Глава 12. New school, new s cool... Эпилог

Это двенадцатая и заключительная глава повести «Злостное английство меня».

Начало – здесь:
http://proza.ru/2007/04/18-248

Это эротическая писанина. В ней любится английский язык.


Я уже бывал в этом Лицее. Лёшка возил меня на «погляд» будущей Альма Матер незадолго до осенних каникул. Строго говоря, это подразумевалось как собеседование и выявление уровня. Но завучу Ольге Владимировне было вполне достаточно того, что я не пускаю слюнявые пузыри и способен десять минут обходиться без мата. Сама она преподавала историю и задала мне всего один вопрос по своему предмету. Как сейчас помню, она спросила:
«Когда была русско-турецкая война?»
Я немного озадачился и уточнил:
«А какая? Их же, вроде, много было?»

Ольга Владимировна подняла палец:
«Вот! В этом и суть. Мы не заставляем зубрить даты всех исторических событий. Мы хотим, чтобы учащийся запомнил главное. Например, что на протяжении веков Россия воевала с Турцией, две державы были смертельными врагами, а сейчас Турция для нас – это удобное место приятного летнего отдыха. С богатой и интересной историей, конечно».

Про себя я отметил, что, кажется, перенапрягаться хотя бы на истории не придётся, и это не может не радовать.
Потом Ольга Владимировна провела для нас экскурсию.

«О, это прогрессивно!» - похвалил Братец Лёша, остановившись у аппарата в холле. Тот напоминал банкомат, но судя по картинкам, стилизованным под хёнтай, выдавал не деньги, а кое-что иное.

Лёха опустил в щель два пятака и произвел «контрольную закупку».

«Durex Safe Play. Ничего, нормально. Вот только… - он пощелкал ногтем по картинке, где раскосый плейбой готовился употребить гибкое колечко. – Вот только, меня немножко смущает, что здесь действительно подробно описана, так сказать, подготовительная фаза, но ничего нет о собственно применении. А ведь это очень интересно!

- О применении? – Ольга Владимировна приподняла брови в легком недоумении. На вид ей было лет тридцать пять, и она была очень импозантной, яркой дамой.

- О да, о применении, - Лёшка энергично кивнул. – Видите ли, я знаю примерно триста пятьдесят восемь способов применения этих штучек. И, к слову, неплохо умею рисовать.

- Триста пятьдесят восемь? – теперь положение бровей Ольги Владимировны трудно было уподобить «легкому недоумению».

- Плюс-минус парочка. Во-первых, в них можно хранить сигареты и сухари в сезон дождей. Во-вторых,  в них можно набрать воды, когда радиатор вскипает, а канистры нет под рукой. В-третьих, если его надуть, он поможет остаться наплаву после кораблекрушения. А если вода очень холодная, можно сделать воздушные мешки для ног, чтобы не подхватить насморк.

- Как интересно, - заметила Ольга Владимировна. – Возможно, Алексей, вам как-нибудь стоит зайти к нам и прочитать лекцию на тему «Почему презерватив всегда должен быть с тобой».

Она не шутила. И не краснела, хотя среднестатистическая барышня приобретает свекольно-томатную консистенцию через минуту после того, как Лёшка раскроет рот. Но эта – была педагог с большим стажем. Я оценил.

Школа же была по сути обычной. Ни мрамора, ни львиных шкур на полу, ничего такого вызывающе роскошного. Но там всё было чистенько и очень уютно устроено. Что оказалось мне в диковинку, физкультурная раздевалка имела просторную душевую. В смысле, в моей родной школе, как и в большинстве обычных московских, душевые либо не предусматривались вовсе, либо никогда не функционировали.

- А сауны нет? – полюбопытствовал привередливый Лёха.

- Нет, но раз в неделю класс ходит в очень симпатичный бассейн поблизости. К слову, наш физрук работал тренером Олимпийского резерва по плаванью.

На выходе Лёха поделился со мной важным наблюдением:
«Я там разведал обстановку, и должен сказать, что дверь в девичью душевую не запирается изнутри!» 
И пообещал:
«Закончишь четверть без трояков – расскажу, как делать классную «дым-машину», срабатывающую от воды».

