Четыреста пятьдесят пять дней без него

из чьей-то жизни
    Тусклый свет настольной лампы нервно вздрогнул, и уже через мгновение темнота накрыла комнату своей огромной лапой. Лара выронила из рук уже изрядно затупившийся карандаш и заплакала. Больше всего на свете девушка не любила оставаться одна в темноте. Борясь со страхом и желанием закричать, Лара нащупала пачку сигарет и зажигалку. Нежное пламя осветило лицо девушки и, казалось, блеснуло сотнями огоньков в её зелёных, как у кошки, глазах. На одно мгновение комната наполнилась тусклым светом  и  вновь погрузилась во тьму. Девушка втянула в себя сигаретный дым и вытерла ладонью слезы, размазав по щекам потекшую тушь.
   
    «Ах, Лара, видел бы тебя сейчас Олег… Ему бы очень не понравился твой вид! - грустно заметила девушка, вздохнула и добавила, - Хотя, с другой стороны, какое теперь это имеет значение?…».

    Она не видела его больше года - пятнадцать месяцев, тянущихся, кажется, бесконечно. Четыреста пятьдесят пять дней, проведенных в одиночестве, слезах и с карандашом в руках. Год и три месяца, за время которых она написала четыреста пятьдесят пять писем, но не на одно из них он так и не ответил. Десять тысяч девятьсот двадцать минут, которые показались ей, по меньшей мере, двумя веками, проведенными в кандалах своей тоски. Шестьсот пятьдесят пять тысяч двести секунд, в каждой из которых она проронила по одной слезинке.
     Она никак не могла научиться жить без него, а он, доставая из почтового ящика очередное письмо, никак не мог понять, зачем она тратит так много бумаги….
Она каждый день проводила у зеркала полчаса, аккуратно крася каждую ресничку своих кошачьих глаз и бережно укладывая пшеничного цвета волосы в строгий пучок. Она ждала Олега каждый день, каждую минуту, вздрагивая от каждого шороха на лестничной площадке и снова и снова огорчаясь, понимая, что он так и не пришел.

    «Ах, Лара, глупая Лара! Зачем он тебе? За что он тебе? Ещё не прошло ни единой минуты, в которую ты не думала о нем. Ещё не прошло, ни единого дня, в который ты не написала Олегу письмо. Почему о нем? Почему для него?».

    Она начала разговаривать сама с собой уже давно. Очень трудно не вести диалог с собой, когда больше года живешь в полном одиночестве, а на душе вовсю развернулась кошачья война. Лара не больна, просто так удобнее – задавать вопросы самой себе, и не отвечать, когда этого не требуешь. Она бы и рада поведать о том, почему забыла, что можно быть счастливой и без Олега, и  для чего она пишет ежедневно эти бессмысленные письма постоянно кончающимся карандашом, но вот в чем беда – она не знает ответов на эти вопросы и не узнает, наверное, никогда. И ей невдомек, что где-то, наверняка, также в одиночестве сидит за столом мужчина, нервно курит и думает о своей никчемности. Мужчина, который достоин её любви. И имя его не Олег.

    «Наверно, ты слишком часто давила на него. Не следовало закатывать истерики всякий раз после того, как он не приходил домой. Да, Олежек не чувствовал себя свободным, а для него чувство свободы было, пожалуй, важнее всего.  И уж тем более не стоило начинать тот разговор о свадьбе и детях. Но, Лара, ты ведь не могла иначе, верно? Помниться, ты была беременна от него, не так ли?».

    Короткий диафильм из прошлой жизни пронесся перед её глазами….
    Небольшая комната, обставленная мебелью советского периода, аккуратно заправленная кровать, на которой ещё шестнадцать месяцев назад была неаккуратно смята от страсти постель. Лара сказала ему, что ждет ребенка, и Олег вдруг неожиданно превратился совсем в другого мужчину, которого она себе и представить не могла. Он кричал. Она чувствовала соленый привкус слез, перемешанных с кровью прокусанной губы. И все больше ощущала съедавшую изнутри боль и, даже, злость.
-  Я не готов иметь детей сейчас! И вообще, с чего я должен верить, что это мой ребенок? Мне думается, со мной такого не могло произойти, я всегда слежу за тем, как и что делаю! Так что даже и не рассчитывай сделать из меня идиота и женить на себе! Я тебе этого не позволю! А теперь уходи из моего дома!
-  Как? – дрожащим голосом произнесла побледневшая Лара.
-  Ногами и навсегда!!! – проорал Олег и с силой выставил её за дверь.
В тот день Ларе показалось, что мир рухнул. Глупое чувство, особенно, когда трудно решить, что делать дальше. Она долго сидела на ступеньках его подъезда и плакала, задыхаясь от слез и боли. В ту же ночь она потеряла ребенка. Потеряла любовь Олега, потеряла свою веру в счастье.
   
    Короткий диафильм из прошлой жизни пронесся перед глазами Лары, и она снова почувствовала, как задыхается от слез и от боли, боли не физической, но от этого не менее сильной…

    «Я так давно его не видела! Как ты думаешь, он изменился? Мне кажется, он постарел…И, наверное, первые сединки появились на его смоляного цвета волосах. Хотя, что я говорю! Ему всего тридцать лет, какие седины? Интересно, а он не женился. Быть может он не отвечает на мои письма, потому что полюбил другую? А вдруг он до сих пор любит меня и просто боится, что, несмотря на все мои нежные и полные тепла слова, я не простила его? А я простила, нет, и вправду простила. Потому что люблю его! Потому что он – моя жизнь. Пока его нет рядом, я существую. Пока я пишу ему письма – я люблю…»

    Она встречала четыреста пятьдесят шестой день без него, сидя в комнате, окутанной темнотой, точно шалью, курила и говорила сама с собой, вытирая ладонью непрекращающиеся слезы. Она все ещё не знала, как ей прожить без него. А он все никак не мог понять, зачем она тратит так много бумаги, когда и так все ясно без этих слов, по-детски выведенных давно исписанным карандашом….