Глава 11. And He Was Used to Using It Romancesque

От автора:
Это одиннадцатая глава повести «Злостное Английство Меня».
Начало – здесь:

http://proza.ru/2007/04/18-248

И это эротическая писанина: в ней любится английский язык.



Кто сказал, что грамматика скучна?
Да, скучна. Но лишь до тех пор – покуда не скрестить ее с высокой поэзией.

- Сейчас капитальнее пройдемся по complex object, - уведомляет Артем. – Я уже упоминал, когда тот текст разбирали, а теперь – закрепим. Ибо, это полезная фишечка. Педсостав млеет, когда им щекочут уши не простым и кондовым дополнением, а сложным и пушистым. Это очень английственно. Это изящно. Если захуярить правильный complex object – с тебя сразу будут сняты подозрения в «кальке с русского». Ты покажешь себя истинным корифеем чистокровного альбионского базара. И тебе простят все прочие косяки, сочтя их за выспренние чудачества, на которые ты безусловно  имеешь право.

- Ах, не томи! Поведай мне за complex object! – взмолился я с пылкостью Петрухи, призывавшего Гюльчитай открыть личико.

Но поначалу Артем являл личину Черного Абдуллы и вообще вел себя, как скотина.

- Ха, поведай! Почитай, сперва, справочник. Там – немного.

Да, действительно немного. Страница, не больше. Но хватило, чтобы горло запершило от сухости, а глаза – запорошило академическим песком.

- Усек? – спросил Артем.

- Примерно.

- Нет. Ты усек – абстрактно. А вот чтобы «примерно» - запомни такой стишок. Сначала – на русском.

Я знал ее быть непорочной,
Хотел ее быть мне жена,
Но раз узрел порой полночной
Ея ебомой смачно-сочно –
Нда, complex object есть она.

Отхихикавшись, я спросил:
- А ты уверен, что это по-русски?

- Это по жизни, Саша, это по жизни… - печально молвил Артем. Но не стал грустить. Видимо, он уже запарился грустить о таких материях, как жены.

- Теперь же – исходный вариант:

I knew this girl  to be alright
I wanted her to be my wife
But once in shadowy moonlight
I saw her fucking tough and tight…
She’s complex object, by my life!

- Сам придумал? – спросил я.

- Ага, в школе еще. И тогда же предложил нашей англичанке в качестве учебного пособия.

- Представляю! – я засмеялся. – «Вон из класса, завтра с родителями»?

Артём немного замялся. Больше из кокетства, разумеется, нежели действительно смутившись (этого он, кажется, делать не умел, «действительно смущаться»). Пояснил:
- Эээ… Видишь ли, это произошло не совсем в классе. Ну, мы занимались на дому. Надо было немножко подтянуть английский.

- То бишь, в школе ты, типа, двоечником был? – не упустил я возможности подколоть.

Казалось, Артем искренне не понял и нахмурился:
- Почему ты так решил?

- Ну, если нужно было подтягивать английский на дому?

Оскомину, обуявшую мужественный фейс Артема, хватило бы для заквашивания пятнадцати чанов капусты (больших чанов крупнокачанной капусты).

- Кто сказал: МОЙ английский? – задушевно поинтересовался он. – Нет, Саш, фишка в том, что мой батяня – суровый филолог, профессор, скушавший пятьдесят две собачьи упряжки на современной анло-американской литературе. Он со мной с пяти лет разговаривал в основном по-английски. Лишь в четверг – по-французски. А Елена Александровна была очень славная барышня, но – совсем неискушенное создание, только-только из института. Поэтому приходилось с ней заниматься у нее на квартире, вдали от посторонних глаз. И вот, как сейчас помню, она накинула халат и пошла варить кофе, а я лежал-курил, созерцая лепнину на потолке – это ж Питер, там в Центре все дома «старорежимные» -  и меня посетило вдохновение.

Припомнив кое-что из любимых Артемовых выражений, я рек патетически:
- Oh boy, give me a break!

Он издал весьма одобрительное мычание:

- Уммм! Осваиваешь лексику-то. Молодец.