Видит бог, до тринадцати лет у меня не возникало вопроса, кто из нас старший брат. Но как Лёха вернулся из армии да устроился «шофёром» в это своё «частное детективное агентство» – меня порой смущала и коробила его инфантильность. Нет, он по-любому был самым прикольным парнем из всех, кого я знал, но тут, казалось бы, такое солидное учебное заведение… наверное, можно и вести себя как-то посолиднее? И я уж молчу про концепцию «хорошисту – дымовуху», но  подкалывать завуча на тему «я знаю тысячу способов употребления презервативов»?

Когда мы возвращались через холл на первом этаже, застали у пресловутого раздаточно-развраточного аппарата двух мужиков. Один объяснял другому: «Да, вот здесь надо сделать такой кармашек, чтобы там были буклеты»
- Чо?
- Книжки. Про то, как ещё можно гандоны употреблять.
- В смысле?
- Ну вот возьмешь – почитаешь! Когда кармашек сделаешь.

И вот, спустя две недели, я снова в этом храме знаний, уже на правах полноценного послушника.

***

- Да говорите о чём угодно! Просто непринужденная беседа.

У Викки («англичанка» сама настаивает, чтобы ее звали так) легкий-легкий малороссийский акцент. Когда она говорит по-русски. По-английски же, насколько могу судить, Викки говорит чисто. Лёха сказал, что она проработала пять лет в Нью-Йорке. Что-то связанное с экологией.

- Говорите о том, что вам интересно. О музыке, о компьютерных играх. Давай, Коль, начинай. Помоги новичку. Ну и ты, Саш, - you are welcome!

Мы сидим за отдельной, «дискуссионной» партой лицом друг к другу. Я и
этот интенсивно белобрысый паренек. То есть, его «напористая белобрысость» - первое, что бросается в глаза. Его волосы – будто обрезки струн от бадминтона. Еще про него я знаю, что его зовут Коля, что он сын известного писателя и что он малость тормозит. Может, не по жизни, а конкретно сейчас.
Не дождавшись, покуда Коля разродится, сам «помогаю новичку»:
- Well, there must be some games you like to play. PC games, I mean. Please, tell me about it. What are your favorite? Races, strategies, shooters?

Кажется, Викки понимает мой инглиш и замечаний не делает. Коля тоже понял смысл вопроса, и, собравшись с мыслями, отвечает довольно бегло.
- Yeah, for example, I’m a great fan of Need for Speed. That’s about car racing, you know.
Подхватываю:
- Sure thing I do. That’s cool. But how do you like to play it? I mean, on the Net, with some other human players, or…
Я немножко замялся, соображая, как бы сказать «в одиночку», а на ум лезло другое выражение, крепко запавшее мне в  память, но… Но почему, собственно, нет?
И с самым невинным видом (а это обычный мой вид в глазах малознакомых людей) я закончил вопрос:
- … or do you just like to play with yourself?

Мельком скосил глаза на Викки. Было видно, что она, осмыслив сказанное, рвется поправить, но не знает, как бы сделать это поделикатнее, чтобы не выставить меня на посмешище перед классом с моим «ляпом».
«Хо-хо, за меня-то – не переживай, Викки!»
Я уже мысленно потирал руки – и не ошибся. Колюня угодил в ловушку с размаху.

- Well, as for me, I prefer to play with myself. I mean…
-
Я перебил, покуда он не пустился в излишние уточнения:
- Oh, that’s quite natural! As they say, most of guys do. And it’s nothing to be ashamed of, isn’t it?

Теперь уж Викки просекла, что ляп не случайный и, малость закатив глаза, прикусила губу, с выражением: «Ну ты и зараза!» Кое-кто из девчонок – прыснул в кулак. Вернее, конкретная «кое-кто». Очень стройная, «фигуристая» и грациозная «кое-кто» с медно-рыжими кудряшками и зеленющими, нечеловечески изумрудными глазищами. Я как увидел эти «светофоры», сразу решил, что правильное место для них – в пяти сантиметрах от моих окуляров, когда дистанция между нашими губами – того меньше.

