Голый и пчёлы

               

    
Голый и пчелы


...Грузовая машина «ЗИЛ»-150 с двумя десятками пчелиных
ульев на борту, пыхтя и урча, слегка покачиваясь на неровно-
стях полевой проселочной дороги, медленно продвигалась
к заветной цели в нескольких десятках километров от цен-
тральной усадьбы известного на Кубани совхоза.
   
    Южная тьма прорезалась машинными фарами, вырывающими, словно из
небытия, стройные ряды высокорослых, как дядя Степа у из-
вестного советского поэта Сергея Михалкова, цветущих под-
солнухов. Пахло поднятой автомобильными колесами пылью,
травами, ароматом подсолнухов, а они – пчеловоды – медлен-
но плыли в этом сказочном подсолнечном море! В ожидании
и предвкушении богатого предстоящего медосбора!

    ...Утро, по летним южным меркам, выдалось не самое
жаркое.
      
     Выйдя из передвижного вагончика, сладко по-
тянувшись, а потом, взобравшись на росшую рядом рас-
кидистую белую акацию, Борис смог увидеть бескрайний
желто-золотистый подсолнечный океан в состоянии полного
штиля, над которым запылало алым пламенем восходящее
кубанское солнце. Слез с дерева и сразу же удалился, будто
окунулся, в подсолнечный рай. Он был среднего, «авиацион-
ного», роста: метр семьдесят пять.

     Подсолнухи, некоторые со шляпками в его обхват на мощных толстых стеблях, и ростом
выше него, буквально преграждали ему дорогу, а некоторые
наиболее упрямые, которых приходилось с силой отклонять,
убирая со своего пути, «мстили» ударяя сзади прямо по за-
тылку своими тяжелыми шляпками с миллионом налившихся
крупных семечек. Семечки уже начинали созревать, и он их
легко выковыривал для утоления утренней жажды.

     Новый день предвещал много работы, интересной и
трудной, вместе с другими тружениками-пчеловодами. Пред-
стояла медовая страда – качка меда. А это – событие, да еще
какое! И радостное, когда пчеловод видит, что есть взяток, и
упоительно-трудное, ведь при хорошем взятке пчелы, осно-
вательно заполняя соты в рамках, могут обеспечить «уро-
жай» с каждого улья до пуда меда и даже больше. Но его надо
еще оттуда уметь взять – выкачать!

     Часам к восьми пасека ожила: встали три хозяина и при-
ехавшие на качку меда их помощники. У его дедушки, Ната-
лочка Федора Федоровича, таковыми были сын Михаил и он.

     Пчеловоды, экипированные в плотную «герметичную»,
«антипчелиную» одежду, с надетыми на головы сетчатыми
колпаками так, чтобы ни одна пчела не проникла к телу, ды-
мили своими тканево-ватными дымарями, отпугивающими
пчел, жаждущих повоевать с захватчиками ими добытого
продукта. Они, осматривая рамки, обрезали специальными
изогнутыми ножами закупоренные пчелами соты, букваль-
но пышущие при этом и иногда даже чуть ли не брызжущие
янтарно-подсолнечно-желтым жидким медом. Потом рамки
группировались: готовые к качке в левую сторону улья, а еще
не заполненные пчелами – вправо.

       А центрифуги – эти огромные металлические баки с вращающимся внутри вокруг вер-
тикальной оси ротором с четырьмя кассетами, вмещающими
по четыре вертикально устанавливаемые в них рамки, – уже
с вечера были приготовлены к их приему. Молочные бидоны
также были готовы для приема меда.

       – Миша, Боря, сейчас начинаем! – мягко скомандовал Фе-
дор. – Боря, ты хочешь носить рамки к центрифуге?

       – Да, дедушка, я готов делать все, что прикажите! – раз-
дался по-военному нарочито бодрый голос внука из вагон-
чика. И тут же появился он сам… ГОЛЫЙ – ТОЛЬКО В ОДНИХ
МИНИ-ПЛАВКАХ, ПОЧТИ БИКИНИ, туго натянутых на его до-
статочно натренированное тело!!!

