Попутчики

   

   ПОПУТЧИКИ
Вечерело, когда поезд отходил от железнодорожного вокзала старинного провинциального городка на юге Западной Сибири - Бийска. Еще и сейчас остались в городе купеческие особняки, увитые деревянной резьбой дома и остатки крепости. Но с каждым годом город становится более и более современным, сохраняя лишь внутренний мир старого города.
     Нас в купе было четверо: мужчина лет сорока-пятидесяти и женщины. Одной на вид было лет семьдесят-восемьдесят, другая примерно моего возраста, во всяком случае, казалось, что ей не более сорока пяти.
     Как всегда в пути, все невольно присматривались друг другу и некоторое время молчали.
     Первой заговорила пожилая женщина, доброжелательно глядя на всех поочередно.
-"Еду к внучке в Новосибирск. Давно я там не была. Она обычно сама приезжает. Если не встретит, даже и не знаю, как доберусь, ведь там так много транспорта и метро, которого у нас в Бийске нет".
     Она говорила приятным грудным голосом, потом засмеялась, сверкая молодыми голубыми, как незабудки, глазами. Наверно в молодости она была очень хороша собой. Одновременно она что-то искала в своей дорожной сумке. Вынула сверток, в котором кучка золотистых пирожков, и стала угощать всех присутствующих. Отказываться было неудобно, и все взяли по одному пирожку.
-"Как вкусно! - Воскликнул мужчина, приятным баритоном, - с детства не ел такой вкуснотищи».
    Пирожки были сладкие и ароматные, из сушеной земляники. Я тоже ничего подобного не ела много лет и, как и все, поблагодарила попутчицу за угощение.
-"Меня зовут Мария Петровна, - сказала женщина, откликнувшемуся на разговор мужчине, - а вас как? Откуда и куда направляетесь?"
     Мужчина словно только и ждал вопроса. С кем как не с попутчиками пооткровенничать, поделиться своими проблемами, мыслями.
-"Меня зовут Алмаз. Еду домой с курорта, из Белокурихи. Отпуск еще не кончился, думаю заехать к родителям на Урал, а уж потом домой, на Север".
-"На север?", - переспросила Мария Петровна, - всегда думала: как там люди живут, ведь зимой такие холода."
-"Привычка, - хмыкнув, произнес Алмаз, - но, надо сказать, одеваются все практически так же, как всюду. Женщины в сапожках ходят."
-"Форс морозу не боится, - подвела итог женщина. – А на курорте понравилось, - спросила она о впечатлениях от отдыха".
     Алмаз, все еще не стряхнувший курортную жизнь, был рад вопросу. Он достал курортные фотографии, и Мария Петровна вместе с ним с интересом стала их рассматривать. Иногда задавала вопросы, а иногда Алмаз сам комментировал, не дожидаясь их. Любопытство и желание скоротать время в пути увлекли всех попутчиков.
     Так или иначе, из вопросов и ответов, на которые отвечал Алмаз, стало известно кое-что и об этом моем попутчике.
     Это был высокий, крепкий мужчина. Доброе, привлекательное лицо. Карие глаза. Работает в Тюменской области гидрологом, в каком-то конструкторском бюро. Часто бывает в командировках.
-"Какое интересное у него имя, - подумала я, - у русских таких не бывает, но не походит ни на какую национальность. Наверное – метис, а может татарин. На курортах бывал часто, а на вид здоров – вероятно, на отдых он выезжал больше для развлечения".
     На фотографиях было много красивых пейзажей. Один очень привлек мое внимание. Это была скала, напоминающая по форме церковь. На вершине, луковкой, стоял крест.
-"Этот снимок на горе "Церковка" сделан, - уточнил Алмаз, - В городском музее сказали, что установлен он несколько лет назад священником местного храма св. Пантелеймона. А гору давно так называли. Бабушка музейного работника внучке своей рассказывала, что в очень давние времена, когда в этих местах жили в основном алтайцы, язычники, это место было у них культовым.
     А когда начали Сибирь заселять русские, то в этом месте построил что-то вроде часовни один монах и там жил, молился. Возможно из староверов. Но с местным населением он не общался, и поэтому его считали колдуном. Когда у жителей случалась какая-то беда (молоко у коровы пропадало, болел кто-нибудь и другое), то все начали на этого монаха всю вину возлагать, – продолжал мужчина.