Говорят, в Испании это считается эталоном женской красоты – рыжие волосы и зеленые глаза. И такова же была красотка Гелла из компашки Воланда. Но что выгодно отличало Таню от Геллы – отсутствие шрама на шее. Да, ее звали Таня, она была прекрасна, она реально почитывала современную американскую прозу и старательно выписывала идиомы.

- I don’t feel like being ashamed, - заверил Коля. – Maybe it’s somewhat egoistic, to play with myself, but I like it.

Я внимательно вгляделся в его лицо: на секунду мне показалось, что парень прекрасно всё понял и стебется так же, как и я. Но тогда – это был великий артист (ради справедливости, он довольно артистичен – но в том диалоге «затупил» вполне искренне).

- And for how long can you do it, playing with yourself?

- For how long? – Коля задумался. – Well, it depends. Sometimes, when I’m in a right mood, I can do it for hours, if not days.

- Wow, what a great man you are! – восхитился я. – That’s exactly what I call “real stamina”! But…

- Ну ладно, хватит! – сказала Викки, улыбаясь несколько ненатурально. То есть, натурально ей хотелось заржать, но преподавательская этика требовала изнасилования  лицевых мышц. – Этого вполне достаточно, чтобы оценить уровень.
Она не уточнила, уровень чего: владения английским или же моего «нравственного развития».

Меднокудрая ведьмочка успела что-то шепнуть на ухо подружке – и теперь они обе пофыркивали, уткнувшись в кулачки. Можно было не сомневаться, что на перемене бедного Колю засыплют вопросами: «А ты правда делаешь это «часами, если не днями» напролет?»

На секунду моя совесть испытала нечто вроде легкого укола в седалище, будто села на кнопку. Ведь в сущности, этот парень не сделал мне ничего плохого. Но я подумал: «Да ладно! В конце концов, он мог бы уделять больше внимания мультиплееру! Тогда, правда, я бы спросил его: Do you prefer playing with yourself or doing it with other guys? Так что, еще легко отделался».

Сам он, впрочем, так не считал, когда ему объяснили «фишку». Он подошёл ко мне на перемене, и я поразился, как колоритно контрастирует цвет его физиономии с «нейлоновыми» волосами. И прикинул, что коли дойдет до драки – а настроен Коля был весьма решительно – следует бить в корпус, чтобы не обжечь кулаки об этот лик гнева. Впрочем, сказать правду, я никогда не был любителем подраться и уповал на свою дипломатию.

- Западло так делать! – объявила жертва розыгрыша.

- Делать – что? – у меня довольно длинные ресницы, и я уже тогда почти в совершенстве владел искусством хлопать ими. – Правда, не понимаю.

- Всё ты прекрасно понимаешь, козел!

Что? Что он сказал? Мне не послышалось? Нет, видит бог, я очень миролюбивое существо, по менталитету – где-то между Махатмой Ганди и далай-ламой, но…

- Извольте фильтровать базар, сударь! – мне казалось, что слова мои холодны и весомы, как якорь ледокола. – Иначе… следующая у нас геометрия, да? Иначе – будете говорить «шинуш» и «кошинуш».

- Чего? – приблизившись, он ухватил меня за плечо и слегка покачнул.

- Руки – фу! – попросил я.

- Я тебе шею, блин, щас сверну!

Я вздохнул. Меня это начинало утомлять. Сложения мы были примерно одинакового, и Коля не производил впечатление «скручивателя шей». Честно, он производил впечатление не очень боевого парня. То есть, я и сам не «стритфайтер», но именно боевых парней – насмотрелся достаточно, с братца своего начиная. Ей-богу, предприми Коля какие-то более целенаправленные и агрессивные действия – было бы проще. Я ведь не только что дрался редко, но – что уж точно – никогда не бил первым. Однако ж, и его грабка на моем плече определенно внушала дискомфорт. Что ж, рано или поздно кто-то из нас должен был решиться на эскалацию конфликта.

- У тебя пять секунд, чтобы убрать руку! – предупредил я.

