Женька

   Телефон зазвонил неожиданно и резко. Настойчивые звонки разрывали вязкую, почти физически ощущаемую тишину. Сашка лежал в пустой, темной комнате на голых пружинах кровати и смотрел в бледный квадрат окна. С тех пор, как вернулся из Америки, он почти не вставал. Так и лежал, куря одну сигарету за другой, то перебирая в памяти детали происшедшего, то отключаясь. Уже несколько дней.
             А всего лишь пол - месяца назад все было по другому. Лос -  Анджелес встретил его невозможно ярким солнцем, голубым, словно покрытым глазурью, небом и, до этого ни разу в жизни не виденными, роскошными пальмами. Бывший кореш, закадычный друг со школьной скамьи, уехавший искать землю обетованную, давно звал его к себе. Хотел наладить отношения, даже билеты туда и обратно купил. Между ними тогда пробежала черная кошка - Сашка считал его отъезд бегством, предательством. Мол, бежишь туда, где лучше, а здесь кто будет делом заниматься. Женька отшучивался: «На тебя вся надежда». И вот теперь он, уже несколько лет счастливо обитавший в этом раю, широко улыбаясь во всю свою круглую, конопатую рожу, с распростертыми объятиями встретил его в аэропорту.
- Здорово, Щирый! Ну, долго же ты собирался.
- На себя посмотри, - буркнул Сашка, - уж костюм на тебе не сходится.
- Красота спасет мир. Пойдем к машине. Месяц назад новую купил, сейчас похвастаюсь.
Потом они ехали в новеньком, блестящем «Кадиллаке» по одуряюще красивым окрестностям города, теплый ветер трепал их волосы, а рядом, как будто защищая от всех напастей, проплывали огромные белые буквы, складывающиеся в вечное и непоколебимое - HOLLYWOOD. Здесь - то и работал Женька, как он любил выражаться «мастером по свету», попав на фабрику грез с помощью дядюшки - американца, эмигранта послевоенных лет. На личности загадочного дядюшки всегда лежала будоражащая воображение, легкая завеса тайны - желание приоткрыть ее щекотало нервы, но легче, наверное, было попасть на Луну - и, сколько Сашка помнил, в Женькиной семье о нем не принято было говорить. Как бы то ни было, дядюшка свое дело сделал, а Женька делал свое и очень не плохо - уже год он возглавлял команду осветителей на одной из студий Голливуда.
     Машина остановилась перед симпатичным двухэтажным коттеджем, спрятанном в зелени аккуратно подстриженных кустов. К крыльцу вела посыпанная гравием дорожка, вокруг живописно разбросано несколько небольших клумб. Женька протянул ключи:
- Иди, открывай дверь. Я машину в гараж поставлю.
Сашка прошел по дорожке, поднялся по ступенькам и щелкнул простым замком - перед ним «простиралась» просторная гостиная, обставленная стильной, в тон подобранной мебелью. От пола до потолка огромные окна открывали вид на манящий лазурной гладью бассейн. Не бросающаяся в глаза винтовая лестница уводила на второй этаж.
- Ну, что стоишь, заходи.
Женька втолкнул его в дом, воспользовавшись его же чемоданом.
- Ты буржуй, - констатировал Сашка, сел на стул и грустно посмотрел на бывшего закадычного дружка.
Женька удивленно взглянул на него, потом засмеялся:
- Ты все о том же. Может, хватит уже? Ты, вроде бы, вышел из комсомольского возраста.
- При чем тут возраст?! Окопался тут и живешь припеваючи. На нас наплевать. Посмотрел бы, что дома творится - все вверх дном. Я на работе кручусь, вкалываю,как проклятый, что - то пытаюсь сделать, кому - то что - то доказать и все без толку. Потому что, никому ничего не нужно, каждый под себя гребет, лишь бы ему было хорошо. Бегут, вроде тебя, при первой возможности, как крысы с тонущего корабля.
Женька слушал молча, опершись на спинку стула и опустив голову.
- Я тебя понимаю. Но и ты меня пойми. Мне здесь действительно хорошо. У меня прекрасная работа, она мне нравится, и, кстати, если бы я остался, у меня никогда бы такой работы не было. Не потому, ЧТО я здесь делаю, а потому, КАК я это делаю. Мне нравится эта атмосфера, этот воздух, которым я дышу, стиль жизни, мои новые друзья - их способность беззаветно отдавать себя работе  и так же, от души, веселиться, нравится их не притязательный юмор. Я люблю их, и я люблю эту страну. Это теперь и моя страна то же. Знаешь, говорят - твой дом там, где твое сердце.
