Сказка. ч6. г. 49. Раздел5. Реставрационные дела

РАЗДЕЛ 5. РЕСТАВРАЦИОННЫЕ ДЕЛА


Приступая к выполнению важной и нужной работы по реставрации чего-либо, целесообразно сразу же определиться, что именно подразумевается под этим  понятием. Девиз “Давай все, как раньше!”, как вы уже понимаете, не пригоден ввиду расплывчатости временных рамок прошлого. Действительно, и сто, и тысячу лет назад было что-то хорошее, но и скверного хватало; словом, возвращаясь назад, мы рискуем больше потерять, чем приобрести. Интуитивно вообразив некий Ренессанс, обыватель сильно заблуждается, идеализируя этот отрезок времени. Дело в том, что закончился  период относительного взлета общественного сознания народов Западной Европы Контрреформацией -  кострами инквизиции, крестовыми походами в Чехию да Голландию… даже важные географические открытия не принесли человечеству счастья: погибли уникальные цивилизации инков, ацтеков, майя, да и прочим народам Америки перепало немало.
  Поиски Золотого Века в прошлом обречены на провал априори, это я вам заявляю со всей ответственностью. И, тем не менее, с упорством, достойным лучшего применения, многие и многие упорно пытаются повернуть  колесо Истории вспять. Подобные попытки  ничем хорошим, как правило, не заканчиваются, однако никогда и не прекращаются. Сколько раз во Франции после Великой Революции восстанавливали монархию? А сейчас там какой строй? То-то и оно! Вот и у нас затевалось нечто непотребное.  –Какие такие цари в наш пост-атомный век? – недоумевал я, перекуривая на залесенном склоне Удоканского хребта,  - что за нелепое царство-государство после почти столетнего перерыва? Неужели Кощея с Джахангиром история ничему не учит? А не худо бы кое-кому напомнить о печальной участи последнего русского монарха! Напрасно Кощей уповает на свое далеко не очевидное бессмертие… Пиан Рашида, например, оно так и не спасло. Впрочем, он заслужил подобную участь в гораздо большей степени, чем покойный Николай по прозвищу “Кровавый”. Тот, кстати, никогда и не претендовал на бессмертие, так что в Кощеях не числился и в списках не значился.  А наши деятели в своем последовательном стремлении низвести свой народ до нуля зашли так далеко, что котлов с кипящим маслом им не избежать, да и раскаленных сковородок – тоже…(хоть и грешно желать неприятностей ближнему своему, но в данном случае я не страшился божьих санкций за подобные мысли. Во-первых, покойный  был дьяволом, до такой степени дьяволом, что даже попытки поисков светлых пятен в его биографии  пахли ересью; во-вторых, Бог уже определил негодяя куда следует, так что беспокоиться за его судьбу мне не приходилось).
  Итак, Реставрация в стране набирала обороты, но, на этот раз,  без моего участия.  Приходилось опасаться, что и на этот раз гора родит мышь, ибо в бандитской стране царем мог стать разве что Степан Разин или Емельян Пугачев, да и то не надолго. Как совместить эти лозунги -“Державность, народность, православность”, и “Боже, царя храни” с разгулом цинизма и всеобщей развращенности – трудно было вообразить, а я и не пытался. Предприятие Пришельцев с Азазеллом казалось  совершенно безнадежным и бесперспективным.
- Кстати, - вспомнилось мне, - а куда подевался  наш старичок-имам? Ему-то каково приходится? Неужели старик все еще командует своенравным Духом, или, быть может, объявил ему войну, записавшись, таким образом, в  духоборы? Не бредет ли он сейчас по пыльной южной дороге, направляясь к местам своей былой славы, или так же, как и я, ищет Бога где-то на вулканах?
Приближалась гроза; я загасил окурок и стал осматриваться в поисках убежища. Можно было бы переждать ливень под кроной кедра, но лучше укрыться в гроте… посмотрим-ка вот в тех скалах! Мне удалось добежать до ближайшего каменного карниза как раз вовремя, ибо дождь забарабанил как сумасшедший, и горы превратились в какой-то мокрый Ад. Благословенным был тот ливень, ибо лесные пожары уничтожили в этом году сотни квадратных километров стланика, лиственницы и кедра, и дым стоял в воздухе такой, что даже жаркое солнце не опаляло. Пара черных сухарей приятно скрашивала ожидания  конца грозы, а гнуса в моем укрытии почему-то, к счастью, не водилось. Время шло, а ливень только усиливался. – Уж не Потоп ли намечается? – засомневался я, - хотя, едва ли: уж кого-кого, а меня-то Бог, наверное, предупредил бы! А гроза бушевала прямо над моим укрытием, и молнии, казалось, били прямо в лицо. – Может быть, надо перекреститься? – подумалось почему-то, -  гром ведь грянул, да и не раз! Или лучше повременить, посмотреть что дальше будет…
  Вдруг молния осветила огромное мохнатое, насквозь промокшее чудовище, которое, бесцеремонно отпихнув меня от входа, ввалилось в грот. Я отпрянул и прижался к гранитной стене; спасения ждать было неоткуда, и оставалось лишь уповать на чудо.