      У деда вытянулась от удивления шея, он перекрестился
и только неопределенно покачал головой: привык уважать
внука и доверять ему, еще в юном возрасте покинувшему
родной дом для учебы в Москве.

     – Дедушка, не беспокойтесь, все будет хорошо! – успокаи-
вал внук, приближаясь к улью, где роились десятки растре-
воженных вмешательством деда, беспорядочно вьющихся
вокруг него жужжащих пчел.Он осторожно взял две рамки, каждую оперев на указа-
тельный палец левой и правой рук, и в сопровождении роя
пчел торжественно-медленно понес их к своему дяде, ожида-
ющему у центрифуги; установил каждую в кассету и потопал
за следующей партией. А тот начал медленно и тяжело, все
сильнее разгоняя ротор с только что принесенными рамка-
ми, крутить рукоятку центрифуги. И вот она вначале загрохо-
тала, а потом грохот начал тонуть в мягком шелесте вытекаю-
щего из рамок от действия центробежных сил вязкого меда,
постепенно заполняющего нижнюю часть центрифуги.

    Пчелы, как ночные прожекторы, как остронаправленные
лазеры, буквально пронизывали пространство перед ним и
за ним, а он спокойно, даже где-то нагловато-вызывающе хо-
дил туда-сюда, туда-сюда, взад-вперед.

    И так целый день! И ни одна пчела не посмела ужалить
его, в то время как дед, и другие пчеловоды много раз с до-
садой смахивали пчел со своих масок, шлепая себя руками по
укушенным щекам, скрытым даже за плотной сеткой!

    Прошел один напряженный, медоносный день качки.
Прошел успешно – взяли богатый урожай. Все были до-
вольны. Сели за общий стол и ели кто что принес: вареных,
жареных кур, яйца всмятку и вкрутую, молоко, помидоры,
огурцы, свежевыкачанный мед с окунутыми в него лом-
тями пахучего кубанского хлеба – знаменитой поляницы.

    – Ну и внук у тебя, Федор Федорович! Совсем не боится хо-
дить голым среди пчел, – покачав головой, то ли укоризнен-
но, то ли с восхищением произнес сосед по улице Василий
Мищенко, живущий напротив.

    – Да-а-а, отчаянный он у тебя, дед Федор! Орел! – вторил
ему другой, молодой.

    – Ге-ррр-ой! – восторгалась взрослая дочь – помощница
третьего пчеловода, явно пытаясь понравиться главному, на-
стоящему герою сегодняшнего дня – деду, а, может быть, и
его внуку.

     Видно было, что деда переполняла гордость за внука, и
он не сдержался – хвастнул:
     – Мой внучек – аспирант, будет авиаконструктором и уче-
ным!

     – Как бы это не кончилось плохо! – опять вставил сосед.

    Еще не успело стемнеть, как весь пчелиный лагерь спал
крепким, мертвецким сном, и только изредка кто-то вставал,
отходил в сторону от своего балагана или вагончика, к под-
солнухам и тут же возвращался.

     Опустилась и все окутала кромешная южная ночь – хоть
глаз коли. Не смолкали только неутомимые обитательницы
лесополосы – цикады, да изредка вдруг закудахчет курица из
привезенного пчеловодами курятника, вероятно почуявшая
приближение лисицы.

     А завтра, в субботу, ни свет ни заря, все участники медо-
вой кампании опять хлопотали на своих рабочих местах. Сре-
ди них мелькал, двигаясь от ульев к центрифуге и обратно,
все тот же полуголый – в одних только плавках – аспирант.
А вокруг него вились десятки пчел, почему-то пренебрегая
его оголенным крепким телом и на этот раз. Как любил он
выражаться, «судьба Евгения хранила!». Чем же иначе мож-
но было объяснить его нетронутую «девственность» вот уже
вторые сутки!?

     Натужно-глухо гремели заправленные переполненными
медом рамками три центрифуги, наполнялись прозрачной
желтой текучей от жары жидкостью стоящие рядом сорока-
литровые алюминиевые баллоны из-под молока.

     Почти в четыре часа дня, все отобедали и принялись
опять каждый за свое дело.

     И тут-то произошло то, что и должно было не-
минуемо произойти и не сегодня, а еще вчера!