      Однажды у кого-то потерялся ребенок. Мальчика искали все, но нигде не могли найти. Кто-то как обычно вспомнил о колдуне и повел всех на это место. Был вечер, и путь люди освещали факелами, ведь электричества еще не было. Люди возмущались, кричали, но монах вначале, будто и не реагировал на крики людей, потом вышел на крыльцо и, перекрестив народ, зашел обратно. Кто-то из возмущенных людей, взял факел и поднес к строению. Все застыли, глядя на огонь, ведь алтайцы и сейчас поклоняются духам разных стихий: воде, камню, огню. Несмотря на огонь, монах больше не вышел. Так и сгорел заживо. Испуганные люди убежали с этого места, возможно осознавая то зло, которое сотворили. А наутро на этом месте в куче углей и пепла нашли крест, оставшийся целям и невредимым.
     Это же надо иметь такую сильную веру в Бога, такую силу духа, такую высокую Любовь! – продолжил Алмаз свой рассказ, - но самое интересное, что многие экскурсоводы этой истории о своем городе не знают
     Вообще в окрестностях курорта места прекрасные! Исследователи курорта говорят, что на этом месте сильная положительная энергия. А если подняться на гору Церковку, то потом целый год будешь чувствовать заряд сил. Вот поэтому-то  курортники стараются обязательно побывать там и унести хоть кусочек камня с того места, словно берут силу от этой горы, как язычники".
-"Каких только чудес на свете не бывает, - воскликнула я, выслушав повествование и еще раз, с особым вниманием глядя на фотографию".
-"Да, это так, - подтвердила Мария Петровна, - чудес на свете очень много. Я и сама бывала там не раз. В войну после окончания Бийского учительского института меня в Белокуриху работать направляли в пионерский лагерь Артек, когда он эвакуированный приехал туда.
     Но я вам расскажу другую историю, из своей жизни, тоже похожую на чудо:
     Моего старшего брата, Григория, призвали в армию еще до Великой Отечественной войны. Незадолго до этого наша мама посадила в горшок комнатный цветок, и что-то задумала о сыне. Это был обычный домашний комнатный цветок. Что-то типа герани, а может бегония. Он прекрасно рос, как все цветы, за которыми мама ухаживала. Когда она поливала цветы, обязательно с ними разговаривала, рыхлила, убирала подсохшие листья. Не успел брат демобилизоваться, как грянула война.
     Зимой 1941-42 года цветок начал болеть и, в конце концов, совсем зачах. Мама забеспокоилась о сыне, тем более что перестали приходить письма с фронта. Она поливала цветок, рыхлила, уговаривала, но - бесполезно. Время от времени мама выкапывала цветок, смотрела его корни и видела, что признаки жизни в цветке есть, и упорно продолжала обихаживать цветок. Это продолжалось больше года.
     Вдруг, цветок начал оживать. Мама воспрянула духом. И, глядя на цветок, то и дело приговаривала:
-"Гришка скоро должен объявиться. Жив - он - мой сыночек".
     И, правда, через несколько месяцев, после того как цветок ожил, пришло от брата письмо, а позже приехал он сам. Оказалось, что он был у фашистов в плену. Не раз пытался бежать. Ловили и опять в концлагерь. Последний раз он из всех один добрался до своих. Голодный, оборванный, но живой. Потом под конвоем работал в Калинине (так раньше Тверь назывался). Но это не худший вариант для бывшего военнопленного. Как говорится, - увы", – закончила Мария Петровна.
-"Грустная история, - задумчиво произнес Алмаз, - очень похожа на русские сказки. А это – быль. Благо, что конец хороший".
-"А может - это сила материнской любви помогала?" – Предположила я, веря, что именно так и было.
     На какое-то время воцарилось молчание. Глядя в окно на мелькающий в полумраке дорожный пейзаж, думали каждый о чем-то своем. Услышанное сопоставляли с тем, что было в их жизни и жизни тех, кто их окружал.
     У меня в тридцать седьмом году мама тоже была репрессирована. Ей тогда было всего только шестнадцать. А вина ее была лишь в том, что родилась она на территории Манчжурии, вроде бы в Китае. Причем, репрессировали ее одну, даже без матери, родившей ее там, за границей, будто это она сама границу передвинула.