- Не бойся, старик, - раздался грубый звериный рык, - ты опять меня не узнал?
- Шатун Первый? Какими судьбами?
- Такими же, что и в твоем случае: скрываюсь от демократических преобразований в обществе. Раньше нас хоть худо-бедно, да охранял закон, и егеря не позволяли всякой шпане охотиться на нашего брата; а с началом рыночных реформ такое началось! –Шатун сплюнул, и попросил закурить. Я щедро отсыпал ему добрую щепотку махорки из кисета  и мы задымили так, что комары, случись им залететь к нам, издохли бы на месте – все до единого.
- Теперь каждый “новый русский” изволит  нас отстреливать забавы ради, - продолжал мой  хищный собеседник, - и откуда им знать, что я являюсь добрым христианином, что у меня есть душа, и что одно время приходилось мне всей Америкой командовать? Да и если бы знали, разве это их остановило бы?
-  Вряд ли, - отозвался я, - скорее всего, как раз наоборот – стали бы охотиться за твоей шкурой с утроенной энергией. Это же раритет, сколько миллионов за него сорвать-то можно было бы!? только вот что я тебе скажу: отстал ты малость от жизни. В стране на смену мутному валу демократизации идет Реставрация.
- А это что за зверюга, объясни мне, непросвещенному, - попросил гризли, - похоже, я действительно  отстал от жизни…
- Охотно, мой друг! Дело в том, что всякий субъект, случайно оказавшийся у власти, страдает комплексом неполноценности. Все-то ему кажется, что его считают узурпатором (кем он и является), что втайне презирают и за глаза называют  то скотиной, то мерзавцем (что тоже правда). А хочется ему, чтоб все его уважали или, по крайней мере, боялись. Но больше всего на свете боится он потерять этот бесценный дар небес. И начинаются тут всяческие малопонятные для постороннего игры. Для начала  придумывает этот неврастеник законы или даже конституцию, в которых записано, что всякая власть от Бога, а  его – в особенности. Затем он назначает себя бессменным правителем, а иногда даже – монархом, поначалу выборным, а затем и наследным. Схема тривиальная, изрядно намозолившая всем глаза, и тем не менее, все еще существующая. Но, поскольку узурпаторы, как правило, глупы до умопомрачения, обстановка в стране в  период их непросвещенного правления  быстро меняется и, как ты уже догадался, отнюдь не к лучшему. Кризисы  идут непрерывной чередой, армия разлагается, население спивается, чиновники проворовываются…но, чем хуже идут дела, тем меньше желания у деспота отдать то, что не должно было ему принадлежать. Есть такая психологическая особенность у многих – чем меньше ты заслуживаешь награды, тем более желанной она становится. Таким образом, прохвост, совершенно случайно вскарабкавшийся на вершину горы власти, сам оттуда не слезет ни за что на свете. И приходится снимать их самыми разными способами: кого пулей из-за угла, кого специфическим порошком в супе, а кого и путем переворота, или революции – кому  что больше нравится. Прохвост, естественно, догадывается, чем закончится  эта история, и именно поэтому держится за штурвал управления государством еще крепче прежнего. Ты, наверное, уже наслышан, как цеплялся за свой президентский паек ныне покойный  мерзавец и негодяй Пиан Рашид?
- А что, Кощея больше нет? – обрадовался гризли, - значит, услышал Господи наши молитвы! Когда же произошло это знаменательное и, можно сказать, замечательное событие?
