На фронте

     В конце июня 1941 г. получил повестку: к 29 июня 1941 г. прибыть в распоряжение Юго-Западного фронта, г. Киев. Прибыл. Назначен в 409-й отдельный саперный батальон Киевского укрепрайона, сначала командиром взвода, затем инженером роты. Строили между существующими железобетонными долговременными огневыми точками (ДОТ) деревянно-земляные огневые точки (ДЗОТ), тянули трехрядное проволочное заграждение по всему укрепрайону, устанавливали минные поля, устраивали противотанковые ограждения, сооружали на реке Ирпень плотину, образуя водохранилище против танкового движения. 70 суток в обороне города-героя Киева.
     После того как по приказу Главнокомандующего Сталина И. В. был оставлен Киев, оказались в окружении, где полностью погиб весь Юго-Западный фронт, в том числе и наш 409-1 отдельный саперный батальон. Находясь на самом дне котла с начала и до конца, я полностью испил горькую чашу героически-трагической судьбы Юго-Западного фронта. Ну а дальше, волею судьбы, пробираясь через линию фронта, в сонном состоянии был захвачен в плен, пробыл в плену 20 дней - это было еще более ужасное кольцо, бежал, а фронт был уже за Харьковом. Прошел всю Украину, обходя села и города с немецкими гарнизонами, дошел до Харькова и чуть вновь не попал в Изюмо-Барвенковское окружение. Фронт откатился под Сталинград. Повернул на север, прошел Белгородскую и Курскую области. Шел несколько месяцев более тысячи километров. Пришел наконец к своим. Был назначен старшим инженером Курского военно-дорожного участка, обслуживающего рокадную дорогу вдоль Курской Дуги. Высоководный деревянный мост через р. Усожу в г. Фатеже был взорван немцами при отступлении, да так, что сваи только на уровне межени торчали. Собрал человек 35 местных плотиков и стал восстанавливать мост. На концы свай положили лежни, на них стойки, насадки, схватки. И когда приехали в техническую разведку из дорожного управления Центрального фронта два майора - Бершеда - начальник дорожного отдела и Филькинштеин - начальник мостового отдела где, что, когда, почему? За пять дней пропустили больше тысячи офицеров, выстроили всех и председатель комиссии четко, как удары молота произносит тяжелые слова, которые до сих пор помню слово в слово:
        - Офицеров, бывших в плену, отозвать из войсковых частей, снять с командных должностей, лишить воинских званий, для искупления своей вины направить рядовыми в штрафной батальон сроком, - слышу свою фамилию, - на два месяца.
     Быстро всех переодели в солдатское бывшее в употреблении обмундирование (ботинки с обмотками, пилотки), на автомашины и 10 мая 1943 года в окопы на Курскую Дугу под Панырями. Кто был на этой дуге, знает, что это такое. Кто читал о ней, может только представить: дым, гарь, пыль, смрад сплошной стеной от артиллерийско-минометных снарядов и от бомбовых ударов. На этой дуге тогда даже зги не было видно. В радиусе 3 километров гул такой, что громкий разговор не слышен, переговаривались только знаками. Две недели днем и ночью не стихала канонада; две недели ночью и днем висели над Дугой самолеты - немецкие и наши. Второе боевое крещение принимал в адовом котле, в самом пекле этой дуги, в штрафном батальоне. Срок назначения от одного до трех месяцев. Но он не имел никакого значения. Из штрафного батальона было только два выхода: госпиталь или «тот свет». Третьего не дано. Я пробыл в батальоне 2 месяца и пять дней. На шестой день после срока получил ранение. Излечившись в госпитале, был отчислен из батальона.
     Скажу более подробно: устояв в обороне, штрафной батальон не отступил ни на один шаг. Стоял насмерть. Другие обычные части отходили на этом участке в районе Панырей на 10-12 км. Отразив все атаки, батальон был переброшен на другой участок Дуги для наступления в сторону Троены, на Орел. В первый же день наступления, 15 июля 1943 года, выбив немцев, захватил важную высоту. Немцы не приняли штыкового боя, убежав по окопам в тыл. Из роты в 150 человек, в немецкие окопы ворвалось человек 25, в том числе и я. Выкатив орудия на прямую наводку, немцы открыли ураганный огонь по оставленным окопам. В этом окопе я и был ранен. Командир взвода, перевязав меня, отправил в тыл, повел оставшихся в следующую атаку, захватил высоту, а сам был убит.
