год Когда Изменился Мир, 2009
Свидетельство о публикации №209070400062
Свидетельство о публикации №209070400062
Рецензии