Коля молчал, пыхтел и смотрел мне прямо в глаза, не то гипнотизируя, не то выжигая дырки. А потом… Ну а что бывает, когда правой рукой фиксируешь ладонь «оппонента», левой подбиваешь его под локоть, ведешь на изгиб и резко поворачиваешь корпус, как учил Братец Лёша?
В принципе, я довольно успешно продернул его «мимо себя» и заломил руку. Даже – слишком успешно. Потеряв равновесие, Коля «клюнул носом», и по несчастью, этот клевок пришелся аккурат в бетонную колонну за моей спиной. Честно, я не хотел. 

Перелома не было, но кровища хлынула от души. Возможно, отчасти и потому, что в тот момент ее, крови, слишком много прилило к этой разгоряченной белобрысой голове.
- Черт! – сказал я и отпустил его.
И тотчас откуда-то подскочили девчонки. Возможно, они наблюдали нашу разборку невзначай, а сейчас накинулись на Колю с великой заботой, на меня – с тяжкими упреками. «Ты чего, совсем больной?»
Порядком смущенный, я отбрыкивался:
- Да не хотел я разбивать ему шнобель!
- Нет? Случайно? – это была та самая меднокудрая ведьма, теперь – само сострадание и бичующий укор.

Тут я немного взъярился:
- Слушай, подруга, а чего мне – терпеть, когда меня «козлом» называют?

- Да? Ну так я еще придурком назову!

- «Придурком» - это другое дело, - пытался я объяснить. – Но…
Но меня мало кто слушал. И они правда не понимали, в чем разница между эпитетами «козел» и «придурок». Я же – не понимал, как можно этого не понимать. Культурная пропасть, если угодно.

Коля, похлюпывая, прошипел: «Все нормально! Я в порядке!» И удалился в туалет зализывать раны.
«Рубашку сразу застирай, пока не присохло! - крикнул я ему вслед. – Холодной!»
Он обернулся, хотел что-то сказать, но воздержался.

Рядом нарисовалась математичка, выскочившая на шум, а вскоре – и завуч Ольга Владимировна. Авторитетно заявила:
- Драки в лицее недопустимы категорически. Что вам, дворов мало? Будем разбираться с инцидентом. Сегодня же – обоих прошу пригласить родителей к часу ко мне в кабинет.  Если это возможно. Если нет – то завтра в то же время.

До конца дня оставалось три урока, и все это время новые однокласснички посматривали на меня хмуро и будто бы с опаской. Я чувствовал себя волчонком в парикмахерской для пуделей. И это было совершенно непривычное для меня ощущение. В прежней школе никому не приходило в голову опасаться меня. Пожалуй, я считался самой безобидной персоной в коллективе. Собственно, прозвище «Пушистый» приклеилось ко мне классе в третьем, и подразумевало не только фактуру волос. Теперь же – я оказался «пушистым хищником». Песец, чорный песец пришел! Действительно, это было и нелепо, и забавно!

Нет, в прежней школе меня никогда не гнобили и не «чморили». Во-первых, по причине моей природной коммуникабельности, а во-вторых, когда я пошёл в первый класс, Лёха учился в шестом в том же заведении. Нет, он никогда не декларировал свою протекцию во внутриклассных разборках (скорее, наоборот!), но, поверьте, это что-то да значит, когда твой брат на шесть классов старше и заметная политическая фигура: с десяти лет на учете в милиции. Поэтому – на меня практически не наезжали. Как-то вот никому не приходило в голову всерьез злоупотреблять моим благодушием. А тут – нате. Первый день – и я агрессор.

Хмурость одноклассников постепенно передавалась мне, и я восседал всё более «мрачно-горделиво». Думал про себя: «Да пошли вы все! Пацифисты-недотроги. Подумаешь, нос расквасил? Тоже, big deal!»

