Кандидат в Президенты, часть 4

ГЛАВА 14
Женщина и ее мужчины

За всей этой суетой и стремительным развитием событий я как-то упустила из виду Сергея Леонова. Однако в один из свободных вечеров, когда я уселась с бокалом вина перед компьютером – телевизор я больше не смотрела – мне стало очень грустно.

Сергей мне еще несколько раз звонил, приглашал на свидание. Даже порывался приехать. Я отказалась.
– А где наши деньги? – Интересовалась я каждый раз.
– Ларис, пойми, я не всесилен, – печально отвечал Сергей. – Я не хозяин этой компании. Готов сделать всё, что могу. Но прошу тебя, давай не будем делать деньги мерилом наших отношений. Пожалуйста. Я действительно соскучился, я хочу тебя увидеть…
Я вешала трубку, опасаясь того дня, когда мой заказ действительно будет оплачен. Потому что мне нечем будет крыть. Это единственный плюс в кризисе.

Я боялась признаться самой себе, что очень сильно тоскую по Сергею. По его слегка насмешливой улыбке. Спокойному, чуть надтреснутому голосу. Смешному ежику на голове. А глаза у него были глубокого серого цвета с небольшими карими вкраплениями. Крапинки, рассыпались, как искорки, в его глазах и сияли на солнце, когда он улыбался. Если верить различным статьям по физиогномистике, то по своему характеру он должен был быть человеком достаточно непредсказуемым, эмоционально нестабильным. Но мне так не казалось. С ним рядом мне было очень спокойно и комфортно. И перепады его настроения меня ничуть не смущали – на мой взгляд, во всем его облике царила полная безмятежность, что приводило меня в состоянии абсолютной нирваны. Не хотелось ни о чем беспокоиться.

Мне тридцать два. Я привыкла, что в моей жизни все время занимает работа. Это было для меня естественным состоянием – не пафосом, не попыткой уйти от действительности, не надрывом «тяжелой женской доли». Я совершенно нормально и безо всякой женской тоски «по сильному плечу» организовала свой небольшой бизнес. Я каждый день вставала ровно в семь тридцать утра – не рано, но и не поздно – ехала в офис, увлеченно занималась подготовкой различных мероприятий.

Я любила свою работу. Это творческий процесс. Конечно, в ней присутствовал какой-то элемент конвейера, как и во всяком деле. Ведь большинство презентаций проходили достаточно стандартно – и этого хотели сами заказчики. Они хотели, чтобы «всё как у людей», безо всякого эпатажа, безо всяких нестандартных ходов. Я, безусловно, предлагала им варианты и рассказывала о том, как это может происходить, если приложить фантазию. Но у них был определенный корпоративный стандарт и регламент. Мы на них не обижались, они хорошо платили. А мы – профессионалы. Нам главное, чтобы вовремя пришли все приглашенные журналисты и написали о презентации хорошую статью.

Но когда нужно было сделать нечто особенное, вот тут и начинался креатив. Мы всей командой – я, Регина, еще несколько девочек из рекламного отдела, дизайнеры Расул и Стасик, начальник отдела сувенирки и полиграфии Олег – собирались на совещание и устраивали мозговой штурм, стараясь придумать для мероприятия какую-нибудь сногсшибательную концепцию. Спорили и кричали друг на друга, не стесняясь в выражениях, аж до срыва голоса. Порой мы поднимали такой шум, что Евгений прибегал узнать, не случилось ли чего.

А вот в жизни моей личной жизни очень давно ничего не происходило. Были мужчины, с которыми я периодически знакомилась, были какие-то короткие романчики. Но я никого не пускала в своё сердце. Эти люди оставляли меня равнодушной, и я уже давным-давно дала себе слово – никогда «не приглядываться» к мужчинам, которые априори не нравятся. Дохлый номер. К человеку привыкаешь – но если его не любишь, то привычка рождает раздражение. Всё раздражает. Хочется уколоть, укусить, ущипнуть, сказать и сделать какую-то гадость. Вот он сидит и улыбается перед тобой – счастливый от одного твоего присутствия. А тебя это бесит. Чему он радуется, идиот?..

Я завидовала их безмятежному счастью. Знала, что радость на лице – это вовсе не глупо. Просто я не испытывала подобных чувств. Мне было тоскливо.

Однако так дело обстояло не всегда.

Воспоминания нахлынули. Какой мучительный дисбаланс между потребностью любить, доверять и невозможностью сделать это. Однако я помнила, насколько это опасно – любить врага.

* * *

Я сама не москвичка. Родилась и выросла в Ростове-на-Дону. Лет в двенадцать мама привезла меня на экскурсию в Москву, этот прекрасный город. Я посмотрела – и влюбилась. Сразу и навсегда. Дала себе слово, что обязательно вернусь. И слово сдержала.

После школы я приехала поступать в институт. Я была довольно самоуверенной особой, потому что школу я закончила с золотой медалью и достаточно бегло говорила по-английски. Была уверена, что все институты Москвы у меня в кармане. Но когда подала документы, обнаружилось, что вместе со мной делают то же самое сотни медалистов – золотых и серебряных. В итоге пришлось в срочном порядке готовиться – я хотела на психфак МГУ, но, к сожалению, провалила экзамены, не добрав на вечернем всего одного балла. Срезалась на математике. Зато поступила в Институт управления на факультет маркетинга – это было очень модно, его только что открыли. В целом я была довольна собой, но это был мой первый урок – нельзя быть настолько самонадеянной.

В пиар я попала совершенно случайно. На самом деле я себя видела директором по маркетингу какой-нибудь очень крупной и очень крутой компании. Но пока училась и жила в общежитии, нужно было чем-то подрабатывать. На работу маркетологом студенток брали неохотно, поэтому я писала статьи для различных журналов – чтобы быть журналистом, не требовалось сидеть в офисе от звонка до звонка. Нужно было лишь  найти острую тему и доступным языком ее изложить. Оказалось, что у меня есть такие способности. Но еще одна более ценная способность, которая у меня обнаружилась – это умение убеждать читателей в своей правоте. В итоге я постепенно обросла клиентурой из коммерческих структур – они заказывали «джинсу», которую я с успехом публиковала в популярных изданиях.

По окончании института вопросов, куда идти работать, не возникало вообще – я устроилась маркетологом в крупное пиар-агентство «Форвард». Там-то я и познакомилась с Артемом Ширяевым – молодым амбициозным карьеристом, руководителем отдела по связям с государственными структурами.

Мы быстро «узнали» друг друга – я, очень требовательная и деятельная натура, готовая горы свернуть. И он – ставящий для себя высокие цели и настойчиво к ним стремящийся. Мне было 22, ему – 25. Мы были молоды, полны надежд и настолько же по-щенячьи глуповаты, наивно полагая, что всё в этой жизни положено нам на блюдечке с голубой каемочкой, достаточно лишь руку протянуть. Мы откровенно презирали «неудачников», которые «ничего не добились в жизни» и «ничего из себя не представляют». Этими неудачниками в наших глазах были, конечно же, немолодые сотрудники пиар-агентства, честно тянущие свою лямку, но высоких чинов, увы, не имеющие.

Спустя некоторое время нам с Артемом стали поручать совместные проекты, в которые мы погружались с большим энтузиазмом.

