Сидоров

с женой не спал, в смысле спал отдельно. На диванчике. Диванчик был на кухне. Там ему было уютно. На холодильнике стоял телевизор. На подоконике магнитола. Спать с ним было в одной кровати было тяжело. Он храпел, ворочался, вставал покурить среди ночи, кашлял,шумно пил воду, топал босыми ногами по паркету. Но самое страшное -когда он орал. Это был даже не ор, это был надсадный хрип. Жене Сидорова становилось
страшно, седце её сжималось от леденящего ужаса,она поджимала ноги и даже в душную июльскую ночь ей становилось холодно. Привыкнуть можно было ко всему, но только не этому хрипу. Иногда среди ночи их будил звонок в дверь. Сидоров шумно фыркал в ванне, потом до неё долетал запах одеколона и цветочного мыла. Он наспех проводил рукой по голове жены, касался губами её щеки. И в этот момент она казалась себе маленькой девочкой и это было сладко и приятно. Под утро она вставала, заваривала себе чай. Ждала звонка. Он звонил всегда в 9,00 . Быстро желал доброго утра, говорил, что будет к вечеру. Иногда ей казалось, что она живет с каким-то зверем, который вышел из леса и не знает как туда вернуться. Но это манило, хотя иногда ей было страшно. За себя.
Приходя домой он закуривал свою вонючую сигарету, пуская синий дым в форточку. Она гремела посудой. Он жадно ел. Телевизор бурчал о своём. От одежды сваленой на полу в ванной комнате противно пахло. Она брезгливо, двумя пальцами брала его веши и замачивала их в тазу.
Так жить нельзя-думалось ей.
Долгие телефонные разговоры с мамой подтверждали её сомнения.
*******************************************
Сыщик Сидоров повертел в руках записку, написаную аккуратным почерком. Сел за стол на кухне, закурил. Привычно лег на диванчик. И заснул под бухтение телевизора. На полях шла битва за урожай. Строился БАМ. Нефтяники Уренгоя купались в нефте. В Московском зоопарке родился чей-то детёныш. Жизнь шла своим чередом.