Четыре сна женщины по имени ГАЛА

Опубликовано в книге NOTHING REMAINS BUT THE MEMORY, 2011.
на фото- отзывы читателей, размещенные на титульном листе 



Четыре сна  женщины по имени Гала

Сначала - преамбула: «Любой творческий процесс связан с реализацией какой-либо мысли, идеи, в которой творческая фантазия автора играет значительную роль, так как его замысел строится в соответствии с его видением мира, и он сознательно конструирует произведение. Но когда обрываются логические пути анализа, вступают в силу бессознательные процессы.»

Сон первый-
 Назовем его «Такой странный дневной сон в период белых ночей под пульсацию выключенного компа»...

Операционная палата больницы гнойной хирургии, что возле Нарвских ворот в Питере. На переднем плане головою к экрану огромного сна лежу я, неподвижно и безмятежно. Я только что вышла из космического корабля и мне сделали прививку от всяких инфекций на планете Земля. Слева от меня стеклянная дверь ординаторской с обилием белых халатов на вешалках, передо мной - другая стеклянная дверь. Но она- мираж. Она- отражение той, реальной, отражение в огромном зеркале, которое стоит где-то за кадром и о котором никто не знает, кроме меня.

За левой дверью возникают тени - черная и белая. Это мужчина и женщина. Женщина поспешно сдирает с себя белоснежную блузку , заставляя мужчину ( а он хорош, подлец) расстегивать какое-то приспособление ниже пояса. Далее мне всё видно в зеркале, которое не видно влюблённым : размеренные движения мужчины и заломленные руки женщины. Через секунду, не более, концерт закончен, женщина порхает из двери, я, лежа на операционной тахте, беру левой рукою скалку, которой раскатывали сегодня тесто для пирогов боги на Олимпе, и со всего размаху бросаю под ноги удовлетворённой Фемине. Фемина падает, но ей на смену спешат другие- в таких же белоснежных блузках, с такими же развевающимися кудрями- и все прямой наводкой устремляются в ординаторскую, где  мужчина  ещё возится с застрявшей молнией своей ширинки.

Фильм окончен. Во рту горько- это кофе. Почему же я бросила скалкой в прекрасное дитя? Странно. У нас на планете этого нет. Всех этих приспособлений для любви, называемой сексом. Мы любовью зовем что-то другое. Потому и скалки используем исключительно для приготовления божественного теста, из которого наш хозяин лепит какие-то странные фигурки и, как мальчик, задувает их прозрачными пузырями в Космос.

Сон второй-
Назовём его «Дыхание холодной весны под одеялом спящей женщины»

Ночью ветер перестал. Но тело, лежащее под и над одеялом, во сне ощущало прикосновение холода, сырости и ещё чего-то непонятного  и приятного. А во сне происходило вот что: Я была девочкой в лёгком красном платье  в белый горошек. Я шла по  талому снегу, и отпечатки моих ног на снегу были удивительно красивы. Ветер лепил моё платье к телу, и я ощущала себя то ли Афродитой, то ли Галатеей, спешащей к возлюбленному. Потом была река- холодная, полноводная, могучая. Это не был Ганг. Кажется, это была Нева, потому что смутно проступали набережные и Сфинкс.  Я плыла в этой реке к противоположному берегу, и мне не было страшно. Течение относило чуть в сторону, вправо, но я плыла и плыла, и мне было просторно и хорошо в этой могучей, мутноватой воде. Я вышла на берег. Ступни ног, как я видела их сверху, были необычайно красивы. Они вновь оставляли большие и прекрасные следы на снегу.

Со мной в ногу шёл незнакомец и пытался рассказывать мне  какие-то странности про древние цивилизации Памира, про снежного человека, он хотел, чтобы я его слушала и слушала. Я улыбалась. Про Снежного человека я знала всё, потому что я была его возлюбленной.  И это была наша тайна для Людей.  Я подошла к человеческому жилищу и вошла. Это был подъезд большого дома и в нем жили Люди. В подъезде было грязно, мокро и скользко.  Я ушла. Мне было жаль расставаться с тяжелой водой, откуда я только что вышла. И я вошла в её воды вновь. И вновь поплыла, ощущая прохладу и ласковость мутноватой воды. Кажется, я была счастлива, и на губах моих (сверху я видела это отчетливо)  таинственно сияла улыбка Моны Лизы.

