Шмель

Качал головой на пыльныю тропинку клевер, убаюкиваемый ветром. Сам он был тоже изрядно припылен и некогда сочные зеленые листочки преваратились в едва зеленеющие из под налета ладошки, требующие дождя. Или уже уставшие ждать дождя. Как спящий рядом с церковью убогий, с вытянутой рукой, будто продолжает взывать к совести других, но на самом деле уже давно спит а рука - всего лишь привычка, образ жизни. Образ фигуры.

С густым бархатным жужжанием на розовую голову клевера присел шмель. Сел, смачно качнув травинкой, будто развязный подросток-переросток, с размаху приземлившийся на детскую качель. Посидел, будто наслаждаясь своим аттракционом, деловито пошарил в поисках сладкого нектара, но, не найдя, или разочаровавшись в качестве пыльного экстракта, снова качнув головой клевера, вжужжался в воздух полосатой огромной мухой.

Он поднялся в знойный, едва колеблющийся воздух и, притворяясь полосатым маленьким солнцем, направился к огромному розовому кусту пиона, расположившегося недалеко от маленького водопада в саду. Рядом с пионом, вдыхаяя его аромат и наслаждаясь спокойным журчанием, в тени большого дуба, отдыхал майор Додин. Лежал он расслабившись, закинув руки за голову, в белой майке, постелив под себя форму. Шмель, направившись было к пиону, передумал, почувствовав какой-то новый запах. Непонятно, то ли это оказался аромат парфюма майора, то ли пленительный запах клубники в сметане, которую совсем недавно вкушал Додин с таким аппетитом, что несколько мелких капелек кушанья впитала и его белая майка.

Шмель аккуратно приблизился к мужественной груди воина и совершил посадку на майку майора. Немного потоптавшись маленькими лапками, он дошел до нежной кожи на ключице Додина и смело вступил на новую поверхность. Однако, майор, почувствовав щекотание в этой, практически интимной, зоне, рефлекторно шлепнул мохнатого друга.

Шлепнул и тут же сам испугался размерам нарушителя. При этом удивление размерами было таким быстрым, что шлепок оказался несильным, но в то же время, вывел майора из сладкой полудремы. Он сел, сжимая в руке полосатое насекомое и как-то весь подобрался. В глазах появилась забота, смешанная с тревогой. пальцем другой руки он дотронулся до шмеля и тот, очнувшись от легкой контузии, покинул место сражения крайне торопливо.

А Додин проводил его взглядом, совершенно неожиданно наполненным влаги. Он вспомнил родителей, которых не видел уже много-много лет. Забавно, папа любил шмелей - удивительное такое увлечение. Он даже придумал разводить их для того, чтобы клевер рос лучше и еще какая-то польза была из этого. А еще он любил, когда они, по-доброму жужжа рано-рано утром вылетали собирать нектар. И часто рассказывал, что это самая крупная муха относительно крыльев и вообще, ученые никак не могут понять, как же они вообще летают.

А мама их недолюбливала. То есть, не любила. Но любила папу. А папа любил маму. И сейчас майор вспоминал, как видел их, сидящими утром на скамеечке, прижавшихся друг к другу, чтоб теплей и ближе, и слушающих настоящий полет шмеля.

Додин неожиданно осознал. как сильно по ним соскучился, по их неспешному и обстоятельному уюту, по ласковым глазам матери и понимающим рукам отца.

Шмель долетел до пиона и дополнил розовое черно-желтым. Некоторое время он блуждал по лепесткам бутона, забрался вовнутрь и на некоторое время пропал. Затем, совершенно забыв о контузии, вылез из цветка и направился в новый необыкновенный полет, чтобы пролететь мимо меня и напомнить про садик и детство, про красный турник и корабль во дворе...

Большая, полосатая, солнечная, добрая, необыкновенная муха, летающая по своим делам. Кто-то считает на калькуляторах, кто-то боится жала, кто-то увеличивает надои, кто-то вспоминает детство, а у него есть дела поважнее.