Йога. Рассказ

(Мало кто помнит, тем более мало кто знает о таком феномене общественного явлении, как "борьба с алкоголизмом" на пике развитого социализма.
Вот один из примеров)

        В праздник Федор Спиваков был в гостях у родственников. Там он выпил и от радости, что эта самая, "огнеопасная", течёт по горлу дармовая, на грудь принял сверх всякой меры. Какая-то жадность к водке появилась, как у совсем оголодавшего человека. На следующее утро, едва поднявшись, покачиваясь,  прошёл на кухню и прямо из крана хлебнул холодненькой водички.
        – Мда-а... – хрипло протянул он и потряс по-лошадиному головой. – Брр... – и чуть было не упал. Заштормило.
        Уцепившись за раковину, на какое-то время притих, пока палуба не успокоилась.
        – Мда-а, это ж надо... Вот накушался... Брр... – осторожно поежился. По спине побежали холодные "мурашки".
        Зажёг газовую форсунку и пододвинул на неё чайник.               
        Попив крепкого чая, он почувствовал себя лучше, но не совсем. Желудок и пищевод потряхивало мелкой неприятной дрожью, мозги, словно студень в круглом сосуде, колебались. Но проблески сознания уже появлялись, и на память вдруг пришёл застольный анекдот. Спиваков захохотал.
        – Ой, эт надо ж такое придумать! Есть же юмористы, – зачесал он волосатую грудь. – А может и вправду такое может быть?.. Ведь ёги всё могут. Вон, какую беду вытворяют над собой. И на стекле пляшут, и на ножах спят, и пополам складываются. Что ему стоит самого себя довести до алкогольного опьянения?..
Спиваков опять хохотнул, занятно, однако.
        Немного посидев, решил своими мыслями поделиться с женой.
        Прошёл к спальной комнате, с порога спросил:
        – Нюр, ты помнишь анекдот, который вчера Рашид рассказывал? Ну, как у них там, на Кавказе, на ёгу перешли. Ну, когда у них там виноградники повырубали...
        Нюра молчала.
        – Нюр, ты чево? Обиделась на што,  што ли?
        Нюра молчала. Федор перестал улыбаться, виновато почесал нос, шею, вновь поплёлся на кухню.
        – И что она? Вчера вроде бы все ладно было, кажется...
        Очень хотелось опохмелиться. Хотя бы глоток. Но Федор понимал даже своими разжиженными мозгами, что дома ничего нет.
        – Хоть синюхи какой найти, что ли?
        Прошёл в ванную. Вибрирующим взглядом обвел полки со стиральным порошком, мылом, шампунями и грустно усмехнулся.
        – Дожил мужик. Эх, мать!..
        Открыл холодную воду, перевел кран с умывальника на ванну и стал хлюпаться ею до пояса. Купание подействовало взбадривающе.
        После купания Федор вернулся на кухню и решил ещё выпить кружку чая. Налил крепкого.
        "Да-а, худо после такой пьянки. И надо же было вчера так надраться на халяву. Так ведь и копыта откинуть можно. Хоть бы самогонкой где разжиться?.."
Свою самогонку Спиваков перестал гнать ещё с осени, когда старика-соседа Вавилова, инвалида войны, на двести рублей оштрафовали. Грешил Авдеич, приторговывал малость. Нужда, говорит, заставляет, не больно-то на теперешней пенсии протянёшь. Но закон есть закон, всех под одну гребёнку. Испугался тогда Федя, инвалида вон как вздрючили, а его и подавно обдерут, как липку. И своё ремесло прикрыл, хоть и для себя делал.
        Федор открыл дверцу шкафчика. Он знал, что там пусто, но сделал это как-то самопроизвольно, механически, по привычке.
        В недрах шкафчика стояла бутылка в виде штофа. Пустая. Та, которую, он вспомнил, они выпили вместе с тестем. Дед приезжал недели полторы назад в гости. Он и привёз. У них там, в деревне, по спискам выдают, раз в месяц. Вот и сберёг  гостинец для зятя.
