Паранойя, гл. 3 Ольга

3. Ольга

Где-то примерно через полчаса, кофе, щедро сдобренный коньяком, помог мне придти в себя. Но воспоминания об этом кошмаре все еще заставляли меня вздрагивать. Никогда до этого, ни разу в жизни я еще не испытывал подобного ужаса. Говорят, что сны – это, дескать, искаженные мозгом воспоминания, или ассоциации и тому подобное. Слышал я, и что яркие «цветные» сны -- признак начинающейся шизофрении. На воспоминания мой сон ну никак уж не походил, зато вот на признак шизофрении – вполне. Той самой, которую лечат в больнице имени Святого Луки. При воспоминании о больнице, меня передернуло.
Держа обеими руками кружку с кофе, я подошел к окну и стал разглядывать улицу. Внизу во дворе играли дети, резвилась пара собачонок, каркали вороны, с деревьев желтой листвой облетала осень. Тихо, мирно, и никакого намека на страшные тени из кошмара. Неплохой район, уютный дворик. Идиллию нарушал только черный, наглухо тонированный «гранд чероки», припаркованный прямо напротив подъезда. Как-то не вписывался он в эту картину, и будил в памяти воспоминания о лихих девяностых, когда «чирки» считались (да и были, в общем-то) самой бандитской машиной. Впрочем, те времена прошли, и сейчас его хозяином мог быть кто угодно, от банкира до домохозяйки.
Я проспал не так уж и много, но утренний хмель из головы от такого сна выветрился полностью. Было около восьми, и если я рассчитываю на удачный вечер, стоит позвонить Ольге. Взяв телефон и усевшись в кресло, я мечтательно прикрыл глаза. Тихонько цокая когтями по паркету, подошел Арчи и улегся рядом, как всегда, с неизвестно как, и чем производимым грохотом. Почему поджарый молодой пес, проявляющий порой чудеса ловкости, незаметности и бесшумности, всегда валился на пол как мешок с костями, я никак не мог понять.
Ольга… Мы познакомились с месяц назад на сходке фотографов-любителей. Споря с Витькой Коротковым о влиянии «фотошопа» на современную фотографию, я ввалился в зал кафе, где мы обычно собирались, и остолбенел. Меня поразило сразу три объекта, сосредоточенные в одном небольшом участке пространства: блеск разметавшихся по девичьим плечам огненно-рыжих волос, заманчиво скрещенные стройные длинные ножки, и камера «лейка» в руках обладательницы вышеперечисленного. Первые два объекта являлись для меня непереходимыми жизненными ценностями, сколько я себя помню, камера же в этом списке появилась всего пару лет назад. Только спустя несколько секунд, потраченных на разглядывание, конечно же, камеры, я посмотрел на  саму обладательницу столь видных достоинств. И надо сказать, что там было на что посмотреть! Правильно поняв мое замешательство, ехидно улыбаясь, и со словами «Ага, влип, очкарик!», Витька повел меня к ней знакомиться...
От приятных воспоминаний меня снова отвлек Арчи. Негодному псу надоело лежать просто так и, чтобы как-то себя развлечь, он начал грызть мой тапок. Это было одним  из его стандартных приемов привлечения внимания и тонкий намек на то, что неплохо было бы его выгулять.
-- Сейчас, сейчас, дружище! – вздохнул я. – вот только позвоню ей, договорюсь, и пойдем гулять, хорошо?
Пёс широко зевнул, намекая на то, что знает он эти мои «сейчас, сейчас». Потом, подумав, облизнулся. Это означало, что он понимает, что деваться все равно некуда, и согласен подождать. Потрепав его по загривку, я по памяти набрал знакомый номер.
Ответил незнакомый мужской голос, и это мне очень не понравилось: Ольга жила одна и о наличии брата, племянника или дворецкого мне ничего не было известно.
-- Алло, Вас слушают!
-- Добрый вечер, а Ольга Владимировна дома? – спросил я, на всякий случай, официально.
-- Нет здесь таких, Вы ошиблись. – не дожидаясь моего ответа, на том конце провода повесили трубку.
Вздохнув с облегчением, я набрал номер еще раз. Снова тот же голос:
-- Алло!
-- Простите, а это номер…? – я назвал номер телефона.
