Истории про высшее образование 11-29

История одиннадцатая, про ручку «Паркер».
Егору  Булыгину сестра на день рождения подарила ручку «Паркер».     Сам виновник торжества не упустил представившейся ему возможности и на следующий же день похвастался подарком передо мной. Когда мы рассматривали это хитроумное устройство благородного черного цвета, не было, да и не могло быть и малейшего подозрения,   к каким ужасающим последствиям приведет желание Тани Булыгиной порадовать своего брата.  Не знаю почему, но ко мне  ручка с самого начала отнеслась благосклонно –  уже за одно это я ей премного благодарен.    
Первым  вплотную столкнулся с подлым характером новой ручки Егора Вася Чернов.  Он,  не известно почему,  в свою очередь, невзлюбил её, как говорится,  с первого взгляда.   
- Что это за хрень? – прозвучало,   когда он в первый раз увидел щеголяющую благородными формами ручку,     лежащую на письменном столе Булыгина.    
Да и в дальнейшем это пренебрежительное отношение со стороны Чернова к новому приобретению Егора, не изменилось.  Вася не упускал ни одного случая, чтобы отпустить в адрес ручки колкое замечание, ничем не прикрытое оскорбление или очевидную гадость. «Паркер», надо отдать ей должное,  до поры до времени терпела это непристойное поведение Чернова, пока тот, не напившись до чертиков, не обозвал её шлюхой. Откуда Васе пришла эта идиотская идея обозвать ручку шлюхой – это теперь так и останется тайной, так как Вася в тот же день не вполне соображая, как его зовут, поехал домой на мотоцикле... Груду железок я потом еще с полгода видел на стенде возле блокпоста, а на похоронах  несли наглухо  закрытый гроб.
Впрочем, это, как оказалось,  было лишь первым звеном в тщательно продуманной и с блеском реализованной компании ручки против друзей Егора. С методичностью опытного хирурга она отсекала всех тех, кто был недостоин, по её мнению, быть вхожим в круг общения хозяина. Все это принесло свои плоды - через год, во время очередной пьянки, Булыгин  признался мне, что у него, в сущности, не осталось друзей. Бедняга долго рыдал у меня на плече, мешая слезы с пивом, а я предпочел промолчать: отчасти потому, что только начинал догадываться в чем дело, а отчасти потому, что душевные терзания Егора меня интересовали в последнюю очередь...

История двенадцатая, продолжение рассказа про ручку «Паркер».
Так уж получилось, что по не совсем зависящим от меня причинам я почти год отсутствовал в родном городе и несколько выпал из общественной  жизни. По возвращении мне пришлось решать накопившиеся проблемы, а потому к Булыгиным у меня не было времени забежать даже на минутку, да и я к этому,  честно говоря, не стремился. Недели через три, в магазине, я совершенно случайно наткнулся на Татьяну. Та  не думала скрывать  своей радости.    
- Привет, где ты пропадал, - сразу затараторила  она, -  почему к нам не заходишь? Совсем обнаглел! Сегодня же приходи! Родители про тебя часто спрашивают, интересуются,   как ты. Да и Егор … Кстати,     ты  наверное не знаешь – он ведь женился!
Нечто подобное я  предчувствовал , поэтому новость, которую сообщила мне Таня, не вызвала особого удивления. Оставалось проверить только одно. С этой целью в тот же самый вечер я пошел в гости к Булыгиным. Встретили меня (учитывая наши с Егором прошлые похождения) на удивление хорошо. Странным оказалось разве то, что сам Егор, казалось, не особо был рад  меня видеть.  Можно сказать, ему явно не терпелось, чтобы я поскорее убрался прочь. Но тут он не на такого напал: почувствовав с первых минут такое воистину свинское ко мне отношение,  я твердо решил остаться здесь допоздна, благо и Булыгины-старшие, и Татьяна настойчиво упрашивали меня не торопиться.    
- Подожди, сейчас Маша придет! – звучало со всех сторон чуть ли не каждую минуту, и при этих словах Егор несказанно мрачнел, что доставляло мне некоторое моральное утешение.  С тем, чтобы напакостить  Булыгину как можно больше, я и дождался прихода его жены.    
Одного взгляда на Машу мне хватило,  чтобы понять – это была та самая «Паркер». Ручка отнеслась ко мне весьма дружелюбно, и мы провели вечер в семейном кругу за  приятной беседой  и чаепитием. Видя такое ко мне отношение, потеплел даже Егор Булыгин – настолько, что под конец вызвался проводить меня, правда только до лифта.  Пока лифт поднимался,  я, ведомый уже доставившим мне кучу проблем моим любопытством, весьма осторожно поинтересовался:
- Егор, а ты помнишь, у тебя была ручка «Паркер».     Куда она делась?
- Какая ручка? Ты что-то путаешь,  отродясь у меня такой не было. Да и зачем мне дорогая ручка, я уж забыл, когда в последний раз что-то подписывал. Разве что квитанции за оплату коммунальных услуг. Слушай – ты заходи еще, не забывай старых друзей!
Простодушно-наивное выражение лица Егора не оставляло и тени сомнения – он говорил то, во что сам искренне верил. Булыгин действительно помнил о прежней жизни только то, что дозволяла ему помнить его жена, то бишь ручка. Тут у Егора случился легкий приступ очевидного дебилизма: он  начал городить такую чушь о прежней дружбе, которая никогда не устаревает, что только подоспевший лифт спас меня от этого кошмара.
Вот, в общем, и все. Если поразмыслить, то само происшествие необычайно банально. Подумаешь, женился человек на ручке «Паркер»! Да на ком только не женятся,  и за кого только не выходят замуж люди в наше время! Егор живет хорошо, я  за него спокоен. Под таким руководством он многого достигнет в этой жизни. Как я уже говорил, ручка ко мне относится на удивление хорошо; я уж и не знаю, чем это вызвано, да и стараюсь не задумываться. Булыгины при каждой встрече  улыбаются и настойчиво зовут в гости.  Только пусть они поищут другого дурака.