- Точных данных на это счет нет ни у кого, - ответил я, - ибо свидетелей  при этом событии не было. Достоверно известно только то, что Пиан Рашид Искариотский  исчез из личной палаты правительственной клиники, где пребывал после очередного запоя. При этом персонал больницы зафиксировал ряд аномальных явлений, можно сказать, чудес: при ясном небе в тот вечер гремел гром, сверкали молнии, причем какие-то необычные, разноцветные и как будто бы даже музыкальные. Слышались какие-то голоса с неба, хотя звукозаписывающая  аппаратура и мониторы внешнего и внутреннего наблюдения абсолютно ничего не зафиксировали. Полагаю, без Бога тут не обошлось!
- Все от Господа, - суеверно закрестился  Шатун, - только на него, милостивого, и остается надеяться!
- Совершенно верно, - был ответ, - и есть основания полагать, что Всевышний вскоре вновь объявится в столице, ибо вряд ли он сможет дальше  беспристрастно наблюдать за событиями, ничего общего с Промыслом Божьим не имеющими! Смею полагать, что эта идиотская затея с реставрацией монархии вряд ли придется ему по душе, так что он не заставит себя долго ждать. И тогда, во-первых, оставшиеся в живых позавидуют мертвым, а во-вторых, мало никому не покажется; в-третьих,  как говорится, Бог не попустит, чтобы подобный кавардак в стране продолжался и дальше. Уж он-то сумеет укрепить властную вертикаль, уж расставит все по своим местам! И они тогда все у меня попляшут… это надо же – меня, уважаемого пророка, святого да еще и серафима третьего класса разжаловать в камер-юнкеры! Кто-то за это ответит…
Тут я поперхнулся, вспомнив, как много-много лет тому назад получил это же нелепое звание из рук самого Господа.
- Что это ты вдруг замолчал, Парамоша? – бестактно (а какой  уж такт у хищника!) спросил гризли, - или табачок не в то горло заскочил?
- Да так, вспомнилось кое-что, - сухо ответил я, вовсе не желая откровенничать с этим каннибалом, - ничего для тебя интересного здесь нет. Был уже в мировой истории  прецедент, когда туповатый и занудный император назначил известнейшего поэта камер-юнкером, а последний так обиделся, что и до сорока лет не дожил… впрочем,  я не собираюсь следовать его примеру…
- Монархию, говоришь, реставрируют, - задумчиво промолвил Шатун, неторопливо раскуривая самокрутку, - а ведь это, пожалуй, идея! А не вернуться ли мне к месту постоянного жительство - в район долины Гейзеров? Чай, все хищники кальдеры Узон истосковались без меня. Столько лет эмиграции! Даже глупые птицы возвращаются в родные места, а я то?! Насколько помню Писание, там, в нагорной проповеди Иисус  сказал что-то наподобие  “вы ли не лучше их?”, подразумевая именно пернатых. Мы же, млекопитающие, стоим  в эволюционном ряду гораздо выше птиц, так что сам Бог мне велел убираться отсюда, да побыстрее.
- Не смею вас задерживать, - сухо буркнул я, - кстати, кажется, и дождь заканчивается!
Действительно, гроза утихала, и очистившееся лазоревое небо украсилось исполинской дугой радуги. Медведь подумал-подумал, махнул лапой и направился к выходу. В это мгновение ослепительное сияние осветило убогую пещеру. Сообразительный гризли молнией бросился ниц и нечеловеческим голосом взревел: - верую, Господи! Свершилось!
И действительно, перед самым входом стоял  Бог.
- Веруйте, веруйте себе на здоровье, - насмешливо произнес он, - но зачем же так волноваться? К чему эти нелепые позы, этот неестественный рев? Я и так хорошо вас всех слышу, причем одновременно и из любой точки Вселенной… если захочу, разумеется, то бишь – если на то будет воля моя.  Как вы, наверное, уже догадались, слушать глупые просьбы не очень-то приятно, поэтому приходится ставить фильтры на пути распространения некоторых воплей и молитв, не говоря уже о мыслях. Как поживаете, что нового?
  Я сообразил, что в божьем вопросе заключен очевидный подвох: зачем ему спрашивать о каких-то “новостях”, если Всевышнему все и так известно заранее? С другой стороны, и не отвечать было нельзя, ибо за подобную грубость Бог мог запросто упечь в Ад.
- Да как-то  так все, Господи, - промямлил я, - в основном, все по-старому,  а если и случаются перемены, то к худшему… а на этого бурого дурака ты уж не прогневайся, ибо что с него взять, убогого!
- Мне лучше знать, что и с кого можно взять, - сухо ответил Бог, - и, пожалуйста, не ври мне, что “все по-прежнему”. Опять ваша компания что-то затевает, причем отнюдь не самое богоугодное?!