    После госпиталя я явился в штаб батальона. Батальона уже не существовало. Набирался следующий набор рекрутов-офицеров. Документы мои были уже готовы. Зачитали мне приказ командующего Фронтом генерала Армии Рокоссовского и члена Военного Совета генерал-майора Телегина: «В боях проявил решительность, мужественность и стойкость, выдвигался за траншеи переднего края, доставп ляя ценные сведения о противнике. 15 июля 1943 г. был ранен и госпитализирован. Восстановить в правах командного состава, в звании и направить на ранее занимаемую должность». Выписка из приказа Рокоссовского К. К. хранится в моем военном деле в Облвоенкомате. Освобождение из штрафного батальона производилось только по приказу Командующего Фронтом. Командующий Армии не имел такого права. Приказ этот был секретным.
     В штабе батальона меня предупредили, чтобы о штрафбате я не распространялся.
        - Вас полностью восстановили. Судимости у Вас не было. Кому надо знать о Вас, знают все, а кому не надо и знать незачем.
     Со всеми документами я явился в Дорожное Управление Фронта. Меня принял начальник Управления полковник (впоследствии генерал-майор) Донец. Расспросил, как там, жарко ли было на передовой. Я все рассказал. Потом Донец спрашивает, куда бы я хотел пойти. Я заявил, что по приказу командующего Фронтом должен возвратиться на ту же должность, т. е. старшим инженером Курского военно-дорожного участка. Донец откинулся на спинку стула.
        - Ого-го, - по доброму засмеялся он, - чего захотел, да после такого грохота, такого ужаса, нет, погуляй, - по-украински добавил он,
        - Приходите через час, мы найдем Вам должность.
И когда я через час вновь зашел к нему Донец заявил:
        - Мы назначаем Вас помощником командира 47-го отдельного дорожно-строительного батальона по технической части, куда и надлежит Вам прибыть через сутки.
     Эта должность в несколько раз выше, чем до направления меня в штрафбат. Ведь отдельные батальоны были на правах полков. Генерал Донец знал обо мне еще до штрафбата по докладам майора Филькинштейна и майора Бершеды. Когда я получил предписание пройти комиссию в Беседино, они то знали, что это за комиссия и доложили Донцу, а тот им сказал:
        - Пусть сутки подождет. Завтра приезжает из Москвы заместитель Сталина по Министерству Обороны генерал Армии Хрулев и я буду просить, чтобы Басова не направляли в штрафбат.
     Перед войной сам Донец был за что-то репрессирован. Через сутки я пришел и майоры сказали:
        - Пусть пройдет комиссию.
     На самом деле Хрулев приезжал, Донец просил за меня не направлять на комиссию, а тот ответил: «Не будем нарушать приказ тов. Сталина из-за одного человека». Об этом мне рассказал майор, когда я вернулся из госпиталя. Вот почему Донец распорядился тогда, чтобы подождал сутки.

     После назначения меня в 47-й отдельный дорожно-строительный батальон продолжалась моя инженерная деятельность по строительству мостов в должности помощника командира по технической части на переправах в условиях непрерывных артиллерийско-минометных обстрелом и бомбовых ударов: Лютежском плацдарме через р. Днепр, Магнушевском плацдарме, на 60 км южнее г. Варшавы через р. Висла, Кюстринском плацдарме через р. Одер, в 90 км от Берлина. Пришлось служить в пяти отдельных батальонах: 409-й отдельный саперный батальон - погиб в Киевском окружении; 47-й отдельный дорожно-строительный батальон - после потерь на Днепре был объединен с 206-м отдельным дорожно-строительным, впоследствии Варшавском батальоном; в Ордена «Красной Звезды» 213-м отдельном дорожно-строительном батальоне; в Варшавском Ордена «Красного Знамени» 144-м отдельном мостостроительном батальоне. Многое я видел, многое испытал, много пережил, дошел до Эльбы. Приходилось принимать неординарные решения. Хочу рассказать об одном из них.