История тринадцатая, про спортсменов, велосипедистов, парашютистов и дезертиров.
Был тут недавно чемпионат области по спортивному ориентированию. Все Вузы послали туда спортсменов, а наш отличился. Заведующий кафедры физического воспитания занят был, и забыл про это действо совершенно. А когда опомнился, уже поздно. Девятое мая, все по своим делам разбежались, сидят по домам и на звонки не отвечают. А я с  Колей Сыфоновым, как назло, на велосипеде покататься решил. Вышли мы в парк,  Сыфонов сделал пару кругов, уже едет, чтобы мне вахту передать, вдруг смотрим: мчится наш физрук и заведующий по хозяйственной части. «Вот», - кричат, - «спортсмены наши где обитают, прямо под носом, а мы тут ищем рукавицы за поясом». Мы, конечно, не хотели никуда под праздники ехать, но когда физрук сгоряча пообещал, что мы ему осенний кросс до пятого курса бегать будем, пришлось соглашаться.
Привезли нас в какую-то деревню. Приехали ночью, в какой-то избе немного поспали, а потом нас разбудили. Все, пора спортивно ориентироваться. Пришли мы на место старта, там уже торжественный митинг, ветераны, руководство области и все прочее. Стоим мы с Сыфоновым, слушаем. Рядом с нами парень скучает: здоровый такой, а с ним девчонка. Симпатичная, только что толку от этого, если тут такой бугай рядом околачивается. Вдруг подходит к нам старушка с козой: она животное пастись гнала, а тут ее не пускают, чтобы не портила торжественность момента, вот она в задних рядах митинга и слоняется. «Что, сынки», - говорит, - «приключений на свои головы ищите? И не боитесь?» Мы, конечно, не поняли, в чем тут дело, а здоровый пацан говорит: «А чего нам бояться? Мы, можно сказать, у себя дома, так ведь?». А старушка усмехнулась и бормочет: «Так то оно так, да только не так. Деревня наша нехорошая. И лес этот плохой.  И кто придумал только в нем это мракобесие устаивать?» Тут я не выдержал: «А что тут нехорошего?». Тут коза проблеяла что-то непонятная, а старушка серьезно так говорит: «Да какой-то изверг у нас завелся. Если ребята с девчонками в лес идут, он их подкарауливает и топором рубит». «Почему же ничего не делается, об этом что ли никто не знает?» «Почему, местные все знают. Только что тут поделаешь? Хитрый он, этот изверг, и ловкий. А городские нам не верят. Говорят, что мы от самогона совсем тут одурели». В этот самый момент  объявляют начало соревнований. Слышу, меня этот здоровый парень зовет: «Слышишь, друг! Давай те вместе держаться. Вчетвером не так страшно». Что тут сказать, мы с Колей только рады. А девушка (ее Леной звали) обиделась. «Вечно ты, Слава», - говорит, - «паникуешь. И как ты в армии в десанте служил?»
Идем мы по лесу, ориентируемся помаленьку. Слава рассказывает, как он в армии с парашютом прыгал. Вроде в лесу находимся, а все равно – жарко. Есть хочется.  Ходили мы, ходили, и заблудились. Кругом одни деревья, из людей никого. Что делать? Тут Коля говорит: «Пойдемте на восток!» А у Лены нервы разошлись. «Спасибо, вы меня уже завели. Какие вы, к черту, спортсмены?» Я говорю: «Никакие. Мы с Колей в первый раз за пять лет на велосипеде покататься решили, нас сюда  по ошибке отправили». Слава тоже смутился: «Я как-то больше по парашютам соображаю. Ну, или там железо качать. А эти карты, компасы – я в них еще с армии путаюсь». «Вот видите! Так что идите за мной, я вас выведу!»
Мы и пошли за Леной. Зря, конечно. Она пообещала - и привела. Вышли мы на полянку. Смотрим, а на ней окопы какие-то заросшие, видимо с войны остались. Мы уже уходить собрались, как вдруг дверь одного блиндажа, который так в землю врос, что мы его не разглядели, открылась, и вышли оттуда человек пять мужиков. Все бородатые, в рваной военной форме, какие-то кресты болтаются, и каски не наши, советские. Один из них глянул на нас, и говорит с хитрой улыбкой (а сам, гад, уже и автомат направляет):
- Ханде хох, ребята! Война продолжается!

История четырнадцатая, про отчетно-выборную конференцию.
В зале стоял обычный для такого рода мероприятий мерный рокот, похожий то ли на шум морского прибоя, то ли на марш элитного батальона «Гитлер-юргенд», уходящего на последний и решительный бой под Кенигсбергом. Речь первого докладчика доставила Егору настоящее удовольствие. В потоке организованной особым образом прозы отчетливо выделялись две части: ту, которая была заранее подготовлена и отпечатана на бумажке, и  ту, которая носила явно импровизационный и спонтанный характер, следовательно, несла на себе отпечаток личности докладчика. Когда докладчик пребывал в первой фазе, создавалось впечатление, что внутри у него спрятан небольшой говорильный автоматик. В речи отсутствовали столь раздражающие паузы, а так-же неизбежные в подобных случаях «а–а–а», «как бы», «вроде» и тому подобное. Страшно подумать, но даже ударения во всех (или почти всех)  словах были совершенно правильными. Зато вторая часть выступления содержала в себе все эти недостатки и, таким образом, служила своего рода компенсацией за первую часть.
Следующим докладчиком был юрист. Говорил он тихо, долго и нудно, так что очень хотелось спать.
Идущий следом деятель профсоюза очень хотел показаться «своим – в - доску» парнем. В его части доклада речь шла о нужных, полезных и вообще важных вещах, поэтому именно в этот момент общественность стала тайком покидать зал. Зато выступавшая следом читала по бумажке так, что даже копировала все ошибки на бумаге; зато доклад продлился совсем недолго, почему и вызвал бурные и довольно долгие аплодисменты.
Потом произошло явление аспиранта. Он порадовал общественность констатацией факта, что «статус аспирантов – быть связующим звеном между преподавателями и студентами», за что и удостоился одобрительного шума оценившего такой силлогизм зала. Закончились же доклады выступлением человека, который, запинаясь, прочитал по бумажке такие очевидные вещи, что половина зала почувствовала, что докладчик – дурак; зато вторая часть зала сама почувствовала себя круглыми идиотами от того, что им объясняют такие очевидные вещи. Впрочем, на этом развлечения закончились.
Следом в спешном порядке приняли проект постановления, который в последующем и взяли на основу при принятии итоговых решений. Удивительно, но поглощенные этими, в сущности, несложными вещами, присутствующие чудесным образом проморгали момент, когда начались трансформации. Странно, но изменения затронули докладчиков точно в том порядке, в каком они и выступали.
Лицо первого выступавшего несколько удлинилось, уши заострились и покрылись мягкой волнистой шерсткой, глаза сузились, а зрачки приобрели янтарный оттенок. Зато бакенбарды вдруг отросли до таких ги-гантских размеров, что свешивались по обе стороны лица, словно лианы в дебрях какой-нибудь Амазонки.
Туловище юриста неожиданно резко увеличилось в размерах. Кожа лица покрылась волдырями, пульсирующими и переливающимися жидким огнем. Крашенные волосы опали, обнажив лысый как барабан череп, обтянутый кожей, сквозь которую по обе стороны головы пробивались рога. Тело превратилось в желеобразную массу, среди которой несколько выделялись лишь руки и ноги и голова. Маленькие глазки быстро пробегали по сидящим в зале, словно выискивая несогласных, если такие найдутся, толстые губы постоянно шевелились, словно произнося слова древнего жуткого заклятья. В то же время, что-то во внешнем облике это-го существа подсказывало, что вся эта неповоротливость –  напускная, и что при желании эта тварь может двигаться более чем быстро...

