Орлята учатся летать
07.30 21 ноября. Станция Ландыши, ДВЖД. Мороз - 25, снега - по колено, ветерок метров 10, дует все время в лицо. Несколько лейтенантов ВМФ спрыгнули с подножки вагона прямо в снег, подобрали свои чемоданы и сумки, побрели туда, куда пошли местные жители. "Там" стояла грузовая машина, оборудованная будкой, позже мы узнаем, что такие машины называются "коробка". Залезли в машину, дверь закрылась, куда-то поехали. Остановка. Дверь открылась, веселый "старлей", с повязкой на рукаве, заглянул в машину, внешним осмотром убедился, что посторонних нет, смеясь, сказал: "Вот и братья к нам приехали", закрыл дверь, поехали дальше. Машина опять остановилась, народ бодро прыгал в снег, только мы все сидели. Кто-то заглянул в машину, крикнул: "Конечная", мы вылезли на мороз и ветер.
Вот так мы и прибыли к месту службы, в авиационный гарнизон Монгохто, где я и прослужил потом 26 календарных лет. "Мы", - это два брата-близнеца, месяц назад окончивших Ворошиловградское авиационное училище штурманов, отгулявших отпуск, и направленных для дальнейшего прохождения службы в 570 мрап 143 мрад. Узнали у пробегавших военных, где штаб полка, нам показали деревянный барак в 50 метрах от нас. Сходил в штаб, узнал у дежурного, что раньше, чем через час, нам там делать нечего, вернулся к своим. Холодно. Стоим, жмемся у гастронома. Сердобольная продавщица позвала в магазин греться. Уже лучше, теплей и веселей. От нечего делать осмотрели магазин, выбор продуктов не порадовал. Пошли покурить на улицу. Брат смеется, показывает на торец ближайшей к нам пятиэтажки. А там хорошо одетая женщина быстро снимает нижнюю часть одежды, присаживается в снег, делает свои дела, одевается и убегает. "Какие у них свободные нравы", замечаю я. Вот так, в перекурах и наблюдениях новой для нас жизни, и прошел час.
Заходим в штаб полка. Дежурный, узнав, что мы штурманы, проводит в кабинет старшего штурмана. Представляемся матерому подполковнику, кроме него в кабинете два майора и капитан, как потом выяснится, штурманы полка. Подполковник, методом опроса, не заглядывая в наши бумажки, выясняет нашу подноготную. Его интересует всего несколько вопросов, - были ли на стажировке, на чем летали, какие оценки получили на "госах", и, что настораживает, сколько суток отсидели на гауптвахте в училище. Мы были на стажировке в Оленегорске, летали на Ту-16к10-26б, налетали по 70 часов, на "госах" получили "пятерки", да и с гауптвахтой все в порядке, - по 11 суток у каждого в общей сложности. Теперь насторожился подполковник, его даже заинтересовало одинаковое количество суток и их неровное число. Пришлось объяснять, что хулиганили мы сообща, наказывали одинаково, а сутки распределялись следующим образом - 3, 3, 1, 3, 1. Пришлось честно доложить, что причина ареста всегда была одна и та же - "самоволка с пьянкой". Ухмыльнувшись, подполковник повел нас представляться командиру полка.
В кабинете командира нас уже ждали три командира АЭ, желавших принять непосредственное участие в распределении лейтенантов по эскадрильям. Подождав, пока мы представимся командиру, слово взял старший штурман. Он коротко рассказал все, что только что из нас выпытал, не забыв доложить и о том, что только мы с братом были на стажировке, боеготовы, и о том, что только мы и сидели на гауптвахте. После этого доклада комэски начали шушукаться, потом командир 2 АЭ выступил вперед, и попросил нас с братом к себе в АЭ. На вопрос командира полка о том, зачем ему эти разгильдяи в отличной эскадрилье, комэска ответил, что замполиту эскадрильи больше некого перевоспитывать, а лично ему нужны боеготовые штурмана, чтобы не возиться с подготовкой. Посмеявшись, командир полка отдал нас во 2-ю АЭ. Потом остальные комэски разобрали себе оставшихся лейтенантов. Слово взял командир полка, и задал вопрос о том, кто из нас играет на музыкальных инструментах, поет, или танцует. Мы с братом могли спеть и потанцевать с девчонками, особенно после хорошего застолья, да и у пианино отличали белые клавиши от черных, но признаваться в этом постеснялись. Зря молчите, посетовал командир, нас соседний полк по художественной самодеятельности зажимает, а я "музыкантов" привечаю, вот один правак на барабане играет, так я его командиром корабля назначаю. Недовольный нашим молчанием, командир махнул на нас рукой, и мы пошли за своими комэсками.