Уроки заканчивались в полвторого. Довольно странно, но и Лёха (мы решили не тревожить матушку по пустякам), и Колин родитель-литератор сумели подъехать оперативно. Когда мы с Колей (вместе, но держась нарочито обособленно) явились к кабинету завуча, они уже выходили оттуда. Кажется, в не столь уж тягостном настроении. Лёха дорассказывал какой-то анекдот, а великий русский писатель басовито посмеивался в окладистую, с серебристой проседью, бороду. Ольга Владимировна улыбалась до ушей, но завидев нас, - тотчас напустила педагогическую строгость:

- Так! Ну, вам, «гладиаторы», всё объяснят и, надеюсь, этого больше не повторится!

Литератор ушел с Колькой, а Лёха потребовал провести меня к «месту происшествия».
Осмотрев колонну, уже отмытую от крови, принялся читать нотации.
- Итак, друг мой, о чем должен думать сознательный и благовоспитанный юноша, когда собирается угандошить чье-то тело? Разумеется, думать следует о том, куда именно ты собираешься приложить это тело. Когда есть возможность, необходимо заранее провести рекогносцировку местности и выявить потенциально опасные элементы рельефа. Например, опасность могут представлять армированные конструкции из бетона марки М500. Это довольно твердый бетон, он безусловно прочнее среднестатистического человеческого носа, а потому при усиленном контакте - вероятность деформации шнобеля существенно выше вероятности того, что искрошится бетон. И хотя говорят, что с дури можно сломать об стену детородный орган, но в действительности, сломать об нее нос – гораздо проще.

- Да не хотел я его фейсом прикладывать! – запротестовал я.

Леха поднял палец:
- Не хотел. Но приложил. И в этом-то все дело. Что ты забыл о колонне у тебя за спиной. А если б там штырь торчал – и глазом на него? Нет, Санёк, я не хочу быть занудой, - но когда кого-то гасишь, всегда следует помнить об архитектурных особенностях интерьера!

- Буду иметь в виду, - мрачновато пообещал я.

- Вот и ладненько. Обожди в машине, а я пока пойду, заценю, чо у вас в школьном буфете. А то сдернули меня прямо с начала фуршета, и в брюшной полости – фуги Баха.

На крыльце школы сидел Николай, уже не столько сердитый, сколько сосредоточенный.
«Можно на пару слов?» - спросил он почти вежливо.
- You are welcome, - буркнул я, почти примирительно.

- Слушай, - сказал он, - мне отец объяснил, что, типа, «в кругах, к которым ты был близок, слово «козёл» считается очень обидным», и всё такое…

Он неловко усмехнулся. Я подтвердил:
- Ну, я, как бы не блатной, не гопник, но – типа, да. Типа, фишка этики. Но признаю, что, типа, погорячился. И на самом деле…

- Да *** с ним с носом! Проехали. Но ты всё-таки был неправ. С этим вот, на инглише.

Я пожал плечами:
- А чего такого страшного-то? Ну, прикол.

Колька взвился:
- Прикол? Нет, всем-то – конечно, прикол. Еще бы, когда парень на весь класс говорит: «Я люблю заниматься онанизмом!».

Чувствовалось, что мне следует извиниться, и я сделал это церемонно:
- О, прости, но я правда не знал, что ты – единственный парень на свете, который занимается онанизмом не ради удовольствия, а превозмогая омерзение!

- Чего? Да иди ты к черту! С чего ты вообще взял…
Положительно, он краснел еще забавнее, чем было принято в нашей семье. И я извинился снова:
- О, нет, прости! И ничего не объясняй! Это действительно бывает, когда кулак не помещается на нем, но – какие наши годы? Да все еще вырастет!

- Да иди ты к чёрту! – Коля взбеленился и сделался чуточку однообразен в адресациях. – Нет, слушай, вот ты бы сам – смог этак во всеуслышание объявить, типа, я дрочу, блин?

- В смысле, объявить, что ТЫ дрочишь? Но это уже и так все знают!

- Да…

- Ладно, ладно, окей! – я перешёл на английский и торжественно обратился к липам перед школой, к Лёшкиной «бэхе», к старушкам, сидевшим на лавочке у подъезда в отдалении, к пацанам, гонявшим мяч по полю в каких-нибудь двухстах метрах:   
- Hey, listen, everybody! I really DO like to play with myself and by that I mean to jerk off. And I’m good at it, if you want to know the truth. That’s all, thanks for your attention!