Старик Фрейд переворачивается там, в водах другой реки. Всё дело было в том, что ветер ночью стих, но в комнате гуляли холод и сырость. Они проникали под одеяло, мои плечи и руки зябли, но внутри, в самой середине тела, было горячо и тепло. Потому что я была возлюбленной Снежного человека. И была Мезозойская эра.


Сон третий :
« Полёт пчелы  в  сотовом пространстве BEE- LINE»

На солнечном пригорке возле пруда, неподалёку от железной дороги, по которой временами плавно проскальзывали зелёные вагоны электрички и прогромыхивали платформы с осиново-березовыми брёвнами, на огромном цветке жёлто-белой ромашки сидела старая рабочая пчела. Она сидела уже давно, с того мгновения, как выглянуло солнце и обогрело Землю.
Пчела спала. Во сне она заново переживала свои молодые годы, когда она, получив звание самой трудолюбивой рабочей пчелы, кормила пергой взрослых личинок и вылизывала до блеска старые ячейки в сотах, а потом, к 8-му дню своего существования, приступала к кормлению молодых личинок и самой матки, толстой и жирной особи, вокруг которой сновали трутни и заставляли пчелиную матку плодить и плодить потомство.

У старой рабочей пчелы не было потомства, и она с тоской вспоминала знакомых ей Шмеля степного, Шмеля изменчивого и даже нескольких Ос-одиночек, вегетарианцев и хищников, с которыми ей приходилось встречаться на этом пригорке, среди пахучих зарослей Иван-чая и душицы, вдали от родных полянок. Пчела спала и смотрела сны собственного сочинения. У неё побаливала и подгибалась одна из её шести ножек, гудело в голове от шума электрички и беспрестанного крика грачей в роще неподалёку.
Сны были красивые, цветные и чёрно-белые, и пчела блаженствовала, забыв, что надо чистить ульи и кормить матку.
Далёкий звук разбудил её. Это было новое, не слышимое ранее жужжание на высоких частотах. Красивый бронзовый жук из породы майских хрущей (почему он бронзовый, пчела не знала) упруго приземлился на ветку ивы. Старая пчела чуть не сломала себе шею, разглядывая его снизу вверх. Жук, не переставая жужжать, изогнул свои коленчатые усики, нацелив их на молодой зелёненький листок.

"Жу- жжу-жж"- послышалось вновь и появилась бабочка с рыжей головкой и траурными, прозрачными, как вуаль, крылышками. Это же бабочка, почему она жужжит, она не должна жужжать- удивилась пчела и прислушалась. Жук и бабочка жужжали! Бронзовый хрущ, обычно соревнующийся в сумерках и в ночи с летучими мышами, сидел на ветке ивы и с любопытством разглядывал прилетевшую бабочку.

Дальше пчела смотреть и слушать не стала. С трудом подняла она своё грузное тело с цветка, втянула в себя струю воздуха, чтобы держаться в полёте, на крылья надежды было мало, и полетела к своим сотам, где ждали её неуклюжая матка и чужие личинки. Вечером, прилетев на свой любимый цветок на пригорке, старая пчела не услышала жужжания. Улетели. Взошла луна. Она сияла во всём своём великолепии. Пчела спала и видела во сне море, лунную дорожку, дельфинов, зарево от горящего на горизонте леса и прозрачную вуаль редкой австралийской бабочки.

В полнолуние старая пчела поджала ножки, сложила крылышки и превратилась в засохший кусочек коры ивы, случайно брошенный на цветок. Подул ветер, и превращённая пчела упала в землю, став частичкой всеобщего космического праха.
Вот так.