Помолчал немного, очевидно, предаваясь радужным воспоминаниям детства, и подытожил:
- Лена тогда не решилась зачитать этот стишок перед классом, но ты – запомни его. И крути в голове всякий раз, когда возникает вопрос, ставить “to” или нет. Ещё ориентир, условный, правда – какой союз употреблялся бы в русском. «Я верю, ЧТО…» - в complex object будет глагол с “to”. «Я вижу, КАК…» - или «инговая» форма, или инфинитив без “to”. А теперь – тест на усвоение.

Пройдя тест без ошибок, я поинтересовался:
- Получается, теперь я тоже могу соблазнять учительниц английского?

Артём пожал плечами. Молвил задумчиво, чуточку рассеянно:
- Да никто там никого не соблазнял. Это вредная и дурная тактика, «соблазнять». Вспомни Пушкина: «Чем меньше женщину мы любим…» Ну?

- «…тем больше нравимся мы ей!» - докончил я.

Артём поморщился:
- Саш, так цитируют только тугоухие до поэзии олухи! Не уподобляйся им! Нет, «…тем ЛЕГЧЕ нравимся мы ей».

Я немного смутился, но «репетитор» не стал утюжить мой конфуз гусеницами своей рафинированности, а продолжил рассказ о своём школьном English learning, по-английски.
- Oh no, I never seduced her. И никто никого не соблазнял. Всё с точностью до наоборот. Подкалывал на уроках – да. Тут было трудно удержаться. Впрочем, она сама напросилась. То есть, когда она устраивалась, её предупредили, что в десятом «Б» есть такая особо выдающаяся сволочь, сынок замдекана филфака ЛГУ и неоднократный «поиметель» всяческих языковых олимпиад. К тому ж, я уже тогда подрабатывал литературным переводчиком, а порой и водил экскурсии по Питеру. 

- … Она почему-то решила, что ее долг – показать, кто тут «альфа-самец». Это была ошибка. Во-первых, она даже в теории не могла стать «самцом», по чисто конструктивным причинам. Хотя «самочкой» – была очень даже симпатичной. А во-вторых, для моих барабанных перепонок было почти что физической травмой ее манера выговаривать «зе лессон» и «саузэнд сингс». То есть, буквально – «з» и «с». До сих пор не понимаю, как можно за сколько-то лет не поставить звук th!

- … И минут через десять после начала урока я поднял руку и сказал: «Елена Александровна, если я вам в ближайшее время не нужен – пойду покурю, с вашего позволения». А она почему-то разгорячилась и погнала что-то вроде того, что какой бы я там ни был призер – но хамить она не позволит. А я и в мыслях не имел хамить. Просто всю перемену таскал парты в актовый зал, для какого-то конкурса в младших классах, – и потому хотелось курить.

- … И я решил: «Ну ладно, подруга, раз так - ты у меня узнаешь, как я хамлю, when I really mean it!» После звонка – остался в классе, подошел к ней и сказал: «Елена Александровна, извините, но у нас есть некоторая проблема. Буду краток. Возможно, вам самой не слышно, но поверьте: со стороны это звучит ужасно!»

- Она такая: «Что ужасно?» Говорю: «Да то, как вы произносите that thing» Она чуточку покраснела и сказала: «Но это уж не ваше дело». Порывалась встать и выйти, но я придержал ее за руку, заглянул в глаза и сказал: «Это мое дело, сестренка! Сейчас нас никто не слышит – поэтому буду откровенен. Итак, если хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь прознает, что я терпел в своем классе преподавателя с фонетикой, как у танзанийского негра, – это будет серьезный урон для моей репутации! Именно поэтому – я сейчас трачу на тебя свое время, хотя чертовски хочется курить. Так что – не надо мне тут демаршей и афронтов, а лучше - вдень цак, родная, и не выпендривайся! И слушай сюда!»

- … Она была багровая, как Сеньор Помидор, продавшийся большевикам. Но поняла, что так просто от меня не отделаться. А потому – покорно последовала инструкциям. Ну да ты, Саш, знаешь, ага? Тебе ж Лёшка ставил прононс? «Легонько прищипните кончик языка резцами и попробуйте сказать «з» или «с»!» В наших школах и вузах обычно как-то очень путано  это объясняют – и потому неудивительно, что люди доживают до диплома с таким вот «неотесанным» произношением. А на самом деле – этот звук, th, за полминуты осваивается. И если правильно растолковать – эффект магический. Очень такой окрыляющий.