История пятнадцатая, продолжение истории четырнадцатой.
... Деятель профсоюза превратился в тихого деревянного истуканчика, способного, разве что, лишь поворачиваться на сто восемьдесят градусов вокруг своей оси. Впрочем, при желании его можно было использовать и как тотемный столб. Мирный бог, целиком зависящий от своей паствы, спокойно стоящий на возвышенности, довольствующийся любыми приношениями он, в то же время, разом мог обернуться жутким орудием пытки и боли, крючками и зубьями захватывающим жертву, которой секунду назад благосклонно внимал, чтобы подвергнуть ее самым ужасным и леденящим душу экзекуциям и исторгнуть ее душу.
Сидевшая рядом оказалась ламией, хладнокровным, не испытывающим ровно никаких чувств существом, само существование которого бессмысленно. Единственное, что она могла источать, это всепроникающий холод. В период молодости ламия еще может скрывать его с помощью напускной красоты путем любовных утех, в которых порой достигает совершенства, но лишь по причине профессиональной необходимости. Со временем, однако, холод усиливается, и она промерзает насквозь, так, что ее костный мозг превращается в кристаллы льда. После этого ламия навсегда теряет интерес ко всему; тем не менее, в таком состоянии мертвого лунатика она может пребывать годы, по старой памяти выполняя простейшие действия. Особенно она преуспевает в терроре, поэтому ламии часто преуспевают на руководящих должностях.
А что же аспирант? Его эти трансформации практически не затронули. Стало только заметно, что у него нет нижней челюсти, и что говорить он не может. За него говорил сидящий во главе стола древний как грех жуткий слепой старик, чьи глаза являли собой странную беловатую субстанцию, которая светилась изнутри странным зеленоватым светом. Может, он и не видел, куда следует идти, зато его красноречие было столь велико, что он был способен запросто уговорить идти в это некуда кого угодно, да что там идти  - сломя голову кинуться, прыгнуть в пустоту.
Странным образом изменились и очертания зала. Стены раздались вширь ближе к президиуму, так что зал по своей форме стал здорово смахивать на гигантский гроб. Сквозь витражные стекла кое-где пробивалось слепящее солнце  - белый, яростный сгусток пламени, способный свести с ума. Странно, но даже он не мог разогнать воцарившуюся в зале полутьму. От обитых красным пластиком стен веяло жутким холодом, и в этой полутьме вдруг стали очевидны ранее дремавшие детали. Число светильников на стенах было четное. Переплет оконных рам образовывал кресты, стол для заседаний покрывала вывернутая наизнанку багровая парча, сквозь приоткрытые форточки вырывался отвратительный дым, заставлявший всех без исключения присутствующих время от времени судорожно и мучительно кашлять. Впрочем, все происходящее давно уже перестало забавлять Егора. Он поднялся и, никем не удерживаемый, осторожно и, бесшумно ступая, прокрался к выходу. Все в зале были столь поглощены происходящим, что никто не заметил этого маневра. Егор осторожно открыл дверь и вышел на площадку.
Он оказался на странном месте, где с двух сторон сходились лестницы, уводящие как вниз, так и вверх. Егор вспомнил, что именно на перекрестках его далекие предки  либо оставляли своих мертвецов завернутых в звериные шкуры, либо, зарывали пепел от кремации. Непонятно почему, но от этой мысли ему почему-то разом стало легче дышать, и все происходившее в зале казалось уже далеким и нереальным. Его уже ничего здесь не удерживало, пора было уходить. Но перед этим он вытащил из рюкзака черный маркер, по старой привычке поглядел по сторонам (не видит ли кто?), и жирно вывел над ведущей в зал дверью, которая как никогда напоминала сейчас пасть какого-то гротескного чудовища: «Оставь надежду, всяк сюда входящий».