Сон четвёртый:
« О любимой дочери, о любимой собаке и о себе»

Нескончаемым белым столбом откуда-то изнутри - к бровям и дальше, круто под череп поднималось " что-то". Оно состояло из волокон. Оно пульсировало и не прекращалось. Болела голова, хотелось спать, заснуть, забыться. Пульс на запястье затих, голубая тонкая жилка молчала. " «Так приходит смерть,» -подумалось – «надо перевернуться, размять онемевшую руку, потом подняться, поставить чайник, согреться. Нельзя же так глупо. Надо взять себя в руки.»

Не забыть бы свой сон. Что же там было? Рыжий, только что покрашенный и ещё липкий пол. Сквозь краску проступают чёрные пятна - или не прокрашено, или уже наследили. Много народу. Входят ко мне, хотят говорить и пережидают друг дружку в пустяшных фразах. Но мне нужен только один из них. Остаётся, садится на краешек стула, хочет говорить.

Что ещё? Два аквариума, большой и маленький. Одинаковые рыбки - кажется, меченосцы, красные с чёрными спинами и яркосиними хребтами. За большим, гигантским аквариумом - толпа. Кто они? Им всем что-то нужно, кричат, суетятся. Перед процессией - большое блюдо со стеарином, три высоких свечи, две из них падают и падают, ломаются, я переворачиваю их и надеваю на острые наконечники, но свечи всё равно падают, пламя не гаснет и всё время тоненьким пузырьком поднимается кверху.
Большой столб, часть ограждения. Толпа теснится, чтобы пройти узким потоком. Вытаскиваю за рукав кого-то. Это Анна, в фуфайке, неуклюжая, серая. "Не ходи, дочь, они тебя раздавят". Послушала. Показывает свои хлипкие, дряблые бёдра - вот эта линия, глубокая и рваная, вот ещё - это вены, запали, исчезли. Но ничего. Мы их потренируем и всё образуется.

Кто-то собирается из автомата расстрелять меня. Я должна выбрать - гибель сразу, без надежды, или возможность выжить, спастись. Надо только спрятаться в огромный ящик - ларь и постараться лечь там так, чтобы тебя не было в начале, в конце ларя и внизу. Как же там сжаться, как умудриться лечь, чтобы очередь из автомата не коснулась твоего черепа? Руки, ноги - пусть.

Стреляют. Кажется, мимо. Да, мимо. Но что это? Открытый ларь зияет холодом, лёд в конце, в начале и внизу, а сверху - чёрная, свалявшаяся в лохмотья собачья шкура, мокрая и неподвижная. Это Чип, моя бедная, любимая собака. Чип давно погиб, это его останки под грязным, мокрым льдом. " Чип! Это ты, Чип! " - душа рвётся наружу. О чудо! Из-под корки льда поднимается голова - светлая, кудрявая, глупая мордаха - мой Чип! Ты жив! Беру на руки - грязного, мокрого, но - живого! (LIVE!) Собака моя, ты жив! Несу в комнату, укутываю одеялом, потом белыми простынями. Не хочет, рвётся на волю.

Ты плачешь. Почему ты плачешь? Впрочем, я знаю, почему. Твой сон- это твоя жизнь, обозначенная символами. Кто-то там наверху, на своём языке картин и образов, пишет о тебе рассказ и даёт тебе возможность немножечко подсмотреть написанное.


Примечание автора:
 конечно, здесь нужен Фрейд. Но и без него знаю, что в подсознании навечно остались самые дорогие существа - любимый и несчастный пёс, любимая и несчастная  дочь. Чип погиб, дочь терялась, исчезала в реальности, её отбирали, нас разлучали. У меня ехала крыша. Отсюда - образы падающих свечей. Был у нас и аквариум с рыбками когда-то, автомата вот не было. Всё смешалось,  но, странное дело, - возник сюжет, есть эмоции, есть смысл. Вообще, смысл произведения всегда лучше всех понимает сам автор, потому что ему известно всё, что может быть скрыто от других .