- Значит, вот так, да?! Про сердце заговорил. У тебя, между прочим, в НАШЕЙ стране родители похоронены. Ты за эти годы хоть раз на их могиле был?
Веснушчатое Женькино лицо побледнело и словно опрокинулось.
- Это не значит, что я не помню о них. Русские кладбища давят на меня, мне очень тяжело там находиться. Я от похорон еле отошел. Знаешь, здесь ведь это все не так происходит. Проще, что ли, не знаю...
- Ага, - злорадно процедил Сашка, - опять Россия не угодила. Ты ,может, и католиком заделался?
Женька молча вытащил из - за ворота рубашки маленький католический крестик. Сашка хотел что - то сказать, но увидев его умоляющие глаза, сдержался.
- Пойми, я это не потому, что меняю, как перчатки, а потому что это - мое. У меня ведь раньше и веры - то никакой не было, а теперь есть. Я пока сам до конца не могу осознать, что вот это вот все - действительно моя жизнь. И я ужасно боюсь все это потерять. Не деньги боюсь потерять, не дом, не машину - почву под ногами. К родителям я обязательно съезжу, когда буду уверен в себе. Я всех вас помню и очень люблю. А ты - мой единственный старый друг, и я тебя, как друга, прошу - не разрывай ты мне душу, не отворачивайся от меня.
- Развел тут антимонию, буржуй не добитый, - Сашка поднялся и взял свой чемодан, - где расположиться прикажете?
- Сюда, - Женька повел его по винтовой лестнице на второй этаж.
- А хатка - то у тебя ничего, роскошная.
- Да, ничего особо роскошного тут нет, - откликнулся Женька, пропуская гостя в его комнату, и как - то странно посмотрел на него.
- Видел бы ты мою квартиру. Маринка уходила - все до последнего гвоздя вынесла. Только кровать пустую оставила.
- Так вот почему ты такой злой, - догадался Женька.- Мы тебе тут кого - нибудь подыщем.
- Американку, что ли? На кой она мне ляд? А что касается тебя, я все равно считаю, что ты не правильно поступил, так что не обольщайся.
Радушный хозяин примиряюще улыбнулся:
- Да ладно тебе. Если хочешь, я тебя  к себе на работу свожу. На киностудию. Там сейчас на съемках другая команда работает, но я попрошу - нас пропустят. Вот увидишь - это интересно. - Пока отдыхай, а вечером в бар сходим, где все наши собираются.
- Киношники?
- Ну, да.
- Ладно, - буркнул Сашка, - а теперь уйди, я спать буду.

          В баре ему не понравилось - там было многолюдно, шумно и не интересно. Женька знакомил с ним своих американских друзей, те улыбались и хлопали Сашку по плечу. Потом начинался общий разговор, в котором его старый кореш принимал самое живое участие, переводя обалдевшему от духоты и табачного дыма Сашке,о чем идет речь, а тот ощущал себя полным идиотом. После третьей бутылки пива он не выдержал:
- Пойдем отсюда, я чувствую себя не в своей тарелке.
Женька удивился:
- Вечер еще не начинался, мы хотели пойти на бильярде поиграть.
- Наиграешься, когда я уеду.
- Ладно, желание гостя - закон. А чем будешь заниматься?
- На пляже загорать - воспользуюсь случаем, когда еще попаду на океанское побережье.
- О' кей.
Они вышли из бара и сели в машину.
- Слушай, американец, я все хочу спросить - как твой местный дядюшка поживает?
Женька чуть помедлил с ответом:
- Мы... мы редко встречались с ним все это время.
- Ясно. Жми к дому.
Следующие несколько дней Сашка грелся на солнышке, блаженно подставив бледное тело под его благодатные лучи. Иногда с Женькой, иногда один - у того были какие - то неотложные дела. «Бизнес», - говорил друг и, как всегда, улыбался, делая жизнь чуточку легче.

     А потом наступил этот день. Они пошли, как и обещал Женька, к нему на работу. На одну из многочисленных студий его величества Голливуда. Как оказалось, Женьку там все знали, и они беспрепятственно прошли в съемочный павильон. Сашка с интересом смотрел на ползающие по рельсам камеры, тележки с прожекторами, наблюдал за бегающими с охапками одежды и деталями декораций людьми, не раз спотыкался о валяющиеся на полу мотки каких - то проводов. Весь этот хаос был подчинен на самом деле строгому порядку и служил могущественному и великому богу, имя которому - кино. К Женьке подошел высокий парень в живописно разорванных на коленке джинсах и футболке, вышедшей из - под ножниц ревнивой жены. Они о чем - то поговорили, и Женька сообщил:
- Слушай, у них тут проблема с освещением, раз уж на месте, помогу.