Наступая в Польше, мы столкнулись с подорванным немцами железобетонным мостом. Не помню название реки. Многопролетный мост - все пролеты подорваны, лежат обрушенными. Командованием была поставлена задача: построить мост за неделю. Когда мы с комбатом посмотрели место перехода, я говорю ему:
        - Да мы в этот срок и сваи не успеем забить, не то, что построить весь мост, - а он мне:
        -Что сделаешь? Надо выполнять, а если не успеем, так увидят же, что строили сверх возможного.
     Известно, как начальство видит: «Знать ничего не хочу. Срок должен быть выдержан».
Стоял я и смотрел на разрушенный мост. Стоял и думал. Сквозь обломки кусков пролетных строений заметил: торчат на уровне межени какие-то обрезки вроде свай. Мелькнула мысль: может это сваи бывших подмостей для устройства монолитного железобетонного моста. Может можно их использовать? Могут ли выдержать расчетную нагрузку в 60 тонн для пропуска танков? Быстро работает мысль по расчетам. А ведь постоянная нагрузка от веса пролетного железобетонного строения, балок, плит составляет 70 % расчетной нагрузки. А здесь будет мост деревянный, в несколько раз меньше железобетона, значит выдержат эти сваи подмостей. Принимаю решение расчистить концы свай от обломков, установить на них лежни, на лежнях стойки и соорудить мост. Немедленно приступили к работе и выпол¬нили приказ в срок.
     Интересное проектное решение принималось мною, будучи главным инженером строительства моста через р. Эльбу в городе Виттенберге (Германия) в 1945-46 годах. Постоянный мост был взорван немцами при отступлении. Опоры сохранились. На берегу изготовили 45-метровую досчатогвоздевую ферму с ездой по низу. Поднимали ее на обстройку на баржах, заводили в пролет и устанавливали на опорные части.
     В 1946 году в г. Франкфурт-на-Одере строили новый мост через р. Одер, соединяющий две половины города Франкфурта: одна половина принадлежала немцам, вторая - полякам. Этот мост строили два батальона: 144-й наш и 95-й отдельный мостостроительный, где командиром был инженер-подполковник Варченко, который был назначен начальником строительства. Я же был утвержден главным инженером этого строительства. Мост предполагался с деревянными опорами, металлическими пролетными строениями, с судоходной части - с деревянно-гвоздевой фермой длиной 30 м. Металлические балки и ферма судоходного пролета, изготавливали и устанавливали таким же способом, как фермы для моста через р. Эльбу в Виттенберге. Мост был построен в короткий срок. Инженер-подполковник Варченко был интересным человеком. Он говорил, что является мужем народной артистки Литвиненко-Вольгемут. Мы этому не очень верили. У него была автомашина «Мерседес», возможно конфискованная у какого-нибудь немца. Чиновники из Управления Администрации пытались отобрать у него эту автомашину, но он предъявлял письмо со штампом: «Народная артистка СССР, депутат Верховного Совета СССР, Литвиненко-Вольгумут», в котором говорилось, что автомашина «Мерседес», находящаяся у Варченко, принадлежит ей и его чиновники не трогали. И тут мы, как-то не верили. Но когда уже после демобилизации смотрел какую-то картину, а перед ней показывали журнал под названием «В гостях у Народной артистки Литвиненко-Вольгумут», то там в квартире находился Варченко. Был ли он на самом деле ее мужем, я не знаю.
     По каждому строительству моста на переправах, технических решениях, сооружении в боевых условиях под градом снарядов, налетах авиации, кратчайших сроках строительства можно было написать отдельно рассказы. Ниже я приведу статью, написанную мной и опубликованную в Харьковской областной ветеранской газете «Слово ветерана» от 5 марта 2005 г. под названием «Мост на Висле» и рассказ «Мост на Одере». Из этих описаний видно, в каких адских условиях приходилось нашим солдатам выполнять боевые задания, когда солдаты ранеными, «теплыми, живыми шли на дно, на дно».