В штабе эскадрильи нас распределили по экипажам, вызвали командиров экипажей и передали им. Пошли знакомиться. Мне попался интересный экипаж, все офицеры были лейтенантами. Командир, тот самый "барабанщик", ожидал получения "старлея" через месяц, штурман был "старым лейтенантом", выпустился из училища в прошлом году, и мы с праваком, - лейтенанты этого года. Коротко познакомившись, командир передал нас замполиту, который должен был определить нас в общежитие. Замполит отвел нас в общагу, где нам выделили комнату размером 7 кв. метров. Бросив шмотки, мы вернулись в класс эскадрильи. Штурман отряда выяснил наш уровень подготовки, командир отряда только тоскливо посопел с похмелья. Знакомство закончилось. Мой штурман рассказал, как нам получить летное обмундирование, рукой показал направление движения в столовую, после чего комэска выделил нам два дня на обустройство, и мы пошли к себе в общагу, устраиваться.
Вечером к нам зашли командиры и штурманы, в неформальной обстановке рассказали, на что обратить внимание, как жить дальше. Мой штурман жил в комнате напротив, с ним сразу установился тесный контакт. Звали его Умирбек Жарменович, но это было очень сложно, поэтому все звали его Кенис, по сокращению от фамилии. Позже, когда он меня начинал чем-нибудь злить, я ласково называл его "Змеюка", по его инициалам "УЖ". Штурман брата был семейным и хозяйственным, советовал разные хитрости, вроде подшивки унтов, завтра собирался в город на автобусе, предложил поехать и брату, чтобы прикупить вещи, необходимые для нормального обустройства. Мы решили, что нам необходимо зеркало во весь рост, чтобы осматривать себя перед выходом на службу, вот брат и решил завтра за ним съездить, заодно и город посмотреть. Я собирался с Кенисом пробежаться по всяким отделам, сдать документы и стать на все виды довольствия. Вот так и прошел первый день офицерской службы.
Утром брат ушел на автобусную остановку, а я пошел в штаб базы, оформлять нас с братом на довольствие. Посмотрел, где расположены вещевые склады, пообедал в столовой, стал ждать брата. После обеда приехал брат, замерзший, но довольный. Но вот большого зеркала я не заметил. Когда брат отогрелся, он начал разбирать парашютную сумку, с которой ездил в город. Ничего, кроме водки и пива в ней не было. На мой вопрос о зеркале брат достал из кармана маленькое круглое зеркальце, сказав, что на большое денег не хватило. Оказалось, что в гарнизоне не продают водку и пиво, в магазинах есть только сухое вино и коньяк, поэтому, как подсказал хозяйственный штурман, каждую поездку в город надо использовать для покупки водки и пива, без которых нам будет трудно влиться в коллектив. Вечером, узнав, что брат правильно съездил в город, к нам опять зашли командиры и штурманы, еще более обстоятельно рассказали, как нам получить летно-техническое обмундирование. На следующий день мы получили летные шмотки, некоторые из них даже нужного размера, обустроились окончательно, и были уже полностью готовы к службе.
Со службой проблем не возникло. Очень помогло то, что мы были на стажировке, честно налетали там по 70 часов, кто понимает, тот знает, что 70 часов за три месяца, - это приличный налет. Система работы в полках Морской Авиации была одинакова на всех флотах, поэтому мы знали, чем нам заниматься. В наряды нас не ставили, дали неделю на подготовку к полетам и сдачу зачетов. Нас не надо было водить за руку, рассказывать про самолет. Надо заметить, что хитрый комэска очень облегчил себе задачу, выбрав себе боеготовых разгильдяев. Да и не были мы такими уж и разгильдяями. За неделю мы сдали зачеты, нарисовали необходимые карты, были готовы к полетам. Раньше никто не занимались такой ерундой, как "общая" подготовка к полетам, не вели никаких специальных тетрадей и конспектов, были только рабочие тетради, куда записывалась предварительная подготовка.
И вот наступил день предварительной подготовки к полетам. Так как мой экипаж был небоеготовым, то меня запланировали в экипаж отрядного. Спланировали контрольную зону в районе аэродрома, и полет по маршруту с тактическим пуском КР. Записал в тетрадь номер самолета, время взлета, состав экипажа. Заполнил бортжурнал, карта была уже готова, показал штурману отряда, - вот и вся подготовка. Потом пошли играть в футбол, пинали мяч до обеда. Игра в футбол на поле с метровым слоем снега очень закаляет физически, и способствует появлению зверского аппетита. После обеда был контроль готовности к полетам, где поспрашивали про порядок выполнения задания.
Первые полеты прошли прекрасно. Мне удалось не потеряться на незнакомой стоянке, найти нужный самолет. При полете в зону я даже смог рассказать штурману отряда, где мы находимся, проблем при работе с аппаратурой не возникло. Пообедав, слетали на маршрут, все получилось. После полетов вернулись в общагу, зашел штурман, я ему все рассказал. Даже выпили немного за первые полеты. С чистой совестью лег спать, завтра опять предварительная подготовка.