-- Да, но никаких Оль здесь нет, и почти десять лет не было. --  ответили мне, и снова, не попрощавшись, повесили трубку.
Больше спросить было не у кого, поэтому, я спросил пса:
-- Как же так, Арчи?
Арчи навострил уши и склонил голову на бок, показывая, что и сам не понимает, как такое может быть. Задумчиво почесав подбородок, я достал сотовый сверить номер. В телефонной книжке номера Оли не оказалось, хотя я точно помню, что записывал его еще при первом знакомстве. Можно было бы все списать на «глюк» телефона, если бы эта очередная странность не была лишь еще одной в цепочке происходящего за последние два дня.
Немного подумав, я набрал номер матери. После короткого ожидания, я услышал знакомый голос:
-- Да?
-- Привет, мам! – не знаю, чего я ожидал, но слышать мамин голос сейчас было для меня наслаждением. Хоть что-то еще идет правильно.
-- Привет, Костя! У тебя что-то случилось? – в ее голосе проскользнули нотки тревоги.
-- Нет, мам, все в порядке. А у тебя?
-- У меня все хорошо. Просто ты обычно не звонишь мне два дня подряд.
-- Аааа… Да нет, у меня тоже все в порядке, – повторил я, и делая вид, что не заметил шпильки в адрес исполнения моих сыновних обязанностей: – просто хотел спросить, не слышала ли ты что-нибудь про новую больницу для лечения лунатизма у вас в Красноярске?
-- А ты что, снова начал ходить во сне, сынок? – засмеялась мама: --  Нет, я вообще впервые слышу, что такие бывают.
-- Просто по работе надо узнать, вот я и подумал, вдруг ты что слышала. Знаешь же, на месте виднее, что к чему, – отговорился я. – Ладно, мам, я пойду с собакой гулять. Рад был тебя услышать, спокойной ночи!
-- Спокойной ночи, сынок! Рада, что ты позвонил. – тепло проговорила она, а потом добавила странную фразу: -- не ходи больше во сне, Костя.
Она повесила трубку. Вновь противный холодок пробежал по моей коже, нервно дернулось веко: я никогда, ни в детстве, ни в юности, ни сейчас не ходил во сне. Даже не разговаривал. По крайней мере, никогда ни от матери, ни от жены, ни от кого-либо еще о таком не слышал.
Тихо пробормотав себе под нос «Что, черт возьми, происходит?», я встал и огляделся. Комната показалась мне вдруг очень неуютной, вещи вокруг меня стали как будто чужими. Встряхнув головой, я прогнал наваждение. Надо выгулять пса, и на свежем воздухе лучше думается.

«Чероки» все еще стоял там же, прямо напротив подъезда. Проходя мимо, я взглянул внутрь через лобовое стекло: внутри сидел мужчина в темно-сером костюме и внимательно смотрел на меня. Или мне показалось, что внимательно, но наши взгляды встретились, и по спине у меня невольно снова пробежали мурашки. «Нервы ни к черту» - попробовал рассмеяться я, но у меня этого не получилось. Что-то действительно происходит со мной, и я никак не могу понять, что. События, предметы, и даже люди, которые я помню, пропадают, на их месте появляется что-то другое. А Володькина авария? Я ведь точно помнил, как он мне о ней рассказывал. По крайней мере, я знал, что именно с ним случилось. Но как, откуда, если авария произошла только вчера? А странные мамины оговорки? Татьяна какая-то, теперь вот «не ходи во сне…». И сон этот… Страшный сон. И непонятный. Мне никогда не снилось ничего настолько реального. По крайней мере, я не помнил о таком, хотя, за память я теперь вообще не мог ручаться…
Очень хотелось поговорить с кем-нибудь. Рассказать о том, что творится, и чтобы этот кто-то нашел для всего простое и разумное объяснение, рассмеялся, погладил по щеке, поцеловал и сказал «Да забей ты на все! Поехали на море!». То есть, мне хотелось поговорить с Ольгой.
Витьке она приходилась не то бывшей однокурсницей, не то даже одноклассницей, так что, наверняка у него должен был быть ее номер телефона. Наблюдая краем глаза за мирно пасущимся на лужайке Арчи, я вытащил сотовый и позвонил Короткову. Вместо гудков в трубке играла музыка – модная «фишка» от сотовой компании, которую она предлагала «совершенно бесплатно, за полтора доллара в месяц». Вскоре,  я услышал его приглушенный голос:
-- Да?