А в частной жизни между нами завязались очень нежные и романтичные отношения. Мы сняли квартиру и поселились вместе. Артем мечтал стать политиком. Строил планы. Большую часть свободного времени Артем проводил среди «нужных людей», стараясь обеспечить себя полезными связями и оказать услуги полезным людям.
– Малыш, это те личности, от которых зависит наше с тобой будущее. Поэтому, пожалуйста, не обижайся и не ревнуй – всё будет хорошо, – говорил он, чмокая меня в лобик и отплывая на какую-нибудь очередную «важную встречу».

Когда он рассказывал о том, где он был и что делал, я слышала такие известные фамилии, от которых у меня попросту кружилась голова.

Пока Артем бегал по презентациям и вечеринкам, возвращаясь порой под утро, я как верная Пенелопа, ожидала его, развлекая себя занятиями французским языком. Я поставила себе цель выучить пять языков. Французский был вторым. Это тоже было очень амбициозно, потому что я мечтала, что стану женой политика, и мы вместе будем ездить по миру, и он будет представлять меня всем своим коллегам – а я, вся такая красивая, в блестящем белом платье с провокационным декольте, буду разговаривать то по-английски, то по-французски, то по-испански… Мечтала, какая красивая у нас будет свадьба, и что я буду самой шикарной невестой всех времен и народов. Вопросов Артему я не задавала, что его очень даже устраивало.

Гром в моей жизни грянул, как всегда, неожиданно. В одну непрекрасную пятницу я пришла на работу в родное пиар-агентство, меня вызвал генеральный директор и просто сказал:
– Лариса. Ты хороший сотрудник, и мне с тобой было очень приятно работать. Но понимаешь,  в чем дело. Мне очень не нравится, что у вас с Ширяевым образовался такой тесный тандем. Я точно знаю, что Ширяев рано или поздно уйдет из компании и потащит тебя за собой, а вы с ним тянете почти четверть всех проектов. Это очень много. Поскольку вас с ним связывают еще и личные отношения, я принял решение, что тебе нужно подыскать какую-то другую работу…
– Как? – Посмотрела я на него непонимающе. – Вот так просто. «Лариса, уходи»?
– Конечно, не просто, – покачал головой директор. – Я дам тебе хорошие рекомендации, будь уверена, что ты устроишься в приличное место. Тем более, что, скорее всего, ты сразу же пойдешь на повышение. Опыт работы в нашей компании – это неплохая путевка в жизнь. – Он улыбнулся.

У меня не было выбора. Меня выгоняли, и я должна была уйти.

Под вечер я вернулась в нашу с Артемом квартиру очень грустная. Артем, как всегда, где-то пропадал, и мне было не с кем поделиться тем, что произошло. Я сидела и молча перебирала фотографии – вот мы с Артемом рядом  за рабочим столом. Вот конференция, где мы вместе выступаем. Вот мы просто дома.

Дожидаясь своего любимого, я сидела и составляла резюме. Артем вернулся около трех ночи, выпивший, несколько раздраженный:
– Привет, – встретила я его в прихожей. – Как ты?
– Нормально, – буркнул он. – Чаю хочу, сделаешь?

Я вскипятила чай, и мы уселись на кухне. Артем молча мешал ложечкой сахар в чашке.
– Артём, меня уволили, – тихо сказала я.
Он поперхнулся чаем и вдруг посмотрел на меня с каким-то нескрываемым злобным торжеством.
– Давно уже пора, – неожиданно произнес он. – У тебя же ни одной своей идеи нет. Извини за откровенность, но ходишь за мной хвостиком. Несамостоятельная, просто детский сад какой-то. Если бы меня не было, тебя бы еще быстрее выперли… Абсолютная профнепригодность.

Я смотрела на него с ужасом. Еще недавно он восхищался моими способностями и моим умом, говорил, что я не такая «как все эти безмозглые дуры». А теперь он выговаривает такое.
– Не, ну всё к лучшему, – поправился он, глядя на мой растерянный вид. – Если, наконец, начнешь думать своей головой, то всё обязательно получится. Ты умница, давай дерзай. Резюме попроси составить кого-нибудь.

Я поняла, что в лице Артема поддержки я не найду.

С этого дня в наших отношениях что-то неуловимо изменилось. Он стал относиться ко мне более пренебрежительно, чем вначале. Я стала замечать то, чего не находила раньше – он жил своей жизнью, и ему было абсолютно всё равно, есть я рядом или меня рядом нет. Еда, секс –  да и то нерегулярно – собственно, всё, для чего я ему требовалась. Разговоров по душам мы не вели, никуда вместе не ходили. В отпуск мы ездили тоже по отдельности.

Когда я устроилась в другое агентство, мы стали видеться еще реже, а понимать друг друга и вовсе перестали. Мой бывший генеральный директор был прав – я действительно пошла на повышение, мне доверили вести самостоятельные пиар-проекты. Я вовсе не чувствовала себя довеском Артёма, и все его несправедливые замечания в мой адрес начали меня немало злить. Я стала ездить в командировки, в том числе зарубежные. А Артём всё так же пропадал ночами.

Вернувшись из очередной поездки, я обнаружила, что замок в двери сменили. Дело было в одиннадцать часов вечера, я позвонила в дверь. Дверь открыл Артём, закутанный по пояс в полотенце.
– Привет, – сказала я ему.
– Привет, – сухо ответил он мне и пропустил внутрь.
Я зашла и увидела, что посреди комнаты стоят мои чемоданы. Почему-то я не удивилась, хотя внутри в этот момент что-то очень сильно сжалось.
– Как съездила? – Спросил он меня.
– Нормально, – ответила я и кивнула на чемоданы. – Это что?
Артем помолчал.
– Я подумал, – объяснил он мне свою позицию. – Что мы с тобой разные люди. Вряд ли мы с тобой поженимся и вряд ли будем вместе. Тебе нужно уехать. Вот я собрал все твои вещи, прошу тебя освободить помещение…

Из другой комнаты кто-то игриво засмеялся женским голосом:
– Ну, Артём! Ты идешь или нет?
– Кто это? – Сдержанно поинтересовалась я.
– Это неважно, – так же сдержанно ответил Артём. – Вот твои чемоданы, пожалуйста, я прошу тебя уйти.
– Но куда я пойду? – Спросила я. – Уже ночь на дворе, мне просто некуда деваться. Не на вокзале же ночевать.
– Знаешь, я тебе ничего не обещал, – внезапно взвился Артём, потеряв остатки терпения. Он взмахнул рукой у меня перед носом и заорал так, что у меня внутри всё рухнуло. – Я не заставлял тебя уезжать из твоей съемной квартиры! Ты сама всё выдумала, сама так решила! Если у тебя нет жилья, то виновата в этом только ты сама!

Я стояла бледная и потухшая. Взглянув на меня, Артем немного успокоился и добавил.
– Извини, но думать надо было головой, как будешь выкручиваться. Если мозгов нет, то это диагноз…

Дальше я не стала выслушивать этот мерзкий монолог. Просто молча взяла свои вещи и вышла за дверь. Дверь захлопнулась. Навсегда.

Я не знала, куда мне податься. У меня был телефон одной моей бывшей коллеги из «Форварда». Ей-то я и позвонила:
– Алло, Лиза? –  Начала я. – Извини за поздний звонок, это Лариса Склярова, помнишь меня? Прости, пожалуйста, у меня тут абсолютно патовая ситуация, мне негде ночевать сегодня. Можно я к тебе приеду?