Колька фыркнул. Казалось, на душе у него малость полегчало. Он пояснил, ухмыляясь:
- Нет, не то чтобы я как-то жутко комплексовал с этого дела, но…

Чувствуя себя очень зрелым и мудрым, я посоветовал:
- Знаешь, когда чувствуешь, что тебя подъебали, самое реальное: делать вид, что так и надо, что всё, типа, пучком.  Ну и пурги намести, чтоб, типа, похоронить гнусные подозрения под искристым сиянием снегов, блин.

Братец Лёша называет эту риторическую тактику «уход по гиперболе». И он бесподобен в ней. Действительно, профессиональный ****обол высочайшей квалификации, способный отбрехаться от чего угодно. «Это как айкидо, - говорил он. – Кто-то на тебя наезжает, ты подхватываешь тему, тянешь на себя, не возражаешь, всё подтверждаешь, развиваешь до небес, так, чтобы все угорали, а «наезжант» обтекает в луже, понимая, как мало ума и фантазии было в его подколках… A propos, блин, у Ростана в «Сирано» эта тема смачно раскрыта была. Почитай как-нибудь. По-французски – круче, но и Щепкинский перевод – ничо так…».

Стоило вспомнить о нём, как Леха и объявился.
- В Нид фо Спид, значит, любишь гонять? – без предисловий обратился он к Кольке. – Я тоже. Слушай, твой батя по делам, вроде, уехал? Подбросить?

Оказалось, мы с Колькой обитали в одном районе и где-то минутах в двадцати езды от Лицея. В смысле, меньше, - когда таксистом работал Братец Леша.
Я плотоядно осклабился, предвкушая. Я всегда плотоядно «склаблюсь» и предвкушаю, когда в Лёхину «бэху» садится свежая жертва.

- Вот что, Коля! – серьезно сказал Лёха, запустив двигатель. – Хотел уточнить: поклоняешься ли ты Сатане?

Это была аллюзия на одну комедию, где безумный таксист донимал этим вопросом обезумевших от ужаса пассажиров, рассекая по встречной между фур и автобусов.

- Чего? – поначалу Колька не въехал. Но через пару минут, когда Леха въехал в поток на проспекте, с визгом и дымом из-под колес, – въехал и Коля.
Надо отдать ему должное, вел он себя мужественно. За весь путь издал не более дюжины сдавленных выкриков и лицом был не бледнее своих волос. Можно сказать, он успешно прошел «крещение драйвом», а под конец – даже раззадорился.

- Ты, типа, стритрейсер? – спросил он с почтением.
Леха поморщился:
- В соревнованиях не участвую.
- А почему?
- Не люблю без нужды лишать людей иллюзий, - скромно ответил Лешка.

Я счел вежливым выйти из машины, чтобы попрощаться с недавней жертвой моей ненамеренной брутальности. Вернее, мне показалось, что Коля еще чего-то хочет сказать, но стесняется при Лешке. Так и было.

- Well, would you show, how to… - он неопределенно покрутил рукой.

- How to play with yourself! – думаю, в тот момент я мог бы позировать скульптору Шемякину для аллегории «Лучезарная доброжелательность».

- Fuck you! – уже совершенно беззлобно фыркнул Колька. – Нет, как, это самое, руку заламывать?

Я подумал: «Что ж, блин, за литератор у нас нынче пошел, когда родного сына не может научить выкручиванию конечностей! То ли дело, скажем, Михаил Лермонтов. Этот и сабелькой по горлу чиркал, я вас умоляю, и подковы голыми руками гнул!»

Кстати, это факт. У нас почему-то многие представляют себе Лермонтова этаким бледным юношей, изнуренным ипохондрией, чуть ли не «чахоточным», но на самом деле – сей пиит был очень здоровый парень, обладал феноменальной физической силой.

Конечно, я пообещал Кольке показать кое-какие приемчики, «в отсутствие колонн». Мне это даже льстило. И в целом мы уже тогда подружились. Чуть позже – я понял, почему девчонки так за него вступились. Нет, он действительно классный парень. Ну, бывал чуточку мнителен – так кто ж без греха?