        – Хм, смотри-ка, ещё с крышкой, – усмехнулся Федор.
        Спиваков извлёк бутылку и, глядя сквозь стекло в утробную пустоту, вожделенно взглотнул слюнки.
        – Эх, черти, всё выпили! – ругнул себя и на тестя.
        В другое время, когда с водкой-вином было проще, он выпивал, не отказывал себе в удовольствии. Но в меру. И не испытывал к спиртному такой жадности, ограничитель срабатывал. Захотелось – пожалуйста! Хоть самогоночки, хоть водочки, хоть вина. А теперь? С резьбы сорвался. На каждую бульку, да кого – на запах кадык вздрагивает.
        Спиваков ответнул крышку, потянул носом – в бутылке еще был дух,  дурманящий. Э-эх...
        Можно было бы купить, коль своей нет, но в магазин сунься, живо кишки выпустят. Как в тот раз...
        Пошёл Федя в "винный" перед Ноябрьскими праздниками, и пошёл один.
        Народу у магазина собралось, как на митинге. Окружили вход плотной толпой, и молчание. И ни скандалов, ни призывов, ни лозунгов – тишина, как перед атакой, томительная, нервная. Ждут открытия магазина после обеда. Выдумала же чья-то светлая голова начинать торговлю спиртным в два часа пополудни. Видимо, с той целью, что если кому удастся к вечеру отовариться, так чтобы тот счастливчик потом всю ночь пил и до утра семью веселил. Трогательная забота.
        Стоит народ, от холода с ноги на ногу качается. А холод в тот день – просто январский был, пятнадцать да с ветром. Магазин высокий, двухэтажный, второй этаж колонны гранитные подпирают. Крыльцо каменное, из пяти, не то семи ступенек.
        Перед открытием люди стали по ступенькам подниматься, к дверям тесниться. По счастливому случаю Федору удалось попасть в очередь где-то в середину, к фойе ближе, и у самой колонны. Придавили к ней так, что кажется, из грудной клетки кулачок сделался – ни вздохнуть, ни выдохнуть. Однако стоит, радуется: не в конце же очереди. Посинел, как куринный пуп после морозильника, и остальные очередники не лучше. Но живые, от холода друг к другу жмутся, руки у ртов последним дыханием отогревают. Ну, как тут не дождаться горячительного? Это просто вопрос жизни и смерти.
        Перед самым открытием начало какое-то движение в народе ощущаться.         Матюжки послышались. Ватажная братия к дверям полезла. И всех, кто без подкрепления пришёл, одиночек-камикадзе, стали в стороны теснить, а кого и с крыльца вниз. Федор тоже начал было недовольство проявлять. И тут же чуть не схлопотал. Куда один – против десятка штурмовиков.
        Одни пролезли, ладно, чёрт с ними, с архаровцами.  Так за ними новая братия, по проторенной дорожке. И у двери разодрались. Между собой очередь не поделили. Матерят и тех, кто матерится, и тех, кто незримо этак с алкоголизмом борется.
        Тут и милиция, кстати. На “УАЗике” подъехали. По репродуктору командуют:
        – Разойдись! Освободи дорогу!
        Вначале покупатели не поняли: зачем проход освобождать? зачем расходиться?.. Надо пройти, так иди. Ан нет: освободи и всё тут! А кому охота? Каждый на своем законном месте. Он его полдня до открытия магазина отстаивал, а кто и отвоёвывал.
        Милиционеры видят, что люди ни с места - всей машиной в магазин поехали. Передок приподняли, и она по ступенькам вверх запрыгала. Тут только толпа поняла, что к чему, в стороны подалась.