Лиза меня помнила. И она жила одна. Она была москвичкой – ей от родителей досталась однокомнатная квартира. Поэтому она, посочувствовав, разрешила мне немного пожить у нее.

От Лизы я узнала массу подробностей из жизни бывшей компании, а также об Артёме Ширяеве как человеке.
– А ты разве не знала, что он ходил к Сергею Вениаминовичу с просьбой тебя уволить? – Ошарашила меня Лиза. – Он постоянно ему говорил, что ты некомпетентна, что мешаешь ему, что ходишь за ним хвостиком, что абсолютно неуправляема.
– А Сергей Вениаминович что? – Спросила я.
– Неоднозначно, – вздохнула Лиза. – Он, конечно, понимал, что этот червяк под тебя копает, просто хочет избавиться от надоевшей подружки. Но обстоятельства таковы, что Ширяев действительно тянул на себе огромное количество проектов «Форварда». Поэтому Сергей Вениаминович, подумав,  принял решение пойти навстречу его просьбам…
– Понятно, – отвечала я, и у меня всё холодело внутри.

Прошло еще немного времени. В новой компании я была на хорошем счету, поэтому довольно быстро мне удалось снять квартиру и переехать от Лизы. На новом месте работы особо личных отношений у меня ни с кем из сотрудников не было. Я помнила, какой нож в спину может воткнуть каждый из них, и больше не пыталась наладить с ними хоть сколько-нибудь теплые отношения.

Постепенно я доросла до начальника департамента. Того самого. По работе с государственными структурами. У меня появились довольно влиятельные клиенты. Я хорошо узнала всю пиар-кухню и начала уверенно ориентироваться во всех ее хитросплетениях. И в один прекрасный день я просто приняла решение организовать свое собственное агентство… Так появился «Легал Медиа».

Артёма Ширяева я больше никогда в своей жизни не видела. Я слышала, что в конечном итоге он стал Депутатом Госдумы, но лично с ним мы больше никогда не пересекались – наши пути разошлись навсегда, и я старалась как можно реже вспоминать о нём.

Первое время он мне снился. Мне снились страшные сны – все его девушки, одинаковые на вид, с длинными волосами, тонкими талиями, в костюмах немарких расцветок. Они садились на него сверху и скакали на нем, исполняя волосами какой-то замысловатый танец. Запрокидывали вверх голову, выпячивали вперед грудь, сладострастно стонали – он дотрагивался до их сосков и говорил им что-то непристойное. Во сне я как бы наблюдала всё это со стороны. В момент оргазма он оборачивался ко мне и произносил что-то про «думать головой надо». Я вздрагивала и просыпалась в слезах, обессиленная и измученная. Было очень гадко, пусто и холодно. Я чувствовала себя маленькой песчинкой, перемолотой гусеницами огромного чудовищного танка под названием «чужая политическая карьера». Мне было страшно, насколько нелюбимой и ненужной можно было себя ощущать. Не нужной никому. Одна в большом городе… Ни друзей, ни родных. Пусто.

Но все раны затягиваются. Мои дела в «Легал Медиа» шли вполне успешно. Уже через три года я купила себе квартиру в Москве – уютную трешку в районе Алексеевской – куда перевезла из Ростова маму. Всё это оказалось очень своевременно, поскольку буквально через несколько месяцев цены на жильё вдруг резко поползли вверх.

Однако мужчин в моей жизни с тех пор не было. Они умерли для меня. Нет, я вовсе не ненавидела мужчин. У меня был прекрасный закадычный друг Петька Григорьев, совершенно чудный человек, но абсолютно не в моем вкусе. Я спокойно общалась со всеми своими клиентами-мужчинами, была очень любезна, улыбалась – они даже пытались оказывать мне знаки внимания. Даже заводила небольшие романы. Но дальше поверхностных знакомств дело не шло. Незадачливые кавалеры безошибочно угадывали мою вежливую холодность и не делали дальнейших попыток к сближению. А в последние года два я вообще была абсолютно одна. Совершенно.

Сергей внезапно прервал это состояние, хотя я была решительно не готова к каким-либо отношениям. Всё получилось спонтанно и только потому, что обстоятельства нашего знакомства были в высшей степени нелепы. Воистину, чтобы выбить меня из этого тупого состояния одиночества, нужно было что-то экспрессивное. Например, просто потащить за собой и трахнуть. Или сделать вид, что трахнул.

… Мне не было больно. Мне было просто очень грустно. Больно мне было тогда – восемь лет назад – когда я вышла за дверь Артемовой квартиры. А сейчас мне было просто очень одиноко. Мне было плохо.

ГЛАВА 15
О том, как нелегко преодолеть железный занавес

В России наступила эра военных. Сразу никто толком и не смог сообразить, что произошло. А главное – никто не успел засечь момент, когда стало слишком опасно. События развивались настолько стремительно, что, казалось, мир сошел с ума. Сначала на президентских выборах победил кандидат, который, казалось бы, никогда и ни при каких обстоятельствах не должен был стать Президентом.

Едва народ успел как следует очухаться от этой странной новости, как по улицам Москвы заторопились бронетранспортеры, усиленные наряды милиции и была принята процедура несанкционированной проверки документов у прохожих. И это в довесок к тому комендантскому часу, который успели ввести предыдущие власти.

Всё происходило быстро, но в то же время плавно. После победы на выборах Иван Дерябенко был преисполнен благочестия и вел себя исключительно доброжелательно. Он выезжал с дипломатическими визитами, выступал с речами, издал несколько указов, касающихся социальной сферы.

Затем на одном из заседаний Госдумы страна Россия была вдруг объявлена «политически нестабильной» и находящейся «на грани революционной ситуации». Поэтому во избежание беспорядков Президент «как бы предложил» усилить безопасность в крупных городах. Что и было незамедлительно исполнено.

Параллельно с этим усилилась цензура в средствах массовой информации – газеты и журналы перестали печатать разоблачительную информацию о членах правительства, а с телевидения сняли многие передачи на политическую тему. Посты государственных чиновников понемногу начали занимать офицеры, уходящие в отставку со штабных должностей.

Обязательный армейский призыв увеличен с года до двух, как и было ранее, численность армии увеличена.

Было и еще кое-что, что изумило до крайности всех, кроме меня. Со всех телеэкранов и рекламных плакатов граждан вдруг начали призывать переселяться… в Сибирь и на Дальний Восток. По телевизору транслировали рекламу Тюмени, Магадана, острова Сахалин, Норильска и многих других городов, где, по мнению государственных чиновников, должен прожить и «принести пользу Родине» хотя бы несколько лет своей жизни каждый уважающий себя человек.

На очередном заседании Госдумы был принят бюджет на следующий 2017 год, где значилось, что в некоторых регионах Сибири открываются «стройки века» – будут возводить новую атомную электростанцию, а также еще несколько стратегических объектов, на которые требовалась рабочая сила.
– В стране кризис! – Вещал с экранов телевизоров новоиспеченные политики. – С помощью разработанной нами государственной программы мы готовы обеспечить рабочие места и возможность проживания для всех, кто примет участие в новых проектах.