- …Но Елена Александровна, даже научившись говорить правильно, всё равно предпочла надуться. «Вы себе всё же слишком много позволяете!» Я заверил ее, что перед классом – никогда не обращусь к ней на «ты» и не обзову «сестренкой». И я был верен слову. Называл исключительно «голубушкой», на «вы» и с этакой отеческой заботой подправлял ошибки. Чувствовалось, что она ненавидит меня всеми фибрами, – но ничего не может поделать. То есть, пыталась как-то уязвить, но… сарказм – никогда не был сильной стороной у ангелов. И в конце всякой нашей пикировки она задыхалась в сернистом угаре под фырканье нашего инфернального класса. Мне было ее жаль – но что поделать? Молодые педагогические кадры – их же воспитывать надо!   

- …А потом она как-то возвращалась из школы ранним зимним вечером, и к ней прицепились трое гопников. Кто знает, чем бы дело кончилось, но по счастью, рядом случился «д’Артаньян». Я им очень эстетично тогда навалял. Высокие моваши – они, вообще-то, несуразны на обледенелом асфальте, но смотрятся красиво. Сам – тоже немножко огреб, конечно. Даже - чуть выкидуху в пузо не схватил, еле сумел отобрать…

-…Короче, они позорно уползли зализывать раны, а Елена свет Александровна настояла на том, чтобы я зашел к ней домой – инцидент случился в ста метрах от ее парадной - на предмет обработки зеленкой и всякое такое. Мне пришлось стянуть водолазку и дать себя осмотреть. Разумеется, это была чисто медицинская мера. Ибо, хоть мы по-прежнему на ножах с нею, но всё-таки она учительница, и обязана была убедиться, что ее ученику не требуется неотложная помощь. Мог ли я этому противиться? Она ощупала мой торс со всею деликатностью, и я сказал, весь смущенный: «Вроде бы, ниже пояса ударов не приходилось»…  Ну а дальше - всё произошло слишком спонтанно. Nobody saw it coming…

- …И впоследствии она не возражала против того, чтобы позаниматься со мной английским на дому. Не сказать, что это был мой первый педагогический опыт, поскольку я к тому времени уже два месяца работал сэмпаем, то бишь, помощником сэнсея, и вел группу карате-шотокана. Но, что безусловно, Лена была первой моей подопечной учительницей.  К слову, в действительности она оказалась очень разумной барышней. То бишь, я в отношениях с девчонками тогда неизменно носил на груди табличку “No falling in love, please!”, но с одноклассницами по-любому порой выходили непонятки и дурацкие сцены ревности. А она – была все-таки взрослой теткой…

Артем умолк.

- Какая романтическая история! – восхитился я, лишь отчасти шутливо.

- Угу. – Артем кивнул. – И, в общем-то, жизненная. Практически, никакого целенаправленного «соблазнения». Ну то есть, будь те «гопники» не из моей группы шотокана, а настоящей шпаной, – я ж по-любому вписался бы! Только что, всё вышло бы гораздо скоротечней, и не так живописно, и вряд ли бы кто-то уполз в ближайшие десять минут. А хули? У меня ведь и тогда был коричневый пояс да второй юношеский по боксу! И отсюда… - он порывисто поднялся. – И отсюда следует - что?

Я прикидывал, какой бы комплимент поизысканней отвесить гармоничному совершенству «репетитора», покуда он не озадачил меня очередным занудным тестом, но у того на уме было другое.

- Да, сегодня проколов у тебя не наблюдалось. Молодец. Но это ж не повод позволять молочной кислоте превращаться в простоквашу? В общем, я пойду заварю чай, а тебе – шестьдесят отжиманий. Две серии по двадцать пять, на ладонях и на кулаках. И десятка – на пальцах.