История шестнадцатая, про международные контакты.
Решили мы как-то раз на каникулах куда-нибудь съездить. А то все дома сидим, скоро уже плесенью зарастем в городишке нашем. В общем, захотелось нам новых впечатлений.
А тут как раз появилось объявление. «Внимание! Международное общество студенческого обмена «Колокола Бухенвальда» в рамках проекта «Триста лет переписи Калевалы» организует русским студентам поездки по золотому кольцу Внешней Финляндии (Швеция, Норвегия, Дания, Латвия, Эстония). Справки в отделе деканата».
Стали мы выяснять. Оказалось, что проезд организуют за счет приглашающей стороны. Только вот с собой надо столько-то денег обязательно иметь, чтобы никаких непредвиденных ситуаций не возникало. Тут одни кинулись в Швецию, другие в Норвегию, третьи в Данию, четвертые в Эстонию. А у меня и Ромки Комачева денег не оказалось. И занять не у кого. Обидно. И когда мы уже почти потеряли всякую надежду, вдруг встречаем мы случайно секретаря той организации. Он нас узнал, заулыбался, стал выяснять, почему мы никуда не поехали. Когда же выяснилось, что мы на мели, он сразу посерьезнел. Подумал немного, а потом говорит. «Знаете, ребята. Думаю, я могу вам помочь. Тут к нам пришло сообщение. В одном из латвийских городков празднуют Грендельфест. Так вот, там очень хотят видеть русских, готовы даже оплатить расходы на поездку!». Мы, конечно, обрадовались, а я еще про себя подумал: «А уж не пивной ли это фестиваль?»
Сначала мы боялись, что документы оформлять долго придется, только пришли к секретарю узнать, что нужно, а он нам уже конверты подает. В них все необходимое. Нам вообще ничего делать не пришлось. В назначенный день пришли мы на вокзал, сели в вагон и покатили. Долго ехали, смотрели в окно, устали аж. А потом на одной остановке подсел к нам мужичок. Маленький, плюгавый. Да еще и картавит. Не повезло с по-путчиком.
Мало того, он еще и разговорчивым оказался, аж ужас. Мы и глазом моргнуть не успели, а он уже все выведал: кто мы, где живем, чем занимаемся.  Мне даже немого обидно стало. Какое ему, в сущности, до нас дело? И, чтобы хоть немного тему сменить, я и спрашиваю:
- А вы, собственно, кто будете, куда путь держите?
- А меня, молодые люди, зовут Генрих Шпильсерсер. Я профессор Нарвского института лингвистической антропологии. Возвращаюсь домой с археологической экспедиции.
- И что искали?
- Шамбалу.
При этих словах мы с Ромкой прямо таки прыснули. Вот дядька дает! Шутник! Посмеялись мы, а потом Комачев спрашивает:
- Ну и нашли?
- Кого?
- Как кого? Шамбалу.
- Конечно, нет. Да и как ее, молодые люди, найдешь? Шамбала сама вас найдет, когда время придет, если, конечно, захочет.
- А зачем же вы тогда ездили?
- Как зачем? Искать Шамбалу.
В общем, такой вот смешной дядька попался. Едем дальше. Он нас и спрашивает:
- А вы, ребята, куда едете?
- В N.
Шпильсерсер аж в лице изменился. Как-то сгорбился, свернулся весь, даже странно стало. Пере-спрашивает:
- Куда- куда?
- В N.
- Зачем вам туда нужно, ребята?
- Нас на Грендельфест пригласили.
Тут дядька наш совсем хмурым стал. Дулся он,  дулся, а потом вдруг как стал какую-то чушь молоть. Вроде того, что нельзя нам туда ехать, а нужно поворачивать и домой дуть. Что Грендель этот, в честь которого праздник, это такое мировое древнее чудовище. И что для того, чтобы его умилостивить и утихомирить,  в этом городке каждый год приносят в жертву двух чужестранцев...
Тут как раз поезд остановился. Дядька продолжает что-то буровить, и я уже думаю, как бы его  деликатнее послать, как вдруг в вагон входят трое в белых халатах. Один – вроде  доктор, с усиками и тахометром на груди. Два других – санитары. Крепкие ребята, как борцы.  Не успели мы спросить, а доктор говорит:
- Все, Шпильсерсер, приехали. Давай, вставай. Шамбала ждет.

История семнадцатая, про козлов Тора.
Согласно легенде, скандинавский бог Тор разъезжал на колеснице, запряженной козлами. История даже сохранила их имена: Тангиост и Тангризнир. Эти животные отличались необычайной грациозностью и скоростью. Согласно не очень внушающим доверие легендам, они носились запряженные в обитую железом колесницу Тора с такой скоростью, что обгоняли ветер; даже восьминогий жеребец Вотана Слейпнир не мог угнаться за этими козлами.
Толик Рыбалко и Гриша Пузанчук особой грациозностью не отличались. Она, впрочем, им особо и не была нужна. Ребята учились на факультете физического воспитания и очень любили захаживать в тренажерный зал, где качали мышцы. Раскачались они, в конечном итоге, до такой степени, что их даже бандиты на местном рынке обходить за сто метров стали. Впрочем, ума от этого ребятам не прибавилось, да он им, впрочем, особо и не был нужен.
Все для Рыбалко и Пузанчука складывалось замечательно, пока не пришел в новом учебном году новый преподаватель немецкого  языка. Маленький, в очках, но зато наглый. Постоянно требует читать что-то, учить. Сначала Толя и Гриша над ним смеялись потихоньку в перерывах между качанием. А потом, ближе к Новому году вдруг увидели они свои имена на доске возле деканата. В списке кандидатов на отчисление. Тут то ребята и не выдержали. «Да кто он такой, гад очкастый?», - резонно задались они вопросом, - «чтобы из-за него еще и страдать? Жили без немецкого, и великолепно проживем!» И решили они с преподавателем вечерком поговорить.
Узнали какими-то правдами или неправдами домашний адрес, приходят вечером, звонят. Слышат – кто-то шаркает по полу, а потом дверку приоткрывает и старушечьим голосом спрашивает: «Кто там?» Ребята отвечают: «Это мы, студенты. Хотим Всеслава Богумиловича повидать».  «А Славочки дома нет. Но он скоро придет. Заходите, ребята!» Эта оказалась мать преподавателя по немецкому языку. Старая карга, в чем хоть душа держится? В общем, сели для Рыбалко и Пузанчук в зальной комнате на диван. А в углу еще одна старуха сидит, видимо, подруга бабки, которая дверь открыла. Так эта, в зале,  вообще смерть сидячая, глядеть на нее страшно. Сгорбилась вся, в какие-то лохмотья одета, лишь глаза сверкают как у кошки в темноте.
Вот пока мать преподавателя чай готовила, ребята стали обсуждать, что они со Всеславом Богумиловичем сделают. На бабку эту странную внимания не обращают, а обсуждают, что лучше: ноги этому очкарику выдернуть, или шею узлом связать? И вдруг старуха спрашивает у них хриплым голосом: «А что, ребята, вы сильными считаетесь?» «Еще какими!», - скромностью Рыбалко и Пузанчук никогда не страдали, - «да сильней нас никого в университете нету». «А не хотите со мной на руках побороться?»
Когда ребята прекратили смеяться, старуха продолжила свою речь.  «Напрасно вы смеетесь», - произнесла она и вытащила из замусоленной кофты несколько зеленых бумажек, - «если вы меня одолеете – вот эти пятьсот  долларов ваши. А если нет...» «Кончай, бабка», - Гриша поднялся и шагнул к ней, - «гони сюда деньги». «Не так быстро», - старуха сверкнула глазами, - «сначала побори меня». Пузанчук пожал плечами и, скорее для смеха, чем всерьез, сел напротив бабки. Рыбалко стал в позе арбитра и картинно взмахнул рукой, давая сигнал начать...
Оторопелый Григорий смотрел на свою руку, в одну секунду заломленную и уложенную на стол. Рыбалко, еще не совсем понимая в чем дело, с хрустом потянулся, и сел на место друга. Все еще ошалелый Гриша кивнул – и в тот же момент бабка заломила и руку Анатолия. Несколько секунд ребята оторопело молчали, а затем Толик прошептал: «Кто ты, бабка?» «Я?», - грозно прокричала бывшая старуха, скидывая лохмотья и распрямляясь во весь свои гигантский рост, - «я – Тор. А вы проиграли мне поединок, значит – вы, отныне, мои козлы! Так вот, придурки!» И Тор поднял свой молот...