- У тебя же отпуск.
- Ну, и что?
Сашка надвинул бейсболку с надписью «Парамаунт» на уши приятелю и сказал, прищурившись:
- Не выйдет из тебя американца.
- Конечно, - засмеялся Женька, - я ведь русский. Но, может быть, мне повезет, и я найду золотую середину.
- Ладно, топай. Я тут поброжу.
- Только не долго! - крикнул Сашка уже в спину уходящему другу.
    Грохот и вопли он услышал через несколько минут, когда связка прожекторов сорвалась с креплений и с высоты упала на работающего внизу Женьку. Ему сильно пробило голову, повредило спину, поломало ребра. Кто - то сразу вызвал скорую помощь и сказал, что до приезда  врачей его лучше не трогать. Когда Сашка, растолкав собравшихся, склонился над ним, Женька был еще в сознании. На полу, под неловко повернутой головой, растекалась темная, густая кровь. Глаза затуманились и почти уже не видели окружающего мира.
- Я люблю тебя, Сашка. Не обижайся... слышишь... я прошу...
Он умер в больнице, в этот же день.

         Похороны Сашка помнил смутно. Благо, что все взяли на себя Женькины коллеги, он сам вряд ли смог бы что - либо сделать. Да и как? Без денег, в чужой стране. Для него чужой. «А где она - не чужая? Прав был Женька - твой дом там, где твое сердце. Так где же мое? Не там, но и не здесь - в стране, обрубившей свои корни и гниющей, как сорванная лилия, не имеющей ни Бога, ни царя. Я сирота. Мы все сироты, обреченные либо умереть здесь, либо уехать и умереть там, как умирает человек, всю жизнь проведший в тюрьме и не знающий другого мира, кроме родной камеры. И счастлив тот, кто находит свой дом, обретает почву под ногами, как говорил Женька. А я... я так и не сказал ему, что он мой единственный друг, не простил его. И он это чувствовал до последнего момента. Что я хотел доказать? Зачем? Кому? Хотел, что бы он до конца жизни чувствовал  вину передо мной? Можно себя поздравить - я этого добился. Господи!» - Сашка со стоном повернулся на бок, пружины пустой кровати жалобно заскрипели - «Господи ,какая была разница, где он живет, главное, что бы он был, дышал, работал, смеялся. Можно было позвонить по телефону и услышать его голос...»
- Черт, опять кто - то трезвонит. Разобью этот аппарат к чертовой матери.
Сашка опустил ноги на пол, дошаркал до угла, где сиротливо вжался в стену телефон, и поднял трубку:
- Да!
- Мистер Резников?
- Да.
- Александр Юрьевич?
- Да. В чем дело?
- Вас беспокоят из посольства Соединенных Штатов Америки. Приносим вам свои соболезнования в связи с кончиной вашего друга. Вы должны подъехать к нам в ближайшее время, что бы обсудить вопрос получения наследства.
- Какого еще наследства? Что за шутки?
- Ваш друг, мистер Лебедев, оставил вам свое состояние.
- Дом в Лос - Анджелесе с бассейном и «Кадиллак»? Их надо продать - я не смогу там жить, у меня нет ни работы, ни гражданства, и даже приезжать не смогу.
- Как раз об этом мы и хотели с вами поговорить. Ваше наследство этим не ограничивается - к дому и машине прибавится несколько заводов аудио, видео и бытовой техники на восточном побережье, сеть магазинов по всей Америке, а так же в Европе и сто миллионов наличных денег.
Последовала некоторая пауза, после чего Сашка снова заговорил:
- Это... это мне Женька оставил?! Но откуда у него?
- Дядя мистера Лебедева - мистер Николас Форрест, скончавшийся пол - года назад, завещал ему все, что имел сам. Поздравляем вас, мистер Резников.
- Спасибо, - тупо ответил Сашка.
- Вам удобно завтра в 14 часов?
- Да, да.
- Мы пришлем за вами машину.
Какое - то время Сашка стоял, уставившись в одну точку, потом положил трубку на рычаг, медленно опустился на кровать, обхватил голову руками и заплакал.