        Федор как стоял у колонны, так и остался. Жалко было с нагретого места сходить. И буквально через минуту ещё больше пожалел, но о другом уже. Машина запрыгнула на ступеньки и пошла по проходу, толпу уминать. В первый момент Спивакову показалось, что из него кишки выпустили, что-то как будто в животе затрещало, и в глазах засверкало. Но когда машина в фойе въехала, почувствовал, что будто бы живой и даже обрадовался. Правда, почувствовал и ещё одну неприятность – сзади что-то холодить начало. Неужто, икру выдавили! Рукой под курткой – мац-мац! – а задница голая! Штаны от ширинки по самый пояс лопнули.               
        Тьфу! Да провались ты! И это был его последний поход в винный магазин.
А зря, теперь хоть пропадай...
        – Эх, не пил ведь сколько... Так нет, добрался вчера, как голодный до похлебки!
        Спиваков подошёл к крану, открыл холодную воду и немного налил в бутылку.         Покрутил ею, словно бы смывая со стенок остатки содержимого, и вылил себе в рот.         Не торопясь, смакующе проглотил. Постоял в ожидании чего-то, потом удовлетворенно крякнул.
        – Кхе... А что? Ничего...
        Глаза его повеселели и приняли игривый блеск. Он ещё раз плеснул в бутылку воды, поболтал ею, и вновь выпил.
        – Кхе-кхе. А ну-ка, ну-ка... – Игривость овладела им ещё больше.
        Федя наполнил бутылку до условной отметки, по которую обычно наполнял бутылки самогонкой, и аккуратно навернул крышку.
        Прошёл в большую комнату.
        В комнате было сумрачно и не соответствовало охватившему его настроению.
        Он снял со стола настольную лампу и опустил её на ковровую дорожку. Включил. Рядом с ней поставил бутылку. От света содержимое в бутылке "заиграло", приняло соответствующий цвет и, как показалось, даже запах и вкус, который вчера, после долгого воздержания, был так приятен.
        Смакуя и любуясь неожиданным эффектом, он наклонился над бутылкой и повернул этикеткой к себе. Само то!.. Взглотнул подступивший приток слюны.               
Отступив шага на полтора, Спиваков сел на пол на ковровую дорожку и подогнул под себя ноги. Сидел, вперив горящий взгляд в бутылку...
        Просидел в позе йоги минут пять, но нужного эффекта не наступало. Чего-то ещё как будто бы не хватало.
        Федя поднялся и, покрякивая, в том же игривом настроении поспешил на кухню. Вернулся с двумя блюдечками: в одном лежала горка квашеной капусты, в другом – кусочек хлеба. Расставив закуску по обе стороны бутылки, вновь занял исходное положение.
        Прошло еще какое-то время. Кадык по Фединому горлу забегал оживленнее, теперь Федя, видимо, успевал пить и закусывать. На лбу выступила испарина. Его слегка даже стало покачивать. Похоже, йога начала действовать.
        И точно – сработала!
        Вдруг Спиваков, ухватившись за горло, закатил глаза и повалился на бок. Упал, громко стукнувшись головой о нижнюю дверку шкафа комнатного гарнитура. Заелозил ногами в хриплом кашле, похожем на стон.
        На стук и шум из спальни вышла Нюра, маленькая, растрепанная со сна женщина.
        – Федька! Что с тобой?..
        Настольная лампа, капуста, бутылка, хлеб и корчившийся на полу муж произвёли на неё странное впечатление. Она поставила кулаки на бедра.
        – Ага! И тут перебрал! Ёгой подавился! – и, подскочив к Федору, стала колотить его по спине. – Паразиты! Алкоголики, ёгоголики... Чтоб вам!.. Никакой меры не знаете...
        Спиваков стал оживать.
        – Хватит, – простонал он, слабо отмахиваясь. – Добралась...
        Нюра перестала кулаками делать утреннюю разминку на горбу мужа, подхватила с пола тарелки со снедью, бутылку и убежала на кухню. Вскоре послышалось бульканье воды из бутылки в раковину.
        Федя, привалясь спиной к шкафу, приходил в себя. По его щекам текла слеза.