История восемнадцатая, про потерянное время.
Один преподаватель постоянно любил своим студентам говорить: «Вы не думайте, ребята, что годы, которые вы проведете здесь, можно спокойно потратить на развлечения. Никто вам не вернет потерянных и бесцельно прожитых мгновений! Не успеете оглянуться, как...» Тут он всегда замолкал, а студенты и студентки начинали потихоньку хихикать. Особо весело было Гелию Пентюхову. Тот вообще считал, что в университет он поступил, чтобы в свое удовольствие лет пять-шесть пожить. И, соответственно этой своей концепции, отрывался на полную катушку.
Только вот в один день пришел Гелий в университет, а охранник его не пустил. «Ты куда, дядя?» - спрашивает. Пентюхов хотел было возмутиться, да только вдруг увидел в стоящем в вестибюле зеркале свое отражение. Вместо веселого, жизнерадостного юноши, каким он привык себя считать, по ту сторону отражения стоял тучноватый дядька с нездоровым цветом лица и здоровым животиком.
Не понимая, что же произошло, Гелий вышел из университета, прошел мимо куривших веселых пар-ней и девушек, и сел на скамейку в парке. Что случилось? Как это произошло, что он не заметил, что время, которого всегда было в избытке и некуда было девать, вдруг понеслось с такой скоростью, что отняло у него молодость и силу?
- Грустно, Пентюхов?
Гелий обернулся и, к своему удивлению, увидел Павла Валентиновича Язарова, того самого преподавателя, над чьими поучениями он так часто смеялся. Язаров практически не изменился за все эти годы, разве что одет был несколько странно – в какую-то серую бесформенную хламиду, да еще почему-то держал в руке странного вида песочные часы.
- Павел Валентинович, что со мной случилось? – дрожащим голосом спросил Гелий.
- С тобой? Да ничего особенного. Просто, твоя жизнь прошла.
- Да как же так? – Пентюхову хотелось плакать. – А ведь я и не заметил...
- Не надо было смеяться на моих лекциях, - Язаров посмотрел на часы, - я ведь, Гелий, помимо преподавательской деятельности еще в одной конторе подрабатываю. И зовут меня, на самом деле, Хронос. Слышал когда-нибудь?
- Нет.
- Да уж, когда тебе было! Ты же был очень занят. В общем, я просмотрел твой жизненный путь, и пришел к выводу – в нем нет никакого смысла. Все отведенное тебе время ты прожигал, прожигаешь и будешь прожигать. Так относиться к нему недопустимо, поэтому я и решил остановить это безумное растранжиривание. Смотри!
В часах вниз упала последняя песчинка, и поток времени остановился.
- Все, Гелий, - произнес Хронос-Язаров, - а запускать твое время заново я не буду. Пойдем.
Пентюхов ошарашено огляделся по сторонам. Куда-то исчез парк, университет, и вокруг, куда хватало взгляда, были лишь бескрайние серые равнины, да клубился туман. Внезапно откуда-то послышался то ли собачий, то ли волчий вой, ему ответил другой, и Пентюхов почувствовал, что его охватывает ужас. Больше не медля, он вскочил со скамейки и кинулся туда, откуда еще слышались удаляющиеся шаги его бывшего преподавателя.

История девятнадцатая, что восьмое марта.
Тут у нас восьмое марта было. А нас, ребят, в группе всего двое: я и Лютик Бургеметов. Остальные – девчонки. Подумали мы -  и так, и сяк, а покупать им всем подарки – денег жалко. Тогда решили восьмого вообще в институт не ходить. Нечего там делать. Утром сидим у Лютика, пьем пиво. Вдруг – звонок в дверь. Открываем, а там наши девки стоят. Что делать? Ну, запустили их. Сидим, выпиваем. Тут пиво кончилось. Я и говорю: «Лютик, пойдем до киоска дойдем!» Он, конечно, согласился.
Вышли на улицу, стоим, думам. Пиво этим дурам покупать не хочется, аж злость берет. Тут Лютик и учудил, Подошел он к телефону-автомату, набрал какой-то номер и как заорет: «Алле! Это ФСБ? У нас тут ЧП! Собралась феминистская банда, сидят и думают: как бы диверсию учинить! Улица Чапаева, дом тридцать пять, квартира сорок» И что бы вы думали? Через пять минут подлетает автобус, выскакивают оттуда ребята, все в черном, в глухих масках, с автоматами, и прямиком в наш подъезд. Мы стоим, руки потираем.
Только что за ерунда? Десять минут проходят, двадцать, полчаса – а из подъезда никто не выходит. Мы уже собрались подмогу вызывать, как через час вываливают спецназовцы. Только, почему-то, полуодетые и все измученные, аж в мыле. Еле-еле заползли они в автобус и орут водителю: «Дуй отсюда! Да дави на газ посильнее!» Тут я аж в сугроб сел. Что за ерунда. Смотрю – а Лютик к киоску бежит.
Возвращаемся мы с пивом. Девки сидят за столом. Довольные – меры нет. «Ну, ребята», - говорят, - «вас только за смертью посылать. А за подарок спасибо. Никак не ожидали. Мальчики по вызову в стиле «милитари»! Только подумать! Очень модно!» В общем, выпили они все пиво, погнали нас за новым, еле-еле к вечеру этот шабаш разогнали. Посидели-погоревали , а потом я спать пошел. А то,  как бы эти ребята из автобуса снова по этому адресочку не решили. Кто их знает, может им такое восьмое марта в самый раз.