     Цепочка мыслей каждого уносила в другое русло. Вспоминались сказки, слышанные в детстве, поездки в Белокуриху, прежняя жизнь в Бийске с мамой, с дочерью, которая осталась там.
     Не так давно моя жизнь круто изменилась. Поехав в гости, на север, я там осталась жить и работать, соединив себя с севером, словно бы заново родилась. Во всяком случае, лет двадцать-тридцать моей жизни будто и не было. Но главное, что у меня есть интересная работа, собственная издательская деятельность, о чем я не могла и мечтать. А вокруг интересные люди.
     Перед моим мысленным взором мелькали широкие улицы Сургута, нефтяные вышки на далеких просторах Севера.
-"Тук-тук-тук, - стучали вагонные колеса, будто говорили, - лю-би-те…".
     Отвлекшись от мыслей, я продолжала наблюдать за моими попутчиками. Мария Петровна и Алмаз как будто своими стали, о чем-то шепчутся, чтоб никому не мешать.
     Только другая соседка по-прежнему смотрит в темноту окна. Взгляд ее зеленоватых с поволокой глаз кажется - уносит ее очень и очень далеко.
-"Видит ли она то, что там скрывается: золотые сосны и березки, поля и деревенские домики, пасущийся скот и транспорт?.." – подумалось мне.
     Иногда на губах незнакомки блуждала улыбка, а порой между бровей пролегала морщинка, омрачая лоб тревогой.
-"О чем она думает? Кто она?" – С интересом думала я.
     Мария Петровна продолжала вглядываться в фотографии, лежащие на столике.
-"А эта женщина что-то уж больно часто рядом с Вами, - лукаво улыбнувшись мужчине, пошутила она, - небось - зазноба? Курортный роман?"      
-"Почему нет? – вопросом на вопрос ответил Алмаз, - курортные романы у всех бывают и у меня тоже, ведь я часто бываю на курортах. Это же хорошо. Иногда такой роман подолгу жизнь украшает. Как-то с одной женщиной года три-четыре переписывался, ездил к ней в Иркутск. Бывает, что семейная жизнь после курортного романа только лучше становится".
-"А жена как же?" – спросила Мария Петровна.   
-"А что жена? Она всерьез курортные романы не воспринимает. Да и мало что знает о моих романах. Во всяком случае, на наши взаимоотношения они не влияют. Я дорожу моей семьей. Жена у меня хорошая, дети. Бывало, как у многих, что семья чуть не развалилась, но это было не из-за курортного романа".
-"Эх, вы – мужчины, все у вас легко и просто, - проворчала Мария Петровна, - а женщина эта, может быть полюбила вас. Небось, в любви ей клялись, говорили, что она самая- самая, надежду ей дали. Замужем она?"
-"Нет. Одна живет, хоть красивая, умная, добрая. Почему так бывает, Мария Петровна?" – Спросил мужчина.
-"Видать не на тех она всегда нарывалась, доверяла не тем, а надежного человека, половинку свою не встретила", - посетовала женщина.
-"А может, прошла она мимо своей судьбы когда-то и ей нужен не просто мужчина, а тот – единственный, родной и любимый", - вступила в разговор незнакомка.
-"А Вы сами-то замужем?" – обратилась к ней я.
-"Нет. С судьбой своей разминулась и во времени, и в пространстве", - неохотно ответила она.
-"И давно?» – спросила Мария Петровна.
-"Да уже более двадцати лет минуло", - ответила незнакомка и словно окунулась в те далекие годы.
     После недолгого молчания она медленно заговорила. По мере рассказа голос ее становился все более быстрым, а глаза загорели каким-то внутренним огнем. Она очень волновалась, и постоянно теребила пальцами носовой платок, пытаясь успокоиться. Начав говорить, она уже не могла остановиться, и все мы с интересом слушали ее.
     Мария Петровна иногда кивала, сочувственно глядя в лицо незнакомки. Алмаз смотрел то с интересом, то с легким недоверием и свойственным мужчинам пессимизмом. Да и мне рассказ был интересен, как интересна каждая судьба встреченных в этой жизни людей.
