Посвящаю Лаврушке

Батуми. Лето, море, солнце. Вечером танцы. Меня пригласил молодой человек.
- Плохой заезд. Одна прелестница и та армянка малолетка.
- Где?-  крутила я головой.
- Ты,- просто сказал он.
Я представила носатую и волосатую женщину, оскорбилась и резко дёрнулась.
Сверху улыбались шоколадные глаза:
-Ладно, еврейкой будешь,- и он обмотал меня своими длинными руками, моя голова невольно легла ему на грудь. Он был гораздо выше меня, лицо мне не мешало. Крепкие руки, как у моего отца, широкая грудь, как у моего отца, и внутри стучало, как у моего отца. Мне стало спокойно, и я расслабилась. Вот так за одну минуту мы стали с ним родными. Лавров. Из Ленинграда. Благовоспитанный. Отец полковник ГБ, мать преподаватель русского языка и литературы, сам писал секретную диссертацию в физтехе. 23 года.
- А мне 24,- пыталась оторваться от него.
- 25 и не меньше. Но старшим буду я,- улыбались шоколадные глаза и он намотал мою руку на свою. Я смирилась.
По утрам я не ходила в душ, а ходила на море. На завтрак припаздывала. Мокрая, свежая, стремительная влетала я в зал столовой. Лавруша галантно кланялся двум одуванчикам за своим столом и всегда успевал чуть раньше подойти к моему столу. Притихший зал благостно наблюдал, как Лавруша усаживал меня, желал мне доброго утра и приятного аппетита. По началу он даже пытался целовать мне руку. Но крестьянская внучка такого испытания манерами не могла вынести и прятала упрямо застывшую руку от локтя за сарафан.
   С ним отдыхали его два товарища из того же института. Когда ребята заводили разговор между собой, я чувствовала себя Айшой из Казахстана, которая только в прошлом году выучила русский язык. Мы лежали под солнцем. От Лавруши пёрло эротичными флюидами. Я отворачивалась к Димке и тоскливыми глазами просила о помощи. Димка вскакивал и бодренько спрашивал:
- Кто купаться?
-Я,- бодренько вскакивала я.
Он хватал меня за руку и старался обогнать. Задыхаясь от скорости, мы   неслись как два ветра к воде. В воду заскакивали высоко задирая ноги. Учились падать спинами. Ныряли. Я неприлично смеюсь. Громко. А если зайдусь, то квакаю, как лягушка. Димка тоже неприлично ржал. Держась за руки, мы погружались в воду и там не пускали друг друга наверх. Задыхаясь, но счастливые вылетали как пробки из воды и, закинув головы назад, громко смеялись. Димка подсекал, мы падали в воду, захлёбывались, напивались солёной воды. Он крепко держал за руки и говорил:
- Будем ждать.
- Чего?
- Действия морской воды.
И мы опять заходились от смеха. Димка схватил меня за плечи, утопил с собою и поцеловал там, на дне. Вылетели на поверхность  как ошпаренные и не смеялись. Я представила апрель, сучку, а за ней кучу кобелей. Мне стало противно. Я с ненавистью смотрела на ребят.
Был последний день моего пребывания на юге. Ребята были из секретного института, и отпуск был у них гораздо длинней. Мы с Лаврушей сидели на берегу моря. Я собирала красивые камешки, он угрюмо смотрел на волны и канючил:
-Напьюсь.
Десять дней были в Батуми. Десять дней в Новом Афоне. Мы поднимались в гору. Там на вершине, на территории Новоафонского монастыря находилась наша база отдыха. Нас накрыл южный ливень. Мы встали под раскидистым огромным деревом. Но уже через несколько мгновений смысла в этом укрытии не было. Дождь лил как из ведра, с горы уже неслись потоки воды. Я закрыла глаза, выставила руки, закинула лицо вверх. Растворялась в природе. Уже не чувствовала тела. Мне представлялось, что   в потоке воды плывёт лёгким бумажным корабликом моё лицо. В ушах стоял шум стихии. Вода, шум воды и моё лицо в воде. Путник пустыни, замученный жаждой, дрожащими руками бережно зачерпнул моё лицо. Издавая тихие звуки блаженства, стараясь не обронить ни единой капли, наслаждаясь живительной влагой, он пил мои глаза, нос, щёки, всё ближе приближаясь ко рту, чтобы жадно припасть к ним и утолить свой огонь.
Вечером уходил поезд. Проводница давала возможность проститься нам. Я стояла, держась за поручень. Обыкновенно улыбалась, помахивала ручками, целовала ладошки и бросала мячиком или птичками поцелуи. Прощание затянулось, хотелось завершения. Наконец, поезд медленно-медленно стал набирать скорость. Лавруша снял очки, его шоколадные глаза были влажными и растерянными. Он шёл вдоль вагона и говорил, как заклинал:
-Запомни. Гданьская 6 квартира 5. Я буду ждать.