На предварительной подготовке штурман отряда кратко подвел итоги вчерашних полетов, сказал, что летать я умею, контроль в летную книжку он сейчас напишет. Довел и оценки за маршрутный полет, самолетовождение -"4", тактический пуск КР - "4". Вот тут и начались проблемы. Без всяких глупостей в голове я спросил, почему "4" за тактический пуск? Штурман отряда как-то неуверенно ответил, что на пленке самописца есть ошибки. Я попросил посмотреть эту пленку. Отрядный уже раздраженно спросил, что я в этой пленке понимаю? Короткий ответ "все" просто выбил его из колеи. И началось. Отрядный позвал пом. штурмана АЭ, пожаловался, что наглый лейтенант хочет засунуть нос в средства объективного контроля, мол, не доверяет ... Помощник принес пленку, я ее развернул, и увидел, что ее никто и не расшифровывал, мои действия в полете на боевом курсе оценили просто "на слух" и "визуально". Я спокойно расшифровал эту пленку, зная нормативы оценок, тут же выставил себе "5", попросил штурмана отряда расписаться на пленке. Отрядный посмотрел на помощника, тот махнул рукой, мне выставили "5". Вся эта возня привлекла внимание окружающих. Надо отметить, что в эскадрильи было много штурманов-операторов со средним образованием, они особо не напрягались, продвижение им не светило, вот они ни во что и не вникали. Да и оценки, если это не "2", их не волновали. Начались вопросы, типа "самый умный?", "пятерки любишь?". Я честно признался, что дураком себя не считаю, и люблю, когда мои действия оценивают объективно. Командир моего брата тоже встрял, мол, не с того, лейтенант, начинаешь службу, не надо штурмана отряда проверять. Тут меня и понесло, это внимание к моей персоне уже начало раздражать. Я ответил, этому капитану, что он, по своему воинскому званию и служебному положению, начальником для меня не является, попросил обращаться ко мне либо "товарищ лейтенант", либо по имени и отчеству. На шум пришел штурман эскадрильи, успокоил всех, разогнал по местам. Сейчас я прекрасно понимаю, что своим "умничаньем" вызывал в тот момент только раздражение, но тогда я просто бился "за правду". Надо честно отметить, что все это мне популярности не принесло. Признавая, что я кое-что понимаю в своем деле, на меня посматривали косо, кому надо, чтобы тебя лейтенант носом тыкал?
Но предварительная подготовка продолжалась, и мы узнали, что через два дня перелетаем на Сахалин, будем "греть ракеты" 20 дней, домой вернемся не раньше 25 декабря. Всю стажировку мы провели на полевом аэродроме Умбозеро, жили в бараках, поэтому перелет на Сахалин не испугал, нам все было интересно. Тем более, что при совместном проживании люди быстрее узнают друг друга, а нам только это сейчас и надо было.
"Сахалин". Как много в этом слове.... Хороший аэродром, давно построенный японцами, а теперь удачно загубленный русскими. Расположен этот аэродром около поселка Леонидово, где всегда продавались очень важные, для военнослужащих, действующих в отрыве от семьи, вещи - водка и пиво. Вот и нам представилась возможность побывать на этом острове. Инструктаж бывалых товарищей был краток, - взять с собой деньги, личные вещи, одеться тепло.
В наш небоеготовый экипаж сели комэска и пом. штурмана АЭ, и мы перелетели на Леонидово. Разместились в бараке, по 8 человек в комнате. Мы разместились в одной комнате с экипажем брата. Нам, двум молодым правакам и двум молодым вторым штурманам, достались верхние койки, иначе и быть не могло, ведь "годковщину" в Армии в то время никто не отменял. Сразу стал понятен инструктаж про теплые вещи, - отопление в бараках отсутствовало по проекту. Холодновато.
После построения, подсчета потерь и инструктажа, все дружно приступили к согреванию организмов самым быстрым и доступным способом, то есть водкой. Мы, молодые, сидели в сторонке, помалкивали, учились жизни у старших товарищей. Многие старшие товарищи очень быстро "согревались", начиналось брожение по комнатам, личный состав в комнате постоянно обновлялся. Так мы постепенно узнавали товарищей по эскадрилье, их отличительные черты. А на что посмотреть, - было. Кто-то засыпал просто за столом, некоторым, чтобы не храпел, надевали шлемофон и кислородную маску. В общем, мужчины развлекались, как могли.