- Без меня, Господи, без меня, - со скромным торжеством возразил я, - я-то как раз отношусь к пострадавшим от их неразумных  действий, ибо был подвергнут необоснованным репрессиям, брошен в узилище, и лишь личное вмешательство благородного Джахангира спасло меня от ужасов длительного заключения!
Бог внимательно слушал мою страстную тираду, поглаживая бороду; светлый лик Его был обращен не в мою сторону, а куда-то на свод пещеры. Я посмотрел туда и ничего не увидел.
- Смотри, Парамоша, какие интересные граниты, - заметил Господь, - что за узор! Просто записи на иврите, не иначе… интересно, нет ли тут какого-нибудь месторождения?
- Увы, Господь, должен тебя разочаровать: абсолютно “пустые” гранитоиды! Никаких рудных минералов, даже кварцевых жил не видно…
- И Бог с ними, - рассеянно ответил Создатель, - ты же знаешь, что твой Господь никогда не интересовался бренными делами земными; ваши лженауки о минералах и горных породах только зря смущают умы людские! Какая вам разница, при каких температурах и давлениях происходит рост кристаллов, если в конечном итоге он определяется божьей волей?
- Совершенно верно, Господи, - поддакнул я, - неважно-с! Мало того, я давно уже подумывал над нелепостью естественных наук, если все в мире от Бога, и любой природный процесс есть лишь проявление воли Всевышнего, то есть промысла божьего, то, зачем тогда думать, как же все это происходит?  Тем более, что ученые нынче пачками стали записываться в верующие, ходить на литургии, соблюдать посты, наконец… и что же может выйти из-под пера таких “научных” работников? Нечто наподобие статьи или даже книги “О влиянии божьей воли на  рост кристаллов   микроклина при кристаллизации гранитных массивов в процессе ультраметаморфизма”?  Или “О роли промысла божьего в формировании терригенных формаций голоценового возраста Восточного Предкавказья”? А в конце каждой работы – научный вывод, претендующий на открытие: “все от Бога”! Вот тебе и все естественные науки!
- Именно так, Парамоша, - кивнул Бог, -  звучит нелепо, я бы даже сказал, – отдает парадоксом; а ортодоксам, как известно, парадоксы ни к чему!
Помолчали. Каждый думал о чем-то своем – мы с Шатуном, естественно, о приземленном, Бог – о сверхъестественном, небесном.
- Да, господа, нарушил, наконец, молчание Господь, - странный вы все-таки народ! Все бы вам куда-то стремиться, пытаться успеть все сделать… суета все это, поверьте мне! Вот и эта странная затея с реставрацией монархии… уж добро бы – империю восстанавливать, тут я возражать бы не стал; но ваши  дружки увлеклись формой, а содержание страдает! Какие бы звания не придумал себе Джахангир, как бы ни кичился своим  ядерным потенциалом, а факт остается фактом:  великого государства больше нет.  Остался изувеченный и кровоточащий обрубок, на  спасение которого должны быть брошены все силы руководства и, разумеется, народа. И что же мы видим? Народ спивается, вырождается, а правители увлекаются геральдикой, издают законы о цвете флага и форме штандарта, судачат о том, какой гимн утвердить, и при этом продолжают разворовывать уже почти растаявшее национальное богатство! Стыдно, молодые  люди!
Да я-то что, Господь, - беспомощно оправдывался  ваш покорный слуга, - мне-то, почитай, ничего и не перепало – что при предыдущем правителе, что при нынешнем… разве что по шее!   - И еще перепадет, не сомневайся, - безжалостно отрезал Демиург, - и поделом тебе, старый черт!
Произнеся эту убийственную реплику, Создатель достал из кармана своего божьего френча знаменитую трубку, не торопясь набил ее райским табачком, и попросил огоньку. – Извини, Боже, что вынужден отказать тебе в такой малости, - развел я руками, но спички давно закончились…
- У меня есть, Боже, - засуетился гризли, - сейчас, сейчас…
И, к моему изумлению, извлек откуда-то из шкуры коробку совершенно сухих шведских спичек.
- Молодец, хищник, - улыбнулся Господь, - вижу твое усердие! А произведу-ка я тебя в херувимы, ибо заслужил ты все-таки вечное блаженство своими беспрестанными подвигами во имя веры!
Загремел гром, и произошло чудо: за спиной Шатуна выросли крылья.