     Какая-то пчела, видимо не выдержав нахальства этого по-
луголого московского пижона, пришельца-юноши в одних
бикини, или преградившего ей путь, взяла его на таран: уда-
рившись о его грудь, вонзила в него свое колющее микро-
скопически заостренное оружие – жало! Он резко смахнул
вначале ее, потом пытался нащупать и выдернуть жало.
Мстительница–пчела зло, пронзительно-визгливо дискантом
запищала, зажужжала и плюхнулась к земле. Но жало застря-
ло. Оно судорожно трепетало, вибрировало, и не сразу, а в
несколько приемов удалось Борису его тщательно ухватить
кончиками пальцев, а потом слюнявить, кряхтя от боли, ужа-
ленное покрасневшее место.

    Приторно запахло пчелиным ядом, и тут же целый рой
разозленных пчел набросился на вчерашнего «героя». Тот
замахал руками, что нежелательно было делать, и подобно
лани помчался прочь от пасеки в спасительные подсолну-
хи. Углубившись в заросли и убедившись, что злодейки-
пчелы оставили его, искусанного, в покое, вдобавок ис-
царапанного колючими стеблями и шершавыми листьями
подсолнухов, он остановился и начал зализывать, в прямом
и переносном смысле этого слова, нанесенные ему раны.

     Одиннадцать темно-красных с иголочный укол укусов в
центре пока еще белесых бугорков насчитал он! Запах пчели-
ного яда перемешался с подсолнечным – незабываемая гам-
ма, которую, наверное, невозможно передать, даже обладая
поэтическим гением Пушкина!

     Покраснение тела вокруг ужаленных мест стало сопро-
вождаться превращением аспирантской кожи в «гусиную» и
нестерпимой болью, которую нельзя было проявлять в при-
сутствии «пчелиного сообщества», уже сочувственно погля-
дывающего в сторону раздвигающихся рядов подсолнухов!
«На миру и смерть красна!» – вспомнил он. – А тут всего
лишь чуть больше десятка укусов – какая чепуха!

    Но не тут–то было!

    Его дедушка шел навстречу со слегка озабоченным ви-
дом.

    После обтирания мокрым полотенцем его любимый внук,
невзирая на протесты и осторожные предостережения
пчеловодов, снова приступил к выполнению добровольно
возложенных им на себя функций! И продолжал их исправно
исполнять до самого вечера. Темная ночь для него была та-
кой же желанной, как и вчера, но бессонной и томной: все
тело выше пояса и ляжки ныли и свербели, чесались. Опухли.
Ныли. Болели. Не дали уснуть до самого рассвета.

    И тут вспомнились ему страдания учительницы, которая
обучала его много лет тому назад здесь в третьем классе
местной, совхозной школы, когда он оставался на попечении
бабушки.

    …Молодая, красивая, заботливая, она пришла проведать
его, своего захворавшего ученика-отличника и принесла с
собой, как помнится, яичницу из двух яиц для подкрепления
здоровья больного.
 
     А как раз в это время его пчеловодство-
вавшая бабушка качала мед на пасеке в своем дворовом саду.

     Учительница незаметно прошла через калитку во двор
и по дорожке, окаймленной с обеих сторон цветами, подо-
шла к пасеке, насчитывающей с десяток ульев, и окликнула
увлекшуюся пчеловодку, наклонившуюся с рамкой и ножом
пчеловода в руках над открытым ульем:

     – Здравствуйте, Анна Ивановна!
     Бабушка чуть вздрогнула от неожиданности, приподняла
   голову, выпрямилась и приветливо ответила:

     – Вера Алекса-а-а-а-ндровна?! Здра-а-а-авствуйте! Каки-
ми судьбами?

     – Да я пришла, чтобы проведать вашего внука, Борю, так
как он уже несколько дней не приходит в школу, и мне его
товарищи сообщили, что он заболел.

     – Ой, Вера Александровна! Вы зря беспокоитесь – у него
все нормально, обошлось без осложнений, и он уже выздо-
равливает.

     – А я тут ему для подкрепления кое-что принесла, возь-
мите, пожалуйста.
     И она подала что-то увесистое, завернутое в женскую ко-
сынку в горошек.