- Вот я и сказал уважаемому «фазеру»: а кто ж без греха-то? – Леха, развалясь за рулем у моего подъезда, живописал их беседу в кабинете завуча. – Говорю ему: ну, типа, это житейская фигня, когда кто-то чего-то не так сказал, кто-то чего-то не так понял, а кто-то чего-то не так сделал. Типа, это, конечно, причина всех злосчастий человечества, но нет никакой мазы этого избежать начисто, непоняток и нонконгруэнтности системы этосов. Реально, я по дороге дернул с Машкова один его, типа, увраж, заценил, блин. Хорошо, кстати, излагает, собака. Без этих социально-политических соплей, живенько так, по существу. Я аж так зачитался, что всю дорогу полз сто двадцать.

- Но, говорю ему, все мы хоть где-то хоть как-то ошибаемся, и это чисто человеческая фигня, и вы сами знаете цитаты из классиков об том! Вот взять, говорю, хоть вашу эту юмористическую книжку, «Макабр кадавров». Вы ж, говорю, вряд ли сознательно написали «Вторая Мировая война - событие достаточно одиозное». Вы ж ведь наверняка полагали что-то вроде «весьма одиозное», «в высшей степени одиозное», да? Но -«достаточно»? Для чего - «достаточно»? Это ж нихуя не следует из контекста, а потому – вы бы не употребили слово «достаточно»… если б не по укурке свою херню писали! Не, сего последнего - я не говорил, конечно!

- И он, такой, аж взвился, как торнадо над ветряками Аризонщины. Где, вопрошает, там «достаточно»? Я, говорит, имею склонность моментально отчекрыживать яйца, садовым секатором, за такое употребление слова «достаточно»! Почитал – и говорит: «Я этой ****ине корректору, конечно, не смогу отчекрыжить яйца, по понятным причинам, но матку – точно выверну и на голову натяну! А вы, Алексей, просто поверьте, что в оригинале у меня было совсем по-другому!»

- Ну и я говорю: «То-то и оно. Эти корректоры – они вот сродни колоннам. Их как бы надо учитывать, но не всегда получается, и выходит ***ня». Ну а дальше – анекдоты пошли травить. И Ольга Владимировна рассказала такой… Нет, блин, это… до совершеннолетия рассказывать – под статью влететь, блин!

***

Видимо, Колька поведал в классе, что я не такой уж «угрюмый гопник», и на другой день ко мне потеплели. Подошла та самая меднокудрая ведьма, Таня, и сказала:
- Слушай, я так погляжу, ты пытаешься чего-то такое изобразить по-английски? Идиомами козыряешь, да? Но вот сегодня, когда опоздал на инглиш (это был первый урок, и я продрых) – это ж никуда не годится. “Sorry, I know I’m late”. Так – никто не говорит в приличном обществе! Говорят, чтоб это было изысканно: “Sorry for I am retarded!”

Я смерил ее взглядом – «искоса, низко голову наклоня», и еще сто двадцать геометрических парадоксов – и ответствовал:
- Oh, thanks! You’ve really enlightened me! А я-то всё думал: что имел в виду мой репетитор, спрашивая: “Are you fucking retard?” То есть, это было изысканно, значит.

Она засмеялась и предположила:
- А у тебя довольно своеобразный репетитор был!

- Да уж куда своеобразней! (На самом деле, Артем никогда не обзывал меня чем-то вроде “fucking retard” – но дал представление о том, что это значит).

Мы с ней тогда мило поболтали. Через пару дней, правда, поссорились. Потом помирились. Потом еще сколько-то миллионов раз ссорились и мирились. До свадьбы и после. Видимо, потребность такая. С Колькой – меньше раз ссорились. Ну, мы с ним и не трахаемся, как бы, и все-таки оба – парни, «гендерно близкие» существа. Лучший друг – в хорошем смысле.

В общем, я не вижу причин жалеть, что пошел в тот Лицей. И ту неделю, что провел у Артема на «взнуздывании английского», не считаю «загубленными каникулами». You bet, I don’t!