Деваться многим людям было некуда. С работой действительно стало плохо окончательно и бесповоротно – вплоть до выживания. Очень многие компании закрылись –  и не просто по причине того, что не было средств на развитие. Но также по причине того, что из-за введенной цензуры многие производимые услуги и товары оказались попросту запрещены. Закрылись многие политические издания. Модные глянцевые журналы тоже дышали на ладан – их объявили «бездуховными», и сюда пытались всячески внедрять худсовет, состоящий из чиновниц всех мастей. А нет ничего хуже для живого издания, чем бюрократ, который рассматривает под лупой каждую запятую и решает – быть ей или не быть.

То же самое произошло и с медицинскими центрами. Запрещена пластическая хирургия. «Как так? – решили чиновники. Ведь каждый может прийти, сделать себе какой угодно нос, а потом его «родная мама не узнает». Как такого человека, спрашивается, будет искать милиция, если он совершит правонарушение?» Теперь для того, чтобы произвести пластическую операцию, нужно было собрать огромное количество справок, гласящих, что операция требуется по медицинским показаниям – например, человек получил многочисленные ожоги или ранения. Женщинам, которые еще недавно желали улучшить черты своего лица или увеличить грудь, дорога в медицинские центры была отныне закрыта – живи такой, какой тебя мама родила.

Пострадали рекламщики. Теперь на их идеи тоже налагалась жесточайшая цензура – и скажите спасибо, что рекламу в принципе не запретили. Каждый рекламный слоган и ролик нужно было согласовывать со множеством инстанций, где подробнейшим образом проверялось соответствие содержания ролика качеству рекламируемого товара. А если сказать еще банальнее – на всех этапах с бедного рекламиста собирали немалое количество денег. Потому что за эти согласования нужно было платить. Всё исключительно из благих намерений, разумеется.

В довесок ко всему Дерябенко, видимо, решил, что все беды в нашей стране исключительно от желания людей радоваться жизни и веселиться. Поэтому веселиться тоже было строжайше запрещено – количество клубов и других увеселительных заведений сократилось вдвое. Все, кто желал заняться развлекательной деятельностью, проходили мучительную процедуру лицензирования, куда входил подробный бизнес-план, а также «культурный ассортимент», который заведение собиралось предложить публике. Процедура лицензирования могла растягиваться на многие месяцы. И тоже отнимала немало денег.

И так снизу доверху нашу жизнь попытались регламентировать и ограничить некими рамками, выходить за которые было строжайше запрещено. Но чтобы срывать людей с насиженных мест и отправлять на вынужденную работу туда, куда веками ссылали неугодных граждан сначала российские цари, потом коммунисты, – это уже, наверное, чересчур.

Раньше «строители коммунизма» ездили в тайгу строить железные дороги. Теперь современные «строители капитализма» предлагали гражданам то же самое и тоже практически бесплатно, за еду. Но самое страшное состояло в том, что людям фактически некуда было деваться. И они ехали. Собирались – и уезжали. Но и это еще не всё. Газеты пестрили хвалебными статьями в адрес Дерябенко, который в глазах общественности оказался большим молодцом и очень удачно придумал все эти стройки, обеспечив людей работой.

«Бесплатной работой. Господи, куда катится мир».

Направляясь с утра по делам, я собственными глазами наблюдала автобусы, забитые гражданами с упакованными чемоданами. Это очередные «строители века» направлялись в сторону железнодорожного вокзала. А оттуда – покорять морозные просторы Сибири.

Сказать об этом – честно написать в газетах,  в журналах, было нереально. Во-первых, это просто не пропустили бы. Во-вторых, тут я явно находилась не в тренде – меня бы просто подняли на смех сограждане, обвинили бы в «бездуховности» и «непатриотизме». Гипнометр делал свое дело – все, что неслось с экранов телевизоров, впитывалось как губка и мгновенно усваивалось нашим доверчивым многострадальным народом.

И единственный, кто понимал всю боль моей души, был Петя, который точно так же, как и я, теперь вертелся как уж на сковородке. Службам общественных связей было запрещено освещать деятельность коммерческих структур и производимые ими товары. «Во избежание недобросовестной рекламы», – так было нам преподнесено.

Поэтому теперь мы собирали разные бытовые новости, вместе с репортерами ползали по дворам, выслушивая бабушек, жалующихся на ДЭЗ и прохудившиеся крыши. То есть вели «активную общественную деятельность». Кроме того, мы устраивали пресс-конференции и пиар-мероприятия для различных социальных объединений. Коих, слава богу, оказалось достаточно много – развелось до кучи худсоветов и прочих «госприемок», каждая из которых норовила преподнести себя общественности в самом лучшем свете. Созывать же народ в Сибирь я наотрез отказалась, хотя такой заказ поступил и очень щедро оплачивался.

– Но почему они не протестуют, Петя? – Вопрошала я отчаянно, обращаясь к нему, как к Господу. – Почему они не протестуют, почему добровольно и тупо идут со своими чемоданчиками к вагонам, в которые их как скот грузят и увозят в неизвестном направлении?
– В известном, – задумчиво проговорил Петр. – Они сейчас прекрасно благоустраивают сибирские территории. Их за это обещали покормить и одеть.
– Прямо как при царе Горохе…
– И если они благоустраивают территории, значит, у них есть шанс обзавестись приличным участком земли – в Сибири-то сколько угодий, – неловко шутил Петя.
– Не смешно, – вздохнула я.
– Может, мы обсудим что-нибудь более интимное? – Игриво глядел на меня Петя и слегка дотрагивался до моей руки. Обнять меня, такую воинственную, он явно не решался.
– Да ну тебя! – Отмахивалась я от него в раздражении. – Ты что, не понимаешь, что происходит явно что-то неладное? Мы же не в начале двадцатого века, в самом-то деле!
– А чем, по-твоему, отличается двадцатый век от двадцать первого? – Вдруг очень серьезно ответил мне Петр. – Люди-то во все века одинаковы. Они во все века боятся трех вещей – остаться в одиночестве, без куска хлеба и жилья, без перспектив. Люди хотят, прежде всего, любви и покоя. Если нет первого, то пусть хотя бы будет второе.
– Ценой унижений? Ценой рабства?! – Воскликнула я.
– Ценой предсказуемости, – возразил Петя. – Всем хотелось, чтобы о них позаботилось государство. Вот оно и позаботилось.
– Полная предсказуемость может быть только в армии! – Парировала я. – Да и то, даже в армии есть свои нюансы.

Однако самое важное, что произошло в политическом устройство России – так это попытка правительства вернуть стране железный занавес.

После того, как Дерябенко пришел к власти, русских туристов и бизнесменов стали все реже выпускать из страны. Причем со стороны это выглядело таким образом, будто русские сами больше не хотят покидать пределы родины. Кризис, отсутствие денежных средств и прочие неудобства. Отчасти это было правдой. Поскольку теперь мало кто зарабатывал, мало кто и ездил.

Количество служебных командировок тоже резко сократилось. Однако для того, чтобы просто поехать отдохнуть в какую-нибудь европейскую страну, теперь требовалось проходить массу проверок. Раньше официально для получения загранпаспорта нужно было заполнять множество анкет, а потом ждать около трех месяцев, пока тебя проверят и изготовят паспорт. Теперь процедура многократно усложнилась. Анкеты заполнял не только желающий получить паспорт, но и желающий выехать за пределы родины. Каждый раз заново. Ожидать такой проверки приходилось до полугода. Затем –  если разрешение на выезд дали – требовалось получить визу в соответствующей стране.