    – Ну что вы, дорогая… Верочка, у нас все есть. И внучек
уже выздоравливает. Вот сейчас я качаю мед, и он даже кое в
чем мне помогает. Слышите, гудит центрифуга? Он там вместе
с моей родственницей Ниной.

    – А вы позволите мне тоже помочь вам? Я, конечно, со-
вершенно не представляю, чем могу быть вам полезной, но
готова делать все, что вы мне поручите!

    – Вера… Александровна…

    – Называйте меня просто Верой, прошу вас.

    – Хорошо, Верочка, работа для вас найдется, только вот
она… эта работа с непривычки опасная: пчелы ведь кусают-
ся, больно кусаются.

    – Да не стра-а-аш-но! Говорят, что это даже полезно для
здоровья!

    – Говорят-то-говорят!…Ну, что ж, коли так, то, как гово-
рится, с Богом!

    Гостье надели пчеловодческую шляпу с мелкой непро-
ницаемой для пчел сеткой, закрывающей всю голову, лицо и
шею, и та стала носить заполненные медом рамки в сарайчик,
где с некоторыми перерывами из-за ожидания новой порции
рамок, гремела центрифуга.

    Сверху до пояса ее тело оказалось в полной безопасно-
сти, а вот ниже…

    Не прошло и получаса, как она вдруг закричала, как гово-
рится, «не своим голосом»:

    – Ой-ой-ой! Бабушка, бабушка, Анна Ивановна, помогите,
спасайте, помогите!

    Услышав это, хозяйка бросилась к ней – над ней кру-
жилось с десяток разъяренных пчел, а она, отбиваясь от
них, размахивала руками. Вместо того, чтобы спокойно по-
стараться от них избавиться, медленно уйдя в сторону, она
кричала, судорожно шлепала себя по бедрам, по ляжкам, по
икрам. Это была ее роковая ошибка!

    Вместе они в сопровождении нескольких пчел-разбойниц
скрылись за дверью комнаты.

    – Бабушка, бабушка, Анна Ивановна, они поползли по
моим ногам вверх!!! В трусы!!! Они под трусами! – услышал ее
ученик из соседней с комнатой веранды.

    Она даже пыталась схватить пчел через ткань платья и
трусов и извлечь оттуда!

    – Милая, Верочка, мы сейчас их достанем, и… все будет
нормально, потерпите немного!

    – Бабушка, бабушка, что теперь будет со мной!?

    – Ничего страшного, вы молодая, здоровая, все пройдет –
утешали ее теперь две женщины.

      Оказалось, что действительно несколько пчел проникли
к ней «в святая святых» – под платье, в трусы. А одна пчела
проникла в самый верх между ее ног и ужалила, как потом
призналась бабушке по секрету пострадавшая, прямо в
самый-самый чувствительнейший женский орган! Ее, внача-
ле кричащую, плачущую, а потом вдруг подозрительно затих-
шую, в полусознательном состоянии, уложили в постель.

     – Боря, чего уставился, видишь человеку плохо, дурно,
бегом марш отсюда! – скомандовала бабушка прислушиваю-
щемуся к их разговору внуку. – Иди, принеси быстренько Ве-
рочке, Вере Александровне кружку воды, а потом налей воды
курам в корыто!

     Выйдя из комнаты, внук на мгновение задержался и услы-
шал:

     – Нина, давай быстрей снимай ей трусы, поймаем пчелу,
вот она жужжит, а вот еще одна, я ее схватила, вытащим жало
из.… Ну, Боря, чего ты уставился, иди быстрей за водой.

     Сквозь приоткрытую дверь он успел увидеть, как учи-
тельнице раздвинули ноги и оттуда извлекли сначала пчелу,
а потом через несколько минут и оставленное ею жало.

     Бедная Вера Александровна! Она стонала и обливалась
слезами. За свою доброту и заботливость пришлось ей ис-
пить чашу до дна: ее тошнило, основательно пропоносило,
что, кроме того, сопровождалось высокой температурой и
страшным ознобом – она вся дрожала, и было слышно, как
стучат ее зубы.