Зашел в комнату комэска. Об этом удивительном человеке можно многое рассказать. Среднего роста, крепкий, немногословный, постоянно глядящий на мир с легкой усмешкой. Ко всем относился ровно, "любимчиков" не имел, очень справедливый, не боящийся ответственности за свои поступки. Вот зашел, скромно присел у краешка стола, осмотрел "поле битвы". Достаточно было одного взгляда и жеста, чтобы наиболее уставших товарищей отправили по койкам. Потом взглянул на нас, и сказал: "Летать вы умеете, уже убедился, а вот как вы пьете?". В лейтенантах "лейтенантизм" неискореним, поэтому мы предложили налить нам, чтобы мы продемонстрировали свое мастерство в этом нелегком деле. Комэска налил нам с братом по полстакана, вопросительно взглянул. Я нахально сказал, что нечего посуду пачкать, надо наливать по полному стакану. Комэска молча долил, народ притих и заинтересовался. Мы с братом синхронно замахнули по полному стакану водки одним глотком, выдохнули, закурили. На предложение закусить ответили, что после первой не закусываем. Надо честно сказать, что пить мы тогда не умели, переносимость больших доз была отвратительная, но путем длительных тренировок мы научились выпивать стакан жидкости одним глотком, что очень впечатляло окружающих. Подождав, пока мы покурим, комэска опять налил по полному стакану, опять посмотрел на нас. Без всяких проблем мы повторили этот "подвиг", опять закурили. "Да!", только и смог сказать комэска. Уходя, попросил за нами приглядывать. Это оказалось совсем не лишним. При попытке встать на ноги, организм отказывался подчиняться разуму. С большим трудом нас закинули на второй ярус, где мы благополучно и уснули. Говорят, что ночью мы иногда падали с коек на пол, но в сознании это не отложилось. А так как все спали не раздеваясь, то есть в куртках и демисезонных штанах, то и травм не оказалось.
А дальше пошла нормальная жизнь. Нам рассказали, зачем мы прилетели. Мы должны были тренироваться в поддержании определенной температуры в ракетах. Днем этим занимался техсостав, а ночью дежурил летный состав. Конечно, эта почетная обязанность выпадала на правака и меня, вот мы и спали по ночам по 4 часа в АПА, которые стояли под самолетами. Днем мы отсыпались, выпивали, играли в карты. Нет, все это обзывалось командирской подготовкой, но как говорится, "наука имеет много гитик". Большинство народа активно закупало продукты, которые было не достать в наших магазинах, некоторые просто пропивали и проигрывали в карты деньги. Вся эта коллективная жизнь давала возможность быстро понять, кто чего стоил. Так, я быстро понял разницу между моим командиром, и командиром брата. Если нам хотелось пошляться по поселку Леонидово, мы обращались к своим командирам. Командир брата, достаточно зрелый офицер, всегда отпускал со словами, мол, если кто спросит, скажешь, что тебя отпустил командир. Мой же "барабанщик" говорил, что если я попадусь, то "он меня не отпускал". Выявились и у нас с братом отрицательные черты. Мы наотрез отказались работать "гонцами" для старших товарищей. Многим это не понравилось.
Пришло время перелетать домой. Я перелетал в экипаже комэски. Как это принято, в кабины набился техсостав, даже в моей подвесной кабине стояло два техника. При проверке управления на земле, КОУ заметил, что элероны отклоняются не на заданный угол. После технического консилиума было принято решение открывать все лючки тяг управления. Очень скверное занятие в 25-градусный мороз. После того, как мы, составом экипажа, раскрутили все крыло, под одной из тяг была обнаружена большая банка с "циатимом", которую забыли там во время проведения регламентных работ. Закрутили крыло, перелетели. В голове отложилось, что в реальной жизни не все делается так, как надо делать по инструкциям.
Наступал всенародный праздник Новый год. Раньше было принято отмечать этот праздник всем полком, в Доме Офицеров. Комэска запретил ставить в наряд лейтенантов, поэтому на праздник мы были свободны. Но случилась "техническая" неисправность. У нас с братом закончились деньги, не умели мы ещё планировать свой "консолидированный" бюджет, ошалели от больших денег, вот и тратили не глядя. А попросить денег в долг у товарищей мы стеснялись. Вот и отмалчивались, не могли сдать деньги на организацию новогоднего банкета. Это заметил комэска, отправил к нам замполита. Узнав, что у нас просто нет денег, чтобы приобрести пригласительные билеты, замполит молча пошел в штаб эскадрильи, купил пригласительные билеты, вручил их нам, сказав, чтобы деньги вернули, когда появятся. Так мы попали на новогодний полковой банкет, где впервые познакомились с женами наших новых боевых товарищей. Как проходил полковой банкет, я описывать не буду, это - неописуемо.
Вот так и прошел первый месяц офицерской службы в боевом полку. Впереди были 26 лет офицерской службы, о некоторых моментах которой, я вам уже рассказывал.
Свидетельство о публикации №209070800353