В Москву - Сталину!

       Вскоре после войны девятилетнему  Никите  довелось быть свидетелем  мерзкого поведения одного из руководителей районного масштаба, некоего Терентьева. Он, кажется, с 1929 года директорствовал в зерносовхозе,  в организации которого в тот далекий год  принимал участие сам «всесоюзный староста» Михаил Иванович Калинин. Так вот, этот  по меньшей мере выживший из ума руководитель, - естественно, член партии - велел собрать в один прекрасный летний день сходку жителей теперешней улицы Железнодорожной.

       - Тетя Аня, завтра будет собрание жителей нашей улицы, - сказала Тоня, племянница бабушки Никиты по ее брату Николаю. Приедет сам директор совхоза Терентьев!

      На другой день около последнего дома в четном ряду  собрался народ на собрание, чтобы послушать, «что же скажет Терентьев».
               
      С небольшим опозданием подкатила  легковая машина «Победа», и из нее вылез «Сам». Во всем белом. Худой,уже в возрасте. Гордый. Как истукан. Подошел к народу. Вид был у него, как будто он имел дело не с народом, а с быдлом: смотрел на людей поверх их голов как минимум на полметра!

      Приехавший с ним функционер заявил, что будет говорить «наш уважаемый директор ... Петр Иванович Терентьев».

      Тот, не поздоровавшись с народом, все еще глядя поверх   людей, изрёк: 
               
   - Я приказываю в  десятидневный срок всем жителям этой улицы, чьи дома находятся  на стороне, прилегающей к полю, снести все свои дома и постройки и  убраться  куда глаза глядят! Нам не хватает посевных площадей, так что на этом месте  мы будем сеять пшеницу!

     Если кто-нибудь слышал, как в летний день средь бела дня вдруг раздаются раскаты грома, то это был как раз тот случай! Народ просто обомлел!

     - Какое ты имеешь право, сукин сын! – вдруг раздалось в толпе.

     - Я повторяю, что даю срок десять дней! Через десять дней чтобы здесь не было ни одного дома! – горделиво повторил этот большевистский маразматик, этот «жандарм», иначе его не назовешь.

     - Иди и ломай сам! – закричала  Раиса. Мои дети не вернулись с войны, а ты, сукин  сын, отсиделся здесь в тылу, а теперь командуешь бабами!

     - Иди и ломай сам! Мои дети вернутся, ты ответишь перед ними! - вторила ей  бабушка Никиты.

     - Сукин сын! – послышалось опять  в толпе.

    -  Мы напишем в Москву, самому Сталину! 
      
       Но «сукин сын» последних слов, возможно, и не услышал, так как мотор «Победы» заурчал, и машина тронулась в сторону станции, обогнув  которую пролегал путь в совхоз, где хозяином был «сукин сын» Терентьев.

      На этой, четной,  стороне улицы стояло чуть  больше десятка  домов. Народ долго не расходился,  возмущению не было предела. И собрание продолжалось без "сукина сына".  Люди дали волю своим словам - кричали: «Сукин сын! Не имеет права! Если у него есть такие права, пусть попробует ломать сам! Мы напишем письмо самому Сталину! Он не даст  издеваться над нами!»
               
      Бабушка  Никиты возмущенно говорила двум соседским женщинам:

     - У меня на фронте погибло трое сыновей и зять! Со мной живет сейчас его сын, вот он рядом со мной! Как я могу ломать свой дом, пусть этот нелюдь Терентьев приезжает и ломает наш дом сам, я этого делать не буду!

    Народ не расходился.

    - Этот сукин сын приказал,  а  мы  так его и послушали!!

    - Подумаешь, идол: «Я даю срок 10 дней!». Да пусть только попробует! У нас пока советская власть, а не кулацкая!

    - Да хай ему цур! – сказала  как-то безразлично-брезгливо  бабушка, взяла внука за руку, и они поплелись к своей хате, которая находилась метрах в стах от места сборища.

    За укатившим в машине к себе в совхоз возмутителем спокойствия только след  простыл, но еще долго раздавались вслед проклятия.

    А что ж с домами, которые приказал снести  «сукин сын»?
 
    Теперь их вместо десятка красуется целых полсотни, а то и больше! Они заполнили весь четный ряд! Нашлись люди, которые написали в Москву, ему  «Самому»! Руки  коротки  оказались у совхозного барина!

    «Москва» не позволила трогать простых людей!