     Почти все время в бреду, она пролежала в гостях до са-
мого вечера, а потом и до утра, и только к вечеру следующего
дня у нее появились силы, желание и способность подняться
и, несмотря на настойчивые советы и просьбы остаться, ушла
к себе домой.

    Она, молодая, стройная, красивая, шла какой-то неесте-
ственной походкой, с шире обычного расставленными нога-
ми.
   
    Бабушку в тот день и, вообще, за каждый день качки
меда или их осмотр, например, с целью удаления лишнего
пчелиного маточника или уже выведенной пчелиной матки,
или удаления трутня, иногда жалили до десятка пчел в день.

    Когда внук был рядом с ней или поблизости, видел, как она
то и дело шлепала себя по лицу, почти автоматически, маши-
нально удаляя очередную укусившую ее пчелу. Лицо красне-
ло, но не распухало.
   
     Видимо, сказывался многолетне вырабо-
танный иммунитет. И не только по отношению к укусам, а и к
болезням, что, несомненно, продлило ее многострадальную
жизнь до восьмидесяти восьми лет!

     Интересно, что у пчел, как и в любом организованном че-
ловеческом обществе, существует определенная иерархия:
как бы отдельно существующие пчелы-труженицы, трутни и
глава всего семейства матка. Простая пчела – это самое мел-
кое создание, в улье их тысячи. Более крупные – это «мордо-
вороты» – трутни, они длиннее и толще рядовой пчелы. Их
может быть достаточно много, но не очень – десять, двадцать,
и они нужны только в определенный период.

     Самое главное и изящное создание в улье – это глава се-
мейства, королева, императрица: ее имя – МАТКА. Она самая
стройная из всех обитателей улья: длиннее и красивее всех! В
улье она должна быть единственной и неповторимой. Пчело-
вод следит, чтобы – не дай Бог – появилась у нее соперница!
Он уничтожает ее, как говорится, в зародыше, то есть ножом
срезает, когда она еще закупорена в самом большом вос-
ковом домике-ячейке, покрытой восковой пленкой. А если
пчеловод хочет расширить пасеку, он, наоборот, бережно вы-
ращивает матку. Когда она повзрослеет, ее надо вовремя от-
садить, например, в отдельную маленькую решетчатую коро-
бочку – маточник. Если же он прозевает момент ее рождения,
появления на свет божий, то есть не отсадит или вовремя не
уничтожит, быть беде: она может увести часть пчел, рой, куда
глаза глядят. Все, как и у людей!

     Как-то бабушка прозевала взросление молодой матки, и
та увела почти половину пчел из улья. Куда им деться?! Они
облепили сук ствола развесистого дерева-тутовника, или
шелковицы. Пацаны их там заметили и начали дразнить пока
еще спокойное, слегка гудящее пчелиное сообщество, ковы-
ряясь длинной палкой в самом эпицентре роя.

    Пчелы долго и терпеливо выносили это издевательство,
сохраняли спокойствие, потом слегка загудели, видимо,
предупреждая о возможном возмездии.

    Самый настырный, четвероклассник Толик Глушко, невзи-
рая ни на что, продолжал свое провокационное занятие. И
вдруг несколько пчел стремительно бросились на него, а за
ними и еще с сотню. Он – бегом, они – за ним! И вот по пыль-
ной проселочной дороге, с воплями и свиным визгом бы-
стрее поросенка мчится Толик, а за ним, то немного отставая,
то, соприкасаясь с ним, видимо, для укусов, планируя, летит
пчелиный косяк!

     И только когда «герой», споткнувшись, упал
в дорожную пыль и начал в ней валяться-вертеться, покры-
тый облаком пыли, пчелы, поднявшись на несколько метров
над ним, покружились и дружно понеслись в никуда.

     Покусанного смельчака тут же окружила догнавшая его
братва и присоединившиеся зеваки-девочки:

    – Толик, тебя сильно искусали пчелы? – интересовались
они.

     А он ревел и болезненно хватался то за одно, то за дру-
гое место! Вдруг резко запустил руку в трусы между ног,
откуда доносилось подозрительно-назойливое злое жуж-
жание.