-"Я рано вышла замуж. Это был умный интересный человек, которому я всегда должна была быть нужной, так как он был незрячим. Его ум и буквально энциклопедическая разносторонность особенно привлекали меня. Но очень скоро я поняла, что рассчитывать на то, что совместная жизнь с ним продлится навсегда, не приходится. Это я осознала как-то вдруг и сказала об этом мужу: что расстанемся когда-нибудь по его вине, хоть и не знаю когда и почему. Он всерьез мои слова не принял. Думал, что это - блажь. А есть ведь не только ясновидение,  яснослышание, но и ясно знание. Видимо у меня оно. Еще я знала, что после развода встречу моего единственного, но будет он моложе меня. Знала и ждала с ним встречу.  С мужем мы прожили больше десяти лет, но, действительно разошлись из-за пьянства его и измен".
     Она вздохнула и продолжила рассказ:
-"Я всегда любила книги о путешествиях и иногда мысленно путешествовала, глядя на карту. Это ведь самое доступное путешествие. Была у нас дома карта Черноморского побережья. Я смотрела и думала: куда бы поехать? Мой выбор пал на Геленджик: морская бухта, горы, виноград…
      Мечта сбылась, когда мы с мужем развелись, но еще жили вместе. Так часто людей объединяет одно лишь жилье и не более, если деваться некуда. Муж все еще лелеял надежду сохранить семью, но ничего для этого всерьез не делал. Одной из таких попыток было его приглашение съездить с ним на курорт, в Геленджик. Он имел право на льготную путевку для себя и сопровождающего. В обмен на мое согласие пообещал после возвращения переехать и оставить квартиру мне и детям. Я купилась на это и согласилась, ведь решались все проблемы, и осуществлялась мечта о поездке к морю.
    Был 1977 год. В первый день приезда мы вышли прогуляться по набережной, так как у моря я была впервые. Неподалеку от санатория по радио прозвучало приглашение на морскую прогулку с выходом в открытое море. Мы отправились на эту прогулку.
     Я с удовольствием вдыхала воздух, напоенный морем и горами, смотрела в уже ночное  небо. На волнах мерцали блики огней нашего корабля, ветер овевал мое лицо. Я смотрела вперед и никого не видела вокруг, до той поры, пока не почувствовала Его. Не увидела, а почувствовала душой. Это невозможно объяснить.
     Рядом с моей рукой была рука, к которой мне неудержимо хотелось прикоснуться. Я сдержалась, но взглянула на обладателя руки, на того, к кому ощутила неизведанное мной ранее притяжение.
    Это был молодой, невысокий, кареглазый курсант летного училища. Мне показалось, что ему не более шестнадцати лет. Я отвела глаза и сделала вид, будто ничего не произошло. В тот момент я и не предполагала, что эта встреча будет что-то значить в моей жизни.
     Путешествие длилось недолго. По сторонам я больше не смотрела. Ушли мы вместе с толпой других курортников.
     А утром в столовой санатория, я увидела глаза, встреченного накануне курсанта. Он сидел напротив меня за одним из соседних столов. С тех пор наши глаза встречались постоянно. Я улыбалась в ответ, не придавая этому никакого значения. Но встречаться мы стали не только в столовой, но и на улице, на пляже, на экскурсиях, в магазинах. Везде и всюду он оказывался рядом.
     Постепенно мы все перезнакомились. Наши соседи по столу жили в соседней комнате с ним и его родителями. Мы вместе бывали в кино, в библиотеке, на танцах. Встреч наедине у нас не было. Лишь один раз он встретил меня одну в коридоре, и что-то говорил о моих глазах, спрашивал о моем спутнике.
     Пришло время его отъезда. Когда я услышала об этом, мое сердце буквально оборвалось. Казалось - я теряю кого-то самого дорогого, а, может быть, часть себя. Накануне ночью перед отъездом его лицо постоянно стояло передо мной. Я не знаю: спала ли я в ту ночь. Но проводить его я не могла, надо было быть с мужем, пусть и бывшим. На то, как он уехал, я смотрела в окно, видела, как он помахал мне. Во всяком случае, мне так показалось, ведь я смотрела на все сквозь слезы. Весь день провела в слезах и в столовую не ходила.