История двадцатая, про тюленей.
Однажды зимой пошли мы с друзьями пиво пить. И зашли в парк у реки. Видим, на льду много народу собралось. Ясное дело, интересно стало, что там произошло. Может, потонул кто. По-любому надо посмотреть. Спустились мы по берегу, все в снегу увалялись, подошли к толпе. Смотрим: что за катавасия? Какие-то  девки и мужики почти что голые прыгают, то ли зарядку делают, то ли ритуал проводов зимы справляют. Хорошо какой-то старичок объяснил. «Это», - говорит, - «моржи местные веселятся. Праздник у них профессиональный». Тут Трифон Хумяков как заорет: «Глядите, вон наш декан!» Смотрим: и вправду, Валериан Козьмадемьянович, в одних плавках, прыгает, резвится, за девчонками носится, разминается, в общем. Тут уж нам интересно стало. Что это декан учудить вздумал?
Стоим мы, смотрим. А эти бегать закончили, построились в ряд, декан наш у них вроде командира. Что-то он им скомандовал, они посчитались на «первый-второй», а потом всей толпой как ломонут к проруби. И с разбега в воду. А на улице, между прочим, мороз, аж уши в шапке мерзнут. Что поделать, фанатики. Постояли мы, посмотрели, и пошли дальше. Идем дальше, вдруг видим: еще одна полынья. А из нее какая-то морда торчит. Подошли с опаской, смотрим – а это тюлень. Посмотрел он,  как Трифон пиво прямо из горла хлещет,  и еще головой так укоризненно покачал.
Трифону обидно стало. «Что», - говорит, - «за дела?» Какие-то животные мне замечания делать будут?» А я говорю: «Триша, а ты дай ему по башке». «Да как я ему дам? Он же в проруби. Что мне, в воду лезть?» Я подумал: а ведь и вправду. Что же делать? И вдруг словно озарило: «А ты бутылкой в него кинь». Трифон размахнулся, да как заехал тюленю прямо по лбу. Тот сразу с уханьем под воду ушел. Мы ждали-ждали, ан нет, так он и не выплыл. Видимо, хорошо ему Тришка засветил.
На следующий день скучаем мы на медицине. Вдруг заглядывает в аудиторию секретарша и говорит: «Хумяков и Шуслов, зайдите, пожалуйста, к Валериану Козьмадемьяновичу». Идем мы и думаем: за что на этот раз? Зашли в кабинет. Наш декан сидит за столом, а у него вся голова бинтом перевязана, а под глазом здоровенный синяк. Смотрит он на нас угрюмо и говорит: «Ну как, господа, расскажите ка мне, где вы вчера вечером гуляли и чем во время прогулки занимались?»

История двадцать первая, про балтийское гостеприимство.
Городок, куда прибыли Дмитрий и Роман, оказался маленьким и очень уютным. Едва ребята оказались на этих маленьких, кривых улочках старого города, вдохнули полными легкими свежий балтийский воздух и увидели вокруг себя красивых и доброжелательных людей, как им стало ясно, что он по настоящему очутились в Европе.
Согласно плану визита, они сразу же должны были направиться в местный муниципалитет, где им подготовлена была встреча, и откуда их должна была взять к себе на время милая и желающая лучше узнать культуру загадочного восточного соседа семья. Но хотя воздух свободы пьянил уже сам по себе, друзья  решили перед этим визитом отведать местного пива. На улицах его не продавали, коммерческих ларьков тоже не наблюдалось, так что ребятам пришлось немого поплутать по улицам, прежде чем они увидели старинное здание, украшенное трехцветным флагом и с интернациональной надписью над входом «Pub».
Внутри, видимо по причине приближающегося праздника, было весьма многолюдно. Тем не менее, свободный столик вскоре нашелся, и вот уже товарищи стукнулись бокалами и отведали местного пива. Оно, как ни странно, жутко походило на столь привычное родное «шестое», правда, отличаясь от него в невыгодную сторону по цене. Но сама атмосфера этого заведения была столь захватывающей, что на подобные мелочи не хотелось обращать внимания.
Дмитрий с удовольствием наблюдал за местными жителями. После третьей кружки все молодые люди казались ему здоровыми и полными жизни, а большая часть девушек симпатичными, и даже красивыми. Особенно Дмитрию приглянулась одна с коротко постриженными черными волосами, явно скучавшая в компании двух гораздо менее миловидных подруг. Молодой человек украдкой наблюдал за ней уже где-то с полчаса, и заметил, что и девушка, порой, бросает не него взгляды, полные неподдельного интереса. «Сейчас допью, и пойду с ней знакомиться!», - решил Дмитрий, и уже поднял бокал...
- Митя! Ты меня слышишь?
Внезапно парень понял, что его друг, Роман, вот уже некоторое время что-то пытается ему сказать.
- Да, а в чем дело?
- Ты что, оглох? Я тебя уже пять минут зову.
- Извини, на девчонку засмотрелся.
- Вот осел! Я ему о деле, а он на девок смотрит.
Дмитрий едва не поперхнулся пивом. Романа он знал довольно давно, и еще ни разу друг не позволял себе  разговаривать с Митей таким тоном.
- Ром, ты чего? Расслабься. Отдохни.
- Если мы с тобой отсюда в ближайшее время отсюда ноги не унесем, то скоро наотдыхаемся. Ты в курсе, что я сейчас подслушал?
- А ты что, латышский знаешь?
- У меня бабка латышка. Так что немного понимаю.
- А чего ты раньше не говорил?
- А ты не спрашивал. Дело не в этом. Слушай, вон тот наш сосед минут десять назад сказал своей подруге: «Что-то в этом году тощие туристы попались».
- А она?
- А она ему: «Ничего, Гренделю годятся».
- Слушай, - Митя с ужасом почувствовал, что по спине у него пробегают мурашки, - ты думаешь о том же, о чем и я?
- Вот именно. Не того в дурдом забрали. Настоящие дураки – вот они, мы с тобой.