    Сердобольные мальчишки под смех и злые шуточки
увели пострадавшего в кусты, подальше от глаз девчонок и
сразу спустили ему до колен трусы. Оказалось, что неспроста:
там буйствовали две пчелы-пленницы.

    Одна пчела нашла в себе силы выползти и даже отлететь в сторону, оставив жало
в его крайней плоти.

     Другое, еще пульсирующее жало вырвали из кончика члена, который через полчаса раздулся так, что стал не намного меньше кулака его обладателя!

     К толпе четвероклассников подошел старшой, восьми-
классник:

     – Мелюзга, что вы тут собрались? Народу куча, а драки
нет!

     – Не видишь, что ли! Толика Глушко… искусали пчелы,

      – Вот невидаль!

      – А одна ужалила, да прямо в залупу!

      – Да ну!? Вот это да!

      – Подойди поближе – увидишь!

      – Да-а-а-а…

      Целый час любопытные уличные мальчишки приходили
в кусты «на экскурсию» – поглазеть на «восьмое чудо све-
та»! А девочки похихикивали на почтительном расстоянии.
Более суток он, бедный, не мог опорожниться, а потом, ког-
да стало совсем невмоготу, снова визжал, как поросенок, ис-
пуская из себя по капле мочи в минуту!

      И только в конце второго дня вместо капель появилась
тонкая струйка, а он вздохнул с облегчением. И приятели –
тоже!

     ...Всю ночь Борис ворочался, вспоминая годы детства,
проведенные в этих краях, а уснул, когда уже пропел завезен-
ный сюда пчеловодами в сопровождении девяти кур петух.

     Труженики медового фронта приехали сюда не на неделю-
другую, а на целый месяц, поэтому и захватили кур с петухом,
чтобы питаться ежедневно свежими яйцами.

     Последний день прошел в обычном рабочем темпе, так
что часам к четырем качка меда подходила к концу.

     И в этот последний час опять не повезло отчаянному смельчаку-
аспиранту! Две пчелы, одна за другой, налетели на него и на-
несли последний, сокрушительный удар! И куда вы думаете?!

     Последняя, тринадцатая – прямо в самое болезненное ме-
сто – если не считать кончик члена, что редко, но бывает, как
об этом только что рассказывалось, – прямо в переносицу!

    Боль неимоверная, нестерпимая!!! Но самое главное – масса
других неприятных ощущений и последствий! Одного из них
он не мог оценить, заметить в полной мере из-за отсутствия
зеркала! Лицо стало почти плоским, как... сами догадайтесь
что! Как попа неспортивной, располневшей барышни!

     ...Поздно вечером пчеловоды привезли домой полдюжи-
ны сорокалитровых баллонов меда. Носили их через калитку
по аллее цветов до крылечка веранды, где мужиков встреча-
ла бабушка, а с ней супруга Бориса и четырехлетняя дочка
Танечка...

     ...Вот он со своим дядей тащит баллон, а навстречу –
молодая, красивая женщина-жена в сопровождении дочки.
Видно, что они ищут кого-то взглядом в этой суете несколь-
ких человек, сгружающих с машины тяжелые, шестидесяти-
семидесяти килограммовые баллоны с медом. Их взгляд
скользнул по нему, но они прошли безразлично мимо него и
направились дальше, к калитке, где стояла грузовая машина
еще с несколькими оставшимися баллонами.

     И когда, после перетаскивания заполненных медом бал-
лонов, все собрались у крыльца, дочка заплакала, а супруга
Бориса плачущим голосом спросила:

     – Дедушка, а где же Боря?! Вы что, его оставили на пасеке
одного?!

     Все посмотрели на нее с удивлением, как на ненормаль-
ную!!!

     А бабушка смеется:

     – Инночка, как это – где?! Он – перед тобой!!! Вот он – сто-
ит рядом с тобой!

     Супруга оглянулась, потом повернулась опять в его сто-
рону, и по нему скользнул ее безразличный взгляд.

      И тут-то понял он почем мед, который они отняли у пчел-
тружениц!
   
      По каким-то признакам женщина все-таки опознала
своего супруга!
   
      Вот было смеху!!!
   
      А в зеркале он и сам себя узнал не сразу!