«Молочная кислота – это очень полезное топливо! – уговаривал я себя, размеренно «поцеловывая» ковролин грудью. – И двигателю внутреннего сгорания, наверное, тоже немножко больно, когда в нем взрывается бензин…»

***

- Да, бойко чешешь! – похвалил Артем, слушая мой треп на не помню уж какой “topic”. – Но знаешь, когда все-таки происходит заминка, когда нужно обдумать фразу, – есть маленькие хитрости. Во-первых, можно вставлять “you know” где ни попадя. Это оборот-паразит, сродни русскому «значит», но  его и образованные англосаксы очень часто используют в устной речи. Другое такое, более молодежное, – like. «Как бы», «типа».

- Во-вторых, есть более навороченные и длинные вводные обороты. “Considering the matter of fact”, “as far as I know”, “as far as I can remember” и тому подобное. Они - удобные такие «тянучки времени». И позволяют обдумать ответ на вопрос, и создают у препода ощущение, как будто ты действительно бегло говоришь по-английски.

Иногда же – он прищелкивал пальцами, требуя паузы, и подправлял:
- No way, Саш. Не надо громоздить всякую монстрозность вроде “there is no connection between”. Никто так не говорит. Запомни универсальный оборот для «никак не связано»: “It has nothing to do with…”

Или:
- Нет, не надо вот этого – “the matter is not financial”. Будь проще. “It’s not about money”.

Или:
- Что ты всё на пальцы мои пялишься, как котенок на бумажную мышку? А, хочешь понять, как я ими щелкаю? Что ж, это не входит в курс английского, но тут всё просто. Смотри: большой ставишь сюда, средний подпружиниваешь, указательный – наоборот, расслабляешь…

То был седьмой и последний день моего учения. Ровно в шесть вечера Артем подвел итог:
- Ну, о полноценной выпечке речи пока не идет, это было бы смешно за неделю, однако ж - тесто более или менее замешано. 

С тем – он позвонил Братцу Леше. «Изделие готово к передаче, комплектность в норме, техническое состояние удовлетворительное».

- «Удовлетворительное» – это как? – поинтересовался Лёха, когда приехал.

- Лучше, чем было, - заверил Артем. – Последнее время оно отжималось раз по двести на дню, приседало по пятьсот, поэтому…

Он неожиданно, хотя легонько, прихлопнул меня тыльной стороной ладони по животу:

- Серьезно, Саш, рекомендую не расслабляться и дальше! В смысле, двести отжиманий в день – это уже неплохо. Инглиш инглишем, но когда ты падаешь, скажем, на спину, и просишь девочку посмотреть, нет ли там повреждений, – будь уверен: она украдкой глянет и на пресс.  And they like it square! You bet they do!

Напоследок – он подарил мне ту самую корзину, искристо-разноцветную, которую плел на моих глазах. Объяснил свой жест так:

- Ну, типа, несмотря ни на что, ты был довольно прилежным учеником. Именно по этой причине – нарезанных тобою прутьев хватило на корзину.

Встрял Братец Леша:
- Oh boy, just check this out! Оно по-прежнему так забавно краснеет!

Артём скосил на него свой хмуроватый взор и снисходительно проворчал по-русски:
- Да чья бы корова!

И Лешка мигом тоже покраснел, не в силах отрицать свою склонность к спонтанному покраснению. Ну, у нас это, вероятно, фамильное.

- Хотя на самом деле, - сказал Артем, - я бы просто забил всю квартиру корзинами, когда б не раздаривал их. Типа: «О, доктор, вы тоже любите блины? Заходите ко мне: у меня их два шкафа!» Шутка ли: я плету корзины всякий раз, когда Иришка уходит навсегда. К слову, она тут звонила давеча и говорила, что если ты, Саш, будешь заглядывать к нам в гости, – она сократит на 39% число своих уходов навсегда. Серьезно, ты ей понравился.

Я промолчал, а «репетитор» продолжил:
- Однако ж, Саш, ты – во всех отношениях не расслабляйся! Узнаю, что ты в своем Лицее опозорил мои седины, – уж какую-нибудь корзину да расплету! Со всеми последствиями, блин!

Я клятвенно заверил, что не бывать такому позору, и на том мы с Лёхой отбыли.
В тот вечер я так натрудил пальцы, что мне было даже больно в дУше, на сон грядущий, но – я освоил искусство кастаньетного щелканья фалангами.
По всему – я был готов встретить свою судьбу в этом новом пафосном Лицее…