Оказавшись на улице, друзья пробежали с квартал, и в замешательстве остановились. Все улицы были похожи друг на друга, и стало ясно, что Дмитрий и Роман заблудились. На счастье, показался одинокий прохожий, и ребята бросились к нему со всех ног.
- Извините, - с трудом, едва отдышавшись от бега, произнес Роман, - вы говорите по-русски?
- Конечно, я говорю по-русски, - произнес прохожий, пожилой мужчина в старомодном плаще, в шляпе и с папкой под мышкой. – А в чем дело, молодые люди? Куда вы спешите?
- Видите ли, - забормотал Дмитрий, - нам срочно нужно на вокзал, а мы здесь впервые...
- Не надо волноваться, - мужчина, широко улыбаясь, показал рукой в сторону, - вам нужно туда, потом до первого поворота налево и также, только направо. Так что вы прекрасно успеете.
- Спасибо! А то мы уже думали, что не найдем дорогу... – друзья повернулись и кинулись в сторону, указанную добрым прохожим.
- Не за что, - произнес тот, сжимая папку так, что у него побелели пальцы, - вам всем одна дорога, оккупанты чертовы!

История двадцать вторая, про просроченный  проездной.
Как-то раз стояли студенты возле главного входа, курили потихоньку. А день паршивый был, аж вспомнить страшно. Дождь шел как из ведра. Вот одному парню, Ромуальду Друндукову,  скучно стало. Достал он свой бумажник, стал смотреть, что там. И видит, что проездной билет за прошлый месяц еще цел.  Другой бы этому факту особого внимания придавать не стал, лежит себе проездной, да лежит, что он, много места занимает? А Друндуков от скуки совсем одурел. Взял он свой проездной за прошлый месяц, перекрутил его, да и швырнул его в лужу. Так билет и уплыл в неизвестность.
Прошло два месяца. Настала пора летней сессии. Вдруг новость – наш преподаватель по истории межкультурных коммуникаций в Португалию уехал, лекции местным галисийцам читать. А нам нового назначили. Никто этому особого значения не придал: один преподаватель, другой, один черт, кому сдавать.
Настал день экзамена. Пришли мы все, в коридоре стоим. Видим, Друндуков идет. Мрачный какой-то. Я его спрашиваю: «Что с тобой?». А он и говорит. «Пойдем, покурим...» А на улице уже Ромуальд и пробормотал: «Знаешь, всю ночь плохо спал». «Чего так?» «Да с девчонкой поругался, а тут еще экзамен... Кошмары, опять таки, снились...» «Какие?» «Да бред какой-то. Представляешь, снится мне во сне, что стою я в  чертогах сатаны. Кругом – черти, котлы, огонь из земли льется, одним словом – ад кромешный. И вижу, что к трону главного черта подходит какой-то непонятный кусок бумаги. Черт его спрашивает, что он, мол, тут делает. А этот картон заявляет, что его де обидели не по-детски, и что ради мести готов он душу дьяволу продать. Черт засмеялся и сказал что-то...» «А что?» «Не знаю. Тут я проснулся, смотрю – а на экзамен я типа почти что опоздал...»
Посмеялись мы, что Друндукову не те сны снятся, а тут говорят, что экзамен начался. Вот все заходят и выходят, а Ромуальд ждет. Он всегда самым последним заходил. И вот уже все разошлись, деваться некуда. Ромуальд заходит в пустую аудиторию, и видит преподавателя за столом. И вот что странно: вроде и видел он его раньше, только вспомнить не может, где и когда. Друндуков и говорит: «Билет можно взять?» А преподаватель ему: «Можешь брать, а можешь и нет, для тебя один черт. Ты меня не узнаешь?» «Нет». «Как же так. А помнишь, Ромуальд, как ты свой проездной, почти что новый, в канаву вместо кораблика пустил? Так вот, ты меня тогда сплавил, а теперь я тебя сплавлю ...»