- Ну вот, - довольно усмехнулся Бог, - теперь поговорка “бывает, и медведь летает” приобретет новый смысл и буквальное значение! Летите, хищники, летите!
И  наш зверский знакомый, взмахнув крылами, исчез в  сияющей синеве  вечернего неба.
- Ну вот, - посерьезнел Бог, - теперь, когда никто нам уже не мешает, поговорим о серьезных вещах. К черту всякие реставрационные работы, – разумеется, кроме восстановления произведений искусства, в особенности, чудотворных икон… да здравствует истина во всех ее проявлениях! что приуныл, Парамоша? Нам ли быть в печали, мой юный друг? Впереди у нас – Вечность, истинно говорю! Бросай свое бродяжничество, и подадимся-ка мы с тобой на Камчатку, и там, на вершине вулкана Шивелуч побеседуем еще раз о серьезном, и, кстати, – о приятном… ты не забыл нашего последнего разговора на эту тему?
- Как можно-с, Господи, - суеверно закрестился я, - ты и скажешь же иногда! Да чтоб я сдох, чтоб меня приподняло да шлепнуло, сто тысяч чертей и одна ведьма!
- Не богохульствуй, - строго заметил Всевышний, - ты же знаешь, как к этому отношусь! но довольно об этом, нас ждет важный и актуальный разговор!
Не успел я опомниться, как сидел верхом на какой-то черной базальтовой глыбе, а напротив важно и величественно восседал Господь с трубкой. Разговор происходил строго конфиденциально, и посторонних, разумеется, не присутствовало на расстоянии  около 30 километров. Я так и не понял, откуда творцы Самого Нового Завета узнали подробности этой беседы, если сам я их не помню? Чудеса, да и только!



ЭПИЛОГ. А В ЭТО САМОЕ ВРЕМЯ…


В то время, когда я попусту сбивал ноги и истирал обувь, покоряя одну за другой вершины сейсмичного хребта Удокан, в столице происходили следующие события.
  Как и следовало ожидать, Азазелл со товарищи ничуть не преуспел в своих уж слишком дерзких начинаниях. Замахнулся-то он на великие свершения, а вышел, как всегда, пшик! Пришельцы для виду посуетились вокруг него, посочувствовали, да и снялись темной ночью с якоря, потихоньку оседлав своего Пегаса и отправившись путешествовать по своим объектам.  Поскольку никто не снимал с них обязанностей  контроля за распространением и эволюцией Жизни во Вселенной, они не чувствовали ни малейших угрызений совести, бросая своего товарища в совершенно безнадежной ситуации. Да и что представляет, если хорошенько подумать, наша империя и даже планета... да и Солнечная система, если уж быть до конца честным, в масштабах даже  Млечного пути, не говоря уже о  всей Вселенной? И почему наши жалкие делишки  должны интересовать кого-то, кроме нас самих, больше, чем дела далеких цивилизаций?
  Рассуждая так, или примерно так, Бука уверенно рулил к  системам  дальних квазаров; разумеется, никакой Жизни там не было и в помине, но лишний раз удостовериться в этом все-таки не помешало бы. Пегас уверенно преодолевал совершенно непостижимые для нашего с вами убогого воображения расстояния, нарушая при этом не только  законы Эйнштейна, но и все мыслимые и немыслимые законы физики, природы и даже те, незнание которых не освобождает от ответственности за содеянное. Только закона божьего не могли нарушить наши мизантропы, а то Бог бы им показал, где раки зимуют!
Итак, они летели и летели, мчались так долго, что и сами забыли, куда направлялись, а когда вспомнили, то было уже поздно.
А Азазелл, оставшись один на один с Кощеем, совсем закручинился, и поначалу даже запил, а однажды ночью, переодевшись в женское платье, выскочил из дворца с двумя чемоданами и ринулся в сторону Финского вокзала. На его счастье, в столице такого вокзала не оказалось, отчего, покружившись по городу  пару часов, он плюнул на все, махнул рукой и вернулся  назад. Оказалось, что во время его отсутствия Джахангир тоже бежал из столицы, и тоже в дамском наряде, но более удачно, поскольку знал, куда, на чем и зачем. 
  На этом и закончилась эта грустная и правдивая история. Да и я сам чувствовал, что дано уже  пора  заканчивать. И тем не менее это еще не конец, ибо Вечность все-таки – впереди… пусть даже не у нас. Тем не менее, она была, есть и будет, и по другому быть просто не может.

16 марта 2001 года.


Рецензии