     Жизнь потеряла свою окраску и интерес, а Геленджик – свою прелесть… Желания оставаться там больше не было.
     Перед отъездом решила написать благодарность в книге отзывов и, как обычно, перелистала несколько страниц альбома назад, просматривая отзывы отдыхающих. И, вдруг, увидела Его адрес, который он оставил вместо подписи. Записывать его необходимости не было. Я уже словно знала его всегда и просто убедилась в  этом снова. Может – телепатия?
     Мы уехали накануне ноябрьских праздников и я, как всегда, стала подписывать поздравительные открытки родным и знакомым. Раньше мы по несколько десятков открыток отправляли всегда. Среди них была открытка нашим соседям по столу в санатории "Солнечный берег" и открытка Ему.
    Спустя несколько дней после этого, получила он Него письмо, следом второе. Его адресом было военное училище, где он жил, а моим – место работы, так как жилищный вопрос так и не решился. Чего, впрочем, и следовало ожидать. Мы переписывались два года, до того, как он окончил учебу. За это время он женился, но продолжал мне писать.
     Как и тогда, сейчас во мне звучит голос Анны Герман: "Один лишь раз сады цветут…" Я ничего изменить не могла, ведь я была старшего Его лет на десять и, главное, у меня уже было две дочери. Только очень большая любовь с его стороны могла привести к торжеству Любви в этой ситуации.
     Каждый раз, думая о нем, я представляла реакцию его мамы, и это заставляло думать и заглушать эмоции. Это давало силы сдерживать и мои, и его чувства, но об этом в письмах не было ни слова.
     Писали о жизни. Он о службе, о спорте, литературе, театре. Я о работе, учебе и другом, что волновало меня в ту пору, по возможности  избегая главного, что волновало нас больше всего…
     Я как сейчас вижу перед собой листки его писем на почтовой бумаге, исписанные мелким почерком. Письма нельзя было назвать большими. К сожалению, они не сохранились. В его письмах часто мелькали стихи, а одно письмо было почти полностью в стихах. Некоторые строки этого письма я помню и сейчас:
"На горы сумрак предвечерний пал.
Из-за него увижу ль я тебя?" – спрашивал он в письме, -
Но кто не сомневался, о жизни думая,
С собою не ругался…
От горя станешь трезв,
От счастья – пьян.
От писем же твоих
И трезв, и пьян бываешь
И все, что горько помнить,
Забываешь, и хочется им верить до конца,
До седины, до старческих морщин.
Не клеится письмо. Пускай.
Но все ж я допишу его,
А ты меня, хоть в мыслях приласкай.
Ну, хоть приснись… и больше ничего".
    Конечно же, я не смогла забыть этих строк и того, кто мне их посвятил. Однажды я ему приснилась. Он написал, что увидел меня в аэропорту, когда был в патруле. Поцеловал, но поцелуй был холодным и он от этого проснулся. Целовал он, как оказалось, не меня, а письмо, с которым уснул, когда его перечитывал. Конечно, он уже забыл об этом, а я все еще помню.
     А поцелуй снится к разлуке. Так оно и случилось.
     Не так давно я увидела его во сне, впервые в жизни. Это было 5 декабря. Мы сидели за столом; он, его отец и еще какие-то люди. Проснувшись, ощутила себя счастливой, и это ощущение длилось весь день. Как же мало нам надо для счастья!
     В последнем письме он писал, что напишет уже по прибытии на службу в полк. Написал ли? Я этого даже не знаю, не получила. Скорей всего все-таки написал. Не могу не верить ему. Писать в училище я посчитала напрасным. Кто я ему, чтоб интересоваться судьбой военнослужащего? Да еще в прошлые времена, двадцать лет назад. Сама я - считаю его другом, а считает ли он так – не знаю.
    Каждая мысль о возможности его розыска все эти годы сопровождалась видением его мамы, в том платье, в каком она на моих фотографиях, на экскурсиях в Новороссийск. Это невольно останавливало меня.
     Последние годы гибнет много военных на Кавказе, много авиа - катастроф… душа разрывается. В конце концов, просто нестерпимо было не знать: где Он, что с ним? Главное знать, что он жив, здоров и у него все хорошо. Вглядывалась при телепередачах в лица летчиков, вчитывалась, вслушивалась в фамилии. Потом начались по ОРТ передачи "Жди меня". Написала туда. Но не для того, чтоб искать, а чтоб мой адрес был там, если я ему буду нужна. Увы, он не помнит. Я не нужна.