История двадцать седьмая, про Толкиена и о вреде кинематогорафа.
Андрей был хороший парень. Только вот еще в школе увлекся он Толкиеном. Увлекся, да и ладно. Мало ли у кого какое хобби. Тем более, что Андрюшка спокойным поклонником был. Никуда с кастрюлями на голове не бегал, мечи из палок не стругал, кольчуги из консервных банок не носил. Сидел себе, целыми днями «Властелина колец» перечитывал, фенечки плел. И никто не знал, что он давно чувствовал, что проживает не в одном, а в двух мирах;  даже себе имя на фэнтезийный сюжет придумал: Фродо. Правда, была у Андрея-Фродо одна странность. Он для себя твердо решил, что его будущая девушка должна полностью разделять это его увлечение (не в том смысле, чтобы фенечки плести, а чтобы – от Толкиена фанатеть).  Так и жил он с этой потаенной мечтою, ведя во многом монашеский образ жизни. 
Минуло три года. Андрей поступил на самый обычный факультет: «Экономика и финансы». Учился он не то, чтобы хорошо, не то, чтобы плохо, а как-то и то, и это взятое вместе, поделенное на два и возведенное в третью степень. Об отчислении, правда, вопрос ни разу не заходил. Вдруг пошли гулять слухи, будто снимается фильм «Властелин колец». Андрей как про это услышал, так разом покой и сон потерял. Все свободное время по магазинам бегал и спрашивал: Не появился ли у них такой фильм? К сожалению, везде его ждал отрицательный ответ, более того, во многих местах на Андрея смотрели как на законченного придурка. И он уже почти всю надежду потерял, как вдруг приключилась такая вот история.
Приходит раз Андрей в магазин. И без особого энтузиазма спрашивает: есть ли у вас фильм? И вдруг слышит: есть! Сначала Андрейка такому своему счастью не поверил. Но вот он, долгожданный продукт, у него в руках, совсем новый, в красивой коробочке. Ему бы бежать со всех ног домой, смотреть скорей, но Андрей глянул на продавщицу – и дар речи потерял. А та тоже хороша – обслужила покупателя, так продай ему еще чего-нибудь, а нет – так гони его в шею! Девчонка же стоит, смотрит на него, улыбается, глазки строит. Так и пялились они друг на друга как бараны, а тут Андрейка возьми и ляпни: «Девушка! Пойдемте ко мне...  Кино посмотрим!» А та ему: «С удовольствием! Я Толкиена обожаю! Тридцать раз книжку читала. Сейчас, подругу попрошу, чтобы меня подменила...»
Всю дорогу домой Андрей не верил, что случившееся с ним. Но вот они уже у него дома, девушка с интересом осматривается в незнакомой обстановке, а он хлопочет на кухне с чаем. Короче, ближе к концу фильма Андрей прошептал на ухо Насте (так звали девушку), которая лежала рядом с ним, уютно пристроив голову на руку Андрея:
- Послушай, я об этом никогда никому не говорил, но ведь получается так, что я тебя всю жизнь искал. Представляешь, Настя, а я себе даже имя из Толкиена взял.
- Да? Как интересно! И какое же?
- Я - Фродо...
- Знаешь, Андрей, - тут у Насти в глазах засверкали странные огоньки, - а ведь я, получается,  тоже тебя всю жизнь искала. Ты не узнаешь меня, Фродо? Умертвие я...

История двадцать восьмая, про скипидар.
Закончился учебный год, все отдыхают, а меня с Валерием Сварадовским завхоз помочь по ремонту попросил.  А как ему откажешь, если он из одной с нами деревни и вообще через дорогу живет? Делать нечего, стали по утрам в институт ходить. Работы не очень много было. Так, там покрасить, там прибить. А потом вдруг забегает к нам в подсобку какой-то старичок и как закричит: «Почему вы в моем кабинете трубу никак не заделаете? У меня опять водой все коллекции залило». Завхоз погрустнел, а потом и говорит нам: «Валер, Игорек, а и вправду, надо трубу заделать.  Так что сходите на рынок, найдите там скипидара. Он там где краны продают».
А на рынке народу – не протолкнуться. Ходили мы, искали, ну нигде скипидару нет. А главное, мы понять не можем, зачем он Петровичу понадобился? Может, он как новый способ трубы чинить изобрел, или напутал чего? Непонятно, в общем. Тут как раз дошли до секции, где разную сантехнику продают. Но, ясное дело, и здесь скипидар не продают. А солнце уже светит вовсю, жарко. Зашли мы тогда в одну палатку. Взяли по пиву, отдыхаем. Внутри, кроме продавщицы, только мужик один стоит. Вот Валера и говорит: «Вот дела то. Что же теперь делать? Где мы этот скипидар найдем? И зачем Петровичу эта  хрень понадобилась?»
В этот момент мужик обернулся к нам. Смотрим: а у него рост - два метра, руки как грабли, а в левой  руке он разводной ключ сжимает. Мы еще ничего не понимаем, а мужик говорит: «Вам скипидар нужен?» «Да, а что?» «А то, что меня Феофан Скипидар зовут. Так что вы говорите, Петровичу понадобилось?»

История двадцать девятая, про двадцать девять лет.
Одному парню, когда он еще студентом был, нагадали по книжке, что проживет он двадцать девять лет. Он сначала не поверил, тем более не до этого было. Учился, потом работал, потом женился. Потом опять работал. Его даже в родной университет на полную ставку. Что еще человеку надо?
Только вот все чаще стал его вопрос мучить: а что, если это дурацкое предсказание сбудется? Мрачным стал, хмурым. От коллег это укрыться не могло. Хотели разузнать, что с ним, да все как-то не получалось… Но вот однажды после празднования восьмого марта вышло так, что наш герой и профессор Урнов вместе пошли домой. По пути, да и не так скучно вдвоем.
По дороге, ясное дело, разговаривали о разных вещах. И молодой человек не выдержал, поделился со старшим товарищем своей бедой. Урнов выслушал сочувственно, а потом говорит:
- Знаете, Егор, оставьте вы эти суеверия! Подождите, одну  секундочку буквально, я сейчас…
Урнов остановился у киоска и быстро купил пять лотерейных билетов. Егор с любопытством наблюдал за тем, как светило отечественной науки быстро  стер номера и обнаружил, что ровным счетом ничего не выиграл.
- Вы уж извините, - произнес профессор, когда они возобновили свой путь. – Ничего не могу с собой поделать. Постоянно играю во все эти игры. Даже на спортивные результаты ставлю. Знаю ведь, что никогда ничего не выиграю, да и за все это время ни разу не повезло, а все равно, тянет, и все тут! И, главное, давно уже пора поумнеть, профессор все-таки! Так вот, бросьте вы, голубчик, эти мысли! Вы по чему гадали?
- По словарю…
- Ага! Представьте себе – я тоже когда был молодой раз попросил одну знакомую мне погадать. И тоже, что интересно, на словаре. Вы, извините, на каком именно словаре гадали?
- На немецко-русском.
- Вот совпадение! И мне тоже на нем! И что вам выпало?
- Сначала – «sterben», а потом подряд два числа. Девять и двадцать… То есть, двадцать девять…
- Да? Просто совпадение! А у меня вот выпала цифра «семьдесят» и слово Tote . И ничего, как видите, я жив, здоров и даже профессор. А мне уже семьдесят четыре! Так что не забивайте голову пустяками!
Егор облегченно рассмеялся, и больше никогда не вспоминал о зловещем предсказании. Откуда ему было знать, что словарь у профессора был старый, многие буквы в нем поистерлись, и подруга Урнова  просто спутала тогда  слова Tote и Toto ?