Поводов для отказа в выезде было придумано огромное количество. Не выпускали несовершеннолетних. Не выпускали одиноких женщин до 40 лет. Не выпускали бездетные супружеские пары. А те, что детные, вынуждены были оставлять своих отпрысков на попечение родственников, потому что с детьми тоже не выпускали. Не выпускали ученых, спортсменов, врачей, студентов вузов – они считались стратегическим потенциалом страны и могли поехать за границу только организованным порядком в сопровождении туристической группы. В составе таких групп, к слову, в обязательном порядке присутствовали сотрудники спецслужб.

К сожалению, я была одинокой женщиной до 40 лет. Петя, правда, под эти ограничения не попадал, хотя всё равно нам пришлось бы ожидать более полугода.
– Петь, надо что-нибудь придумать, – посетовала я. – Есть какие-то мысли?
– Не-а, – разводил руками Петр. – Ни малейших.

Я обращалась к кому-то из своих знакомых, намекая на дачу взятки соответствующему должностному лицу. Мои знакомые тоже беспомощно разводили руками и говорили, что ничем мне помочь не могут. Вот если я бы поехала в составе туристической группы…

– Хочу уехать отдыхать, – посетовала я Евгению. – Хочу покататься на лыжах в Австрии. А меня не хотят выпускать. Представляешь, какая незадача?
Евгений заинтересованно посмотрел на меня.
– Ты в отпуск, что ли, хотела? – Спросил он меня.
– Ну да, – пожала я плечами. – У нас с Петей в некотором роде роман, вот мы хотели вместе съездить отдохнуть. Недельки на три, четыре. Как следует чтобы… Петю отпускают, а меня – нет. И даже если мы фиктивно поженимся, нас всё равно не отпустят, потому что у нас нет детей.
– Мнда, задачка, – посочувствовал Евгений. – Я тоже уже миллион лет в отпуске не был. А ты заявление на выезд подала уже?
–  Ну да, подала, конечно, – расстроенно констатировала я. – Но когда подавала, мне объяснили правила и сказали, что на выезд мне можно не рассчитывать.
– А ты ведь можешь оформить поездку как служебную командировку от какой-нибудь государственной структуры, – вдруг предложил Евгений.

Я вздрогнула.
– Знаешь, – медленно произнесла я. – А ведь это в некотором роде мысль. С одной только поправкой – моя компания отнюдь не государственная.
– А если оформиться от «Техникс ЛТД»? – Спросил Евгений. – Это теперь Государственное Унитарное Предприятие…
– А я к «Техникс ЛТД» никакого отношения не имею, – засмеялась я. – Да и Петя теперь тоже.
– Попросить Леонова? – Предложил Женя.
Я посмотрела на Женю как на сумасшедшего.
– Как ты себе это представляешь? Я прихожу к Леонову и говорю – Сергей Алексеевич, я хочу покататься на лыжах в Австрии, не оформите ли вы мне служебную командировку? Потому что я так хочу? – Жеманно озвучила я свою просьбу.

Женя засмеялся. Просмеявшись, он пояснил:
– Да я не то имел вообще в виду. Ты скажи, они тебе долг выплатили?
–  Нет, – посмотрела я на Женю растерянно. – Женя, нет. Нет! Не-а! – Я вдруг радостно забарабанила по столу и, обежав вокруг него, чмокнула Женю в макушку. Тот моментально покраснел до самых корней волос.
– Женя, ты гений! Я тебя обожаю! – И я уже выбегала из кабинета.

… Наутро я входила в здание «Техникс ЛТД» в слегка взволнованном состоянии. Самое худшее, что могло произойти – это то, что мне откажут. Но в случае, если мы с Сергеем договоримся, то я быстренько и безболезненно улизну из страны.

Дойдя до кабинета, я сбавила шаг. Мне вдруг стало не по себе. Вот я сейчас войду, увижу его. И…
– Ты не меня ждешь? – Послышался сзади знакомый голос.
– Сережа? – Я обернулась. – Привет. А я к тебе…

Сергей шел по коридору в строгом сером костюме с бордовым галстуком. Очень стильно. Я невольно залюбовалась. Он подошел ко мне и остановился передо мной. Я учуяла легкий запах дорогого парфюма.
– Опять за деньгами? – Усмехнулся он, и в его глазах забегали знакомые искорки. – Извини, малыш. Пока не получается…
– Да я знаю, – прервала я его. – Я знаю, у меня просто есть к тебе небольшое предложение.
– Ну, проходи, – пригласил меня Леонов к себе в кабинет. – Поговорим…

Я вошла в знакомое помещение и присела на стул рядом со столом Леонова.
– Рассказывай, что за предложение у тебя, – он смотрел на меня всё так же насмешливо.
– Сережа, – начала я сбивчиво. – Я давно не была в отпуске. Очень давно.
– Так. И? – Вопросительно посмотрел на меня Леонов.
– Ну, так вот я хочу съездить.  Но ты знаешь, что правила выезда с некоторых пор изменились. Я не могу поехать просто так. Потому что я одинокая дама детородного возраста. – Я поморщилась. – Фу, как мерзко звучит.
Сергей усмехнулся.
–  Ну да, я в курсе. И что? Чем я могу тебе помочь? – Спросил Сергей. – Жениться на тебе и срочно сделать детей, чтобы ты могла уехать отдохнуть?
Теперь засмеялась уже я.
– Ты знаешь, это звучит очень заманчиво, – кокетливо ответила я ему. – Но у меня просьба гораздо проще. Вот если бы ты мог оформить мне командировку от «Техникс ЛТД», и я могла бы спокойно поехать в отпуск…
– Ах, вот ты о чем, – задумался Сергей. – Это ты сама догадалась или кто подсказал?
– Сама догадалась, – буркнула я и тут же прибавила. – Это не просто просьба, Сергей. Услуга за услугу. Я готова простить компании долг за возможность просто выехать за границу покататься на лыжах. Мы можем оформить эту поездку, и вы мне больше ничего не должны.

Сергей задумался. Я смотрела на него, он в этот момент сидел и размышлял, барабаня костяшками пальцев по столу. На его рубашке поигрывала зайчиками золотистая запонка.
– Ты знаешь, я думаю, что такой вариант нас вполне устроит, – наконец, резюмировал он. – А ты одна хочешь поехать или с кем-то еще?
– С кем-то еще, – ответила я, и у меня тут же подступил комок к горлу. – Ты знаешь этого человека. Это Петр Григорьев.

Сергей опустил глаза. Мне на секунду показалось, что в них мелькнуло какое-то страдальческое выражение.
– Хорошо, – коротко ответил он мне. – Я оформлю вам обоим такую поездку. На какой срок?
– Четыре недели, – также коротко ответила я.
– Передай документы моему секретарю, – тихо добавил Сергей. – И удачной тебе поездки…

Я вышла из кабинета. На душе было тяжело, но шаг сделан – и отступать некуда. Мне предстояло вылететь в Австрию. Шенгенская виза у меня уже давно имелась.

ГЛАВА 16
Кирхдорф и лаборатория, в которой Игнатьев делает новый гипнометр

По приезде в Австрию мы арендовали небольшой Фольксваген для передвижений по стране. Пока мы не знали, насколько мы задерживаемся, но поскольку виза была полугодовой, то как минимум еще четыре с половиной месяца с учетом того, что она начала действовать раньше, были в нашем распоряжении. Мы держали путь в самое сердце Австрии, на один из ее самых красивейших горных курортов.