     Но пришло то время, когда мысли о розыске его не вызвали облика его мамы. Жива ли она? Вот только тогда стала его разыскивать, используя знакомых и их знакомых. Тем более что двадцать лет для выслуги он уже отслужил, мог вернуться туда, где родители.
     Месяца не прошло, и я уже знала то, что хотела, а также его адрес и телефон. Но стоит ли беспокоить его спустя десятилетия? К Новому году поздравила. А на большее, увы, я не решилась. Подписалась как друг.
     А сейчас вот, я в отпуске. Еду туда. Может быть, я хоть издали увижу Его,  дорого мне человека.
     Такие вот бывают иногда курортные истории, хотя и пальцем друг другу не прикоснулись. Как-то он хотел приехать, но из-за моих жилищных проблем я возразила, а он не спросил причину".
     Алмаз потупился, смутился.
-"О чем он думал, слушая рассказ незнакомки? Может о Новом завете Христа: "Любите друг друга"? Ох, любовь, любовь, как только она не распоряжается судьбами людей», - думала я.
-"А ты поезжай, дочка, взгляни, может легче будет, - промолвила Мария Петровна, - я верю тебе. Сама не могу забыть свою любовь, но то война была. Погиб он. А любовь осталась и живет во мне до сих пор. Знала б, где он похоронен – съездила бы, могилке поклонилась".
-"Понимаю Ваши сомнения, - заговорила я, - Вам важно сохранить чистоту дорогих воспоминаний, не помешать ему, не потревожить. Как знать какой может быть встреча. Поймет ли он, помнит ли. Мужчины и женщины, как иностранцы – на разных языках разговаривают, по-разному мыслят и чувствуют. Да и меняемся мы с годами. И он мог измениться за долгие годы. Все же главное – сохранить любовь!"
-"Да, ведь для меня и тогда, и сейчас он – самый лучший на свете. Я люблю и уважаю его. Уважала и тогда, когда было жарко от одной мысли о нем. К другим такого - не было. Вообще при мыслях о нем, в груди сердце не колотится ритмично, а как бы танцует.
     Не знаю: писал ли он, ведь я вскоре ушла не сессию, потом перевелась на дневное, уволилась. До этого училась на заочном. Писем мне не передавали. Может быть, и передали, но не мне, а моему бывшему мужу, а он не отдал".
-"А муж-то тот как?» – спросила Мария Петровна.
-"Спустя два года после получения диплома я взяла детей и уехала, трехкомнатную кооперативную квартиру оставила ему. Просился взять его с собой, а, поняв, что не выйдет, стал поносить меня почем зря. Потом он женился, родился у него сын. После этого я вернулась в родной город. А он через несколько лет умер. Была у него на похоронах, в своей бывшей квартире, даже полы там мыла. С родителями его отношения стала поддерживать, свекра хоронила, к свекрови хожу, время от времени. Но на нашу жизнь она смотрит иным взглядом. Я ее переубеждать не хочу. Память должна быть хорошей", с уверенностью в голосе сказала незнакомка.
-"Да, жизнь, - промолвил Алмаз, - а о Геленджике я читал у Владимира Мегре в книге об Анастасии. Будто в тех местах есть реликвии, равных которым нет. Им не обладает даже Израиль. Они более древние. Дольмены называются. Что-то типа склепов каменных в земле, в которые заживо уходили для медитации наши древние предки, что бы хранить там мудрость человеческую. Что это – любовь ко всему человечеству?.."
     Больше никто уже не откровенничал, словно устали все. Но атмосфера в купе стала какой-то домашней, рядом с близкими людьми, когда молчание не тяготит и все понимают друг друга с полуслова. Кто думал о своем: о жизни, о прошлом и будущем. Думали и друг о друге, ведь такие разговоры сближают. Может еще не раз придется вспомнить этот поезд, эту дорогу и своих попутчиков.
     А поезд,  по-прежнему, выстукивал колесами свою песню:
-"Лю-би-те… лю-би-те… лю-би…те…"