-- Здорово, старик! А что это ты шепотом разговариваешь? – спросил я.
-- Да я тут… А, неважно. Короче, что хотел? – все также шепотом ответил Витька.
-- Слушай, а у тебя есть номер Ольги? Ну, с которой ты меня на прошлой сходке познакомил?
После некоторой паузы он задумчиво протянул:
-- Ольга? Хм… Что за Ольга?
-- Блин, проснись, Витек! Ольга, твоя не то однокурсница, не то одноклассница, не то еще что. Красивая. С «лейкой». Рыженькая.  Вспомнил? – мне очень, очень хотелось, чтобы он вспомнил. Я изо всех сил посылал ему мысленный импульс сделать это, но, видимо, телепатии не существует.
-- Кость, ты что, от токсикоза с ума сходишь что ли? Какая Ольга, какая «лейка»? Тем более, рыжая?
Я закрыл глаза. Кажется, я схожу с ума. Вздохнул.
-- Оля. Ольга. Ольга Владимировна. Волосы рыжие, до плеч. В тот день были распущены, но частенько она их собирает в «хвостик». Глаза серые, ресницы длинные, губы соблазнительные, над верхней – маленькая родинка слева. Еще одна на шее, тоже слева, чуть выше ключицы. Размер груди второй-второй с половиной, талия  тонкая, попа классная, ноги длинные. На сходке была в темно-зеленой юбке и белой блузке, на руке золотые дамские часики «свотч», на плече небольшая зеленая сумочка, в руках раритет – пленочная фотокамера «Leica M6». Не вспомнил? – почти умоляюще спросил я.
На этот раз, пауза была очень долгой. Судя по звукам, доносящимся из трубки, Витя переместился куда-то, закрыл дверь, и только потом негромко, но четко и очень проникновенно сказал:
-- Кость, ты прости меня, но я такую не знаю. Знал бы – женился на ней, и тебя бы на милю не подпускал. Ты уверен, что именно я тебя с ней познакомил? На последней сходке, говоришь?
Я почувствовал себя очень-очень старым и очень-очень больным.
-- Да, Вить. Я уверен. Увидев, как я на нее посмотрел, ты еще сказал «Ага, влип, очкарик!». Это было чуть больше месяца назад. Мы встречались с ней, почти через день. Гуляли по Яузской набережной, ходили на концерт «Пикника», фотографировали ночную Москву, залезали на крышу, мотались в Питер на выходные, обедали вместе, ужинали вместе, спали вместе, даже, блин, завтракали вместе неоднократно. А вот теперь по номеру телефона, который помню наизусть, отвечает незнакомый мужик, говорит, что там никакой Ольги никогда не было. Из моей записной книжки ее телефон исчезает, а ты говоришь, что вообще о ней впервые слышишь. – Помолчав, я добавил: -- Ты ведь не шутишь надо мной, да?
Голос Витьки, с которым мы дружили уже почти шесть лет, стал вдруг очень заботливым и от того невыносимым. Таким тоном обычно говорят с умалишенными. С чего бы ему так говорить со мной, а?
-- Ээээ… Кость, ты только не сердись, и не нервничай, но это… Может тебе съездить отдохнуть куда-нибудь? А еще лучше врачу показаться… так просто на всякий случай! Сам же знаешь, работа у тебя не сахар, нервы, напряжение, все такое…
Я вздохнул:
-- Вить, я помню ее до мелочей: как она одевается, как говорит, какие фильмы любит, какие духи использует, как улыбается, как злится, как нервничает, как смеется, что ест и что не ест, какую музыку слушает, какие, наконец, позы в сексе любит! Неужели, бл….ь, это все может быть моим больным воображением?!
Он ответил снова после небольшой паузы:
-- Я не знаю. Правда не знаю…  Извини.
-- Ладно, ничего страшного. Счастливо!
Я повесил трубку. От обиды и отчаяния, мне хотелось разбить что-нибудь, сломать, убить кого-нибудь,  хотелось орать в голос, ругаться и плакать одновременно. Почему-то, я сразу понял, что шансов связаться с ней, у меня нет. У меня отняли любимого, за какой-то месяц, ставшего мне очень близким, человека. О, нет, она не умерла! Не