Кирхдорф – это небольшой городок в западной части Австрии, уютный и зеленый, как и многие провинциальные населенные пункты. Пока Петр гнал машину, мне представилась возможность как следует разглядеть ровные чистенькие домики почти одинаковой архитектуры.  Горные склоны, покрытые снегом, совершенно фантастически контрастировали с зелеными сочными полями, по которым прогуливались добротные гламурные буренки.
– Красиво-то как, – невольно вырвалось у меня.
Петя усмехнулся:
– Да, это тебе не перегон между  Нижним Новгородом и Электросталью.
Мы притормозили у небольшого кафе недалеко от здания мэрии, где, по словам Игнатьева, он должен был нас ожидать.

Войдя в помещение кафе, мы огляделись. Внутри всё было обставлено с большим вкусом: каждый столик окружали мягкие кресла, в которых можно было развалиться как в собственной гостиной. По залу сновали румяные стройные официантки в передниках. За некоторыми столиками сидели, судя по экипировке, туристы-горнолыжники:
– О, привет! – Махнул кому-то Петя, и я обернулась, ища глазами человека, который был целью нашего путешествия.

Игнатьев сидел за столиком в самом дальнем углу, и перед ним уже дымилась чашка кофе. Виталий оказался голубоглазым светловолосым парнем чуть старше тридцати, веселым, улыбчивым и широкоплечим. Да к тому же симпатичным. Совсем не таким, каким я представляла себе молодого ученого:
– Здравствуйте! – Широко улыбаясь, приветствовал он нас и указал на креслица рядом с собой. – Присаживайтесь, пожалуйста. Как доехали?
– Отлично! – Тут же ответил Петя. – Виталик, знакомься, это Лариса Склярова, она занимается пиаром. Мы вместе с ней занимаемся поисками пропавшего гипнометра.
– Хорошо, – ответил Игнатьев, изучающее глядя на меня. – Что ж, я предлагаю сейчас позавтракать, выпить кофе и сразу поехать ко мне в лабораторию, я вам кое-что покажу…
– Добре, – согласился Петя.

Подошла одна из румяных официанток:
– Что желаете? – спросила она по-немецки.
– Принесите нам, пожалуйста, тосты с беконом и два кофе, – сделал заказ Виталик.

Я по-немецки не понимала, поэтому сидела, развесив уши и нема как рыба. Петя – тоже, поскольку он владел только английским.
– Только в провинции понимаешь, насколько это важно – знать сразу несколько языков, – улыбнулся нам Виталик. – Кирхдорф очень гостеприимный город, одна беда, по-английски здесь никто не говорит.

Я немного смутилась. В присутствии Виталия я чувствовала себя слегка скованно, что невозможно было не заметить со стороны. И Петя, и Виталик – оба обнаружили это и принялись меня развлекать:
– Из местных достопримечательностей я рекомендую вам обязательно посетить церковь, которая находится на окраине города. Это старинная постройка, 15-й век, и ходят легенды, что сюда молиться приезжали специально перед крестовым походом рыцари. Эта церковь считается одной из самых почитаемых в Австрии… Ну, и также было бы грех не показаться на горных лыжах. Лариса, Вы умеете кататься на горных лыжах? – Обратился Виталий ко мне.
– Я, честно говоря, ни разу не пробовала, – еще больше смутилась я. – Но с удовольствием покатаюсь.
– Это несложно, я Вас научу, – заверил мня Виталий.
– Или я, – встрял в разговор Петя, немного ревниво оберегая меня от возникшего соперника.

Мы спокойно допили кофе и вышли вслед за Виталием из кафе.
– Лаборатория находится не в самом городе, а в его окрестностях, – пояснил Виталик, – поэтому нам придется немного проехаться, это где-то полчаса пути. Езжайте строго за мной, я впереди.
– Не проблема, – буркнул Петя и щелкнул сигнализацией, открывая машину и снова приглашая меня садиться.

Наш небольшой кортеж тронулся. Петляя на горной дороге, мы отправились в сторону промышленного центра «Медитерраниан Компани», откуда Игнатьев впервые звонил мне в Москву.

Добрались мы быстро и без приключений. Здание научного центра было как бы встроено в горный массив, снаружи помещение выглядело одноэтажным и очень просто построенным.
– Там вниз еще три этажа уходит, – пояснил Игнатьев, – впрочем, сами всё увидите.

Мы вошли в просторный холл, отделанный серым мрамором. Игнатьев нажал кнопку лифта, куда мы погрузились и начали спускаться вниз под землю. Через пару секунд двери распахнулись, и мне в глаза ударил яркий электрический свет. Мы вошли в абсолютно белую комнату, прекрасно иллюминированную, но с непривычки от такого сильного освещения слепило глаза.
– Помещение компании построено таким образом, – продолжил Игнатьев, – чтобы служить еще и бомбоубежищем на случай военных действий. Здесь снаружи положены бронированные бетонные плиты толщиной полтора метра каждая. С учетом глубины погружения вполне достаточно, чтобы выдержать даже ядерный удар.

Мы прошли по коридору, и в самом конце Игнатьев открыл своим ключом дверь, ведущую в лабораторию.
– А вот моя святая святых, – радостно произнес Игнатьев. – Место, где я провожу свои опыты и создаю новые творения.

Оглядев лабораторию, я поняла, что в России Игнатьеву мало что могли предоставить из того, что здесь находилось. Самое современное электронное оборудование – датчики, микроскопы, манипуляторы. На дальней стене висел прозрачный чертеж, подсвеченный сзади лампой.

По ноге у меня что-то стукнуло. Я услышала легкий стрекочущий звук и перевела взгляд вниз. Рядом с моей ногой копошился небольшой круглый приборчик с лапками-клешнями, который, ощупав меня, отъехал в другую сторону и затих.
– Это робот-чистильщик, – усмехнулся Игнатьев. – Он решил проверить, не слишком ли вы запылились с дороги. У него на клешнях датчики, которыми он ощупывает некоторые предметы и сразу же замеряет и уровень загрязнения, и степень содержания вредных веществ. Я зову его «ляся». Ляся решил, что количество грязи на ваших ногах вполне в норме.
– Ой, как мило, – улыбнулась я. – А почему Вы зовете его Ляся?
– Потому что, когда он работает, он издает такие легкие стрекочащие звуки «ляс-ляс», «ляс-ляс». Вот и выходит – Ляся.

У дальней стены находилось какое-то подобие аппаратной. Несколько мониторов, пульт управления, переливающийся разноцветными кнопочками, распечатки диаграмм, напоминающих отчеты. Прямо перед всем этим техническим великолепием находился стол, заваленный бумагами, деталями, но, впрочем, рядом с большим удобным креслом для его обладателя. Еще чуть поодаль также стояло кресло, над которым нависал небольшой колпак, окруженный проводками и датчиками.
– Вот это лабораторный стенд, – пояснил Игнатьев. – Сюда мы сажаем человека и замеряем деятельность головного мозга. Это очень важно для того, чтобы понять результаты действия гипнометра. В другой комнате находится магнитно-резонансный томограф, там можно провести более детальное обследование испытуемого. Но уже после того, как на человека воздействовал гипнометр…
– А не опасно проводить опыты на людях? – Осторожно спросила я.
– Я бы не назвал это опытами над людьми, – возразил Игнатьев. – Опыты, которые мы проводили чуть раньше, все производились над крысами и шимпанзе. А это лишь контрольные замеры, подтверждающие наши выводы.
– Понятно…
– Давайте присядем. – Игнатьев прикатил из дальнего угла лаборатории пару кресел и пододвинул к столу. – Располагайтесь, пожалуйста, с комфортом, давайте побеседуем.

Мы с Петей уселись перед креслом, а меня занимал один-единственный вопрос. Вопрос этот заключался в следующем. Почему Игнатьев, которого я могла запросто сдать властям, так доверился нам и сидит спокойно с нами разговаривает. Ведь он же не знает, кто мы такие и что можем предпринять.
– Я знаю, о чем вы хотели бы в первую очередь узнать, – начал Игнатьев. – Почему я с вами так запросто тут переговариваюсь, хотя я ничего о вас не знаю, и вы можете запросто выдать меня властям.
– В общем, да, – ответила я. – Это логично.
– Никакой особой логики в моем выборе не было, – улыбнулся Игнатьев. – Если вы думаете, что я сейчас начну вам рассказывать о том, что вы наверняка обладатели каких-то уникальных достоинств, вам на роду написана какая-то особая миссия и так далее в том же духе, то вы сильно ошибаетесь. Выбор мой, по большей части, случаен. Мы с Петей всегда находились в хороших отношениях, и о нем я могу сказать следующее – он порядочный человек. У Ларисы оказалось средство связи, позволяющее общаться без посторонних ушей – и это был второй фактор, который говорил в пользу того, чтобы я с вами связался. И, наконец, даже если предположить, что вы окажетесь подставными лицами, и меня арестуют, то я подстраховался. Чертежи и схемы гипнометра содержатся в нескольких сейфах, ключи от которых и инструкции по применению находятся у нескольких разных людей, которым я абсолютно доверяю. В случае моей гибели чертежи прибора будут попросту переданы спецслужбам нескольких государств. Новым правителям России придется несладко.
– Вы, однако, не патриот, – заметила я. – Готовы запросто сдать родную страну со всеми потрохами.
– Не страну, заметьте, – веско возразил Игнатьев. – Не страну, а тех людей, которые без особых на то оснований захватили власть и в данный момент времени насаждают свои порядки.
– То есть в случае подставы вы были готовы пожертвовать собой? – Вдруг дошло до меня то, что поведал нам Игнатьев.
– Громко сказано, но получается так, – серьезно ответил Виталий и посмотрел на меня своими бездонными голубыми глазами. – Я боюсь, что, будучи ученым, я в некотором роде несу ответственность за то, что сам же и создал.

Мы немного помолчали.
– Итак, – начала я. – Вы сказали, что необходимо изготовить новый гипнометр.
– Да, совершенно верно, – взглянул на меня голубоглазый Виталик. – План у меня, конечно, уж больно буйный, но, по-моему, другого выхода просто нет. Нужно вернуть все на круги своя, а политическому устройству России – статус-кво.
– Каким образом? – Сдержанно поинтересовалась я.
– Я изготовлю новый прибор, как я уже говорил, – снова озвучил свою мысль Игнатьев. – Вы заберете гипнометр с собой и найдете способ установить его на одном из телеканалов. Потом выйдете в эфир и расскажете мировой общественности обо всем, что творится на просторах нашей родины.
– Вы думаете, это так просто сделать? – Осадила я его.
– Я не думаю, что это просто сделать, – Виталий приблизил ко мне лицо и отчеканил каждое слово. – Я не думаю, что это просто сделать. – Повторил он. –  Я говорю, что это надо сделать. Это единственный выход. Иначе половина страны через несколько лет будет жить исключительно в сибирских регионах. А по Москве будут гулять американские граждане, понукая коренных жителей, словно собак.
– Вы не понимаете, – тихо пояснила я свою мысль. – Это совсем не игра. Нас могут попросту убить. Меня уже пытались.
– Я знаю, – добавил Игнатьев. – Меня бы тоже убили, если бы я вовремя не скрылся. Сколько времени вам отвели на поездку? – Уточнил он.
– Четыре недели, – сказала я.
– Вполне достаточно времени, – кивнул Игнатьев. – Я уже начал собирать новое устройство, но мне понадобится еще время. Во-первых, закончить сборку, во-вторых – протестировать. На тесты уходит львиная доля времени.
– А мы чем будем заниматься? – Поинтересовалась я.
– А вы пока отдыхайте, – засмеялся Виталик. – Вы же хотели в отпуск, вот и приехали. Можете расслабляться, а я вам сообщу, когда всё будет готово.

Я улыбнулась. Получается, что официальная часть на этом была закончена.
ГЛАВА 17
Новый гипнометр готов

Три недели пролетели как один день. Мы с Петей сняли по номеру в одном из четырехзвездочных отелей недалеко от города, куда забирались на подъемнике. Петьке я приобрела трубку-криптофон, той же фирмы, что была и у меня. Теперь безопасно переговариваться можно было в любое время суток.

Каждый день мы ездили кататься на лыжах и сноуборде. Поначалу я чувствовала себя довольно нелепо – горным лыжником я была неважным. Петя терпеливо возился со мной, а когда приезжал Виталик, они возились со мной уже на пару.  Наконец, я научилась самостоятельно съезжать со склона и даже ни разу не упасть по дороге, чему мои ребята были несказанно рады.

За четыре недели мои щеки приобрели здоровый розовый вид, а глаза заблестели.
– Смотри-ка, какая красавица! – Хвалил меня Петя. – И почему мы не вместе, спрашивается?
– Петя, мы проводим с тобой больше времени, чем ты со своими девушками, а я со своими кавалерами, – урезонивала я его. – И я фактически твоя.
– Моя да не вся, – грустно вздыхал Петя. – Ну да ладно, когда-нибудь и мне улыбнется счастье.

На излете четвертой недели раздался долгожданный звонок от Игнатьева:
– Я уже почти закончил, – радостно сообщил он. – Завтра можете приезжать ко мне забирать.

К вечеру завтрашнего дня мы снова сидели в его лаборатории:
– Ну, что ж, готово, – торжественно произнес Виталий, подключая прибор к испытательному стенду. – Могу, если хотите, прочитать вам лекцию по физике, потом станете удивлять друзей и соседей своими познаниями в волновой теории.
– Нет уж, спасибо, – ворчливо поморщилась я. – Мне еще умничать не хватало, клиенты итак считают меня излишне серьезной.
– Не хочешь – как хочешь, – обиделся Виталик и отвернулся от нас с Петей, сосредоточившись на втыкании проводков и завинчивании винтиков.

Сотрудники «Медитераниан» лаборатории уже разошлись, а мы втроем – я, Петя и Виталик, остались обсуждать свои текущие дела. Пока Виталик присоединял прибор к стенду, я стала делиться своими соображениями с Петей:
– Давайте подумаем, на каком из телеканалов был установлен первый гипнометр? – Начала я размышлять вслух.
– Сложно сказать, – тут же отреагировал Петр. – У нас более 50 различных каналов только всероссийского значения. А уж местных и тому подавно.
– Нас интересуют федеральные, естественно, – пояснила я. – Потому что охват аудитории был максимальным, людей обработали буквально за два дня.

Петя задумался.
– Ты знаешь, есть одна зацепка, – наконец, сказал он. – Дело в том, что гипнометр сам по себе – это устройство для передачи аудио- и видеоинформации.
– Что это значит? – Взглянула я на него заинтересованно.
– Это значит, что для того, чтобы внушить телезрителю мысль о том, какой хороший кандидат этот Дерябенко, нужно две вещи. Либо на телеэкране должен находиться сам Дерябенко, который будет с умильным выражением лица рассказывать свою предвыборную платформу. Либо кто-то в новостях должен рассказывать о нем, опять же в лестных выражениях. Поскольку информация с помощью гипнометра передается абсолютно безусловно, минуя барьеры сознания, то у телезрителя формируется положительный образ героя.
– Так, так, продолжай, – насторожилась я.
– Иными словами, – набирал обороты Петя, – нам не подходит как минимум десяток каналов, которые транслируют исключительно развлекательную информацию. Например, мультики или музыкальные клипы.
– Отлично! Говори дальше! – Возрадовалась я.
– Нам также не подходят телеканалы, которые раньше контролировала одна из самых влиятельных партий до сегодняшнего момента – «Надежда России», Калиносовская фракция.
– Да, точно, – кивнула я. – Таких каналов еще с пяток наберется.
– Итого уже пятнадцать отбрасываем, – радостно потер руки Петя. – Остается около тридцати пяти, каждый из которых регулярно транслирует новости. Однако и это еще не всё. Есть некоторые каналы, которые почти полностью были заняты предвыборной агитацией. Было бы логично воспользоваться для установки гипнометра именно этими ресурсами.
–  Ну, знаешь, Петь, таких каналов было довольно много, – несколько опечалилась я. – Не меньше десятка. Как мы будем их вообще проверять?
– Да, ты права… – Петька повесил голову. – Как же нам быть?

Я обернулась к Виталию. Он закончил свои манипуляции и что-то сосредоточенно писал у себя в блокноте, отвернувшись от нас и надев наушники.
– Виталик, слушай, у нас тут неразрешимая дилемма, – начала я докладывать. – Есть ли какой-то способ вычислить, на какой телеканал был установлен первый гипнометр?
– А зачем вам это вычислять? – Оторвавшись от своих записей, удивился Игнатьев.
– Ну, как же, его же отключить ведь надо? – Пояснила я свой вопрос.
–  Нет… – Игнатьев улыбнулся. – Не обязательно.
– А как же, они, получается, будут работать одновременно? – Спросила я.
– Ну да, одновременно, – подтвердил Игнатьев. – Причем согласно принципу интерференции, то есть сложения волн, наша волна будет гасить исходящую из другого гипнометра. Таким образом, действие второго гипнометра будет нейтрализовано.
– Очень интересно… – покосилась я на него.
– Но вот, что важно, – добавил Игнатьев. – Дело в том, что гипнометр постоянно не работает в силу своей специфики, и если нам правильно использовать наш собственный прибор, то статус-кво общественного мнения будет восстановлено.
– Обалдеть! – Восхитилась я, глядя в голубые глаза Игнатьева. – Виталик, ты настоящий гений!

Игнатьев скромно потупился и так же скромно произнес:
– Ну, да полно вам, ну что вы…
– Нет, ты заслуживаешь нобелевской премии, это очевидно! – С восторгом продолжала я и, приблизившись, дотронулась до его руки. Он ее не отдернул. Я приготовилась сказать что-нибудь еще…
– Извините, что прерываю вашу идиллию, – подал голос Петр. – Но как и где мы установим прибор?
– А вот это, к сожалению, уже не в моей компетенции, – сказал Виталик, отнимая у меня свою руку. – Я в Останкино, к вашему сведению, вообще ни разу не был. Ни в Останкино, ни на Шаболовке.
– Зато я была, – сказала я сквозь зубы и покосилась на Петю, который скомкал мне самый романтический момент.
– В целом проблема сводится к тому, чтобы установить гипнометр на одном из телеканалов, – пояснил Виталий, нежным взглядом скользя по моему плечу.
Я смутилась.
– А как именно гипнометр должен быть установлен? – Спросила я. – И куда?
– Вообще-то гипнометр устанавливается непосредственно в студии, – ответил Игнатьев. – Диктор читает новости, люди их смотрят и слушают. Запоминают…
– Давай-ка поподробнее, – попросила я. – Что именно должен говорить диктор, как всё это должно происходить?
– Кто-то должен вести передачу, – пояснил Игнатьев. – То есть во время обыкновенной телевизионной трансляции происходит выработка и передача дополнительного сигнала.
– Очень весело, – промолвила я. – То есть нам нужно: а) установить прибор в телестудии, откуда идет передача; б) передача должна быть соответствующего содержания.
– Да, совершенно верно. Получается, что информация, которая будет подана телезрителю во время трансляции этой передачи, – продолжил объяснения Игнатьев, – будет воспринята им абсолютно лояльно и полностью усвоена.
– Я не совсем всё-таки поняла, уж простите меня, блондинку, – до меня что-то начало доходить, – ты только что сказал, что сигнал нашего гипнометра должен нейтрализовать сигнал предыдущего гипнометра? А не всё ли нам равно, что за передача будет идти в это время по телевизору?
– Теоретически всё равно, – ответил Игнатьев. – Но желательно, конечно, чтобы это были какие-то политические новости. Например, о правах человека. Или что-либо такое, что даст толчок «проснуться». Просто, повторюсь. Гипнометр целесообразен только в тех случаях, когда нужно передать какую-то информацию и зафиксировать ее в мозгу. Например, если идет выступление того же Дерябенко, где он расхваливает себя как политика, то именно эта информация и будет безусловно принята людьми. Если же диктор будет сидеть и читать изобличительные новости о том же Дерябенко – то эта информация тоже будет безусловно усвоена и принята.
– А что ты там про нейтрализацию сказал? – Уточнила я.
– А это на тот случай, если приборы вдруг начнут работать одновременно, – ответил Игнатьев. – Волновые потоки, складываясь в противофазах, будут друг друга гасить. Я сконструировал второй прибор именно таким образом – та же самая длина волны, но автоматическая подстройка при включении второго прибора пойдет таким образом, чтобы волны не резонировали, а наоборот, гасили друг друга.
– Господи, как всё сложно, – застонала я.
Виталий пожал плечами.

– Итак,  – снова встрял Петя. – Наша задача, соответственно, проникнуть в Останкино, установить в студии прибор и произнести какую-нибудь изобличительную речь в прямом эфире. Я правильно всё понял?
– Да, – кивнул Виталий. – Ты всё понял правильно.
– Я не телезвезда, – сразу сообщила я. – И вряд ли рискну на всю страну выставить свою физиономию.
– А я, кажется, знаю, кто нам может помочь в качестве телезвезды, – загадочно улыбнулся Петя. – И кто обожает произносить с огромным пафосом изобличительные речи на политическую тему.
– Кто же? – Хором воскликнули мы с Виталием.
– Калиносов! – Выдохнул Петр и с довольным видом посмотрел на нас, ожидая реакции.
– Да! – Улыбнулась я, обнимая двоих своих мужчин. – У нас сегодня просто вечер гениев. Ребята, вы у меня самые лучшие на свете! – И я поочередно поцеловала в щеку сначала Петю, потом Виталия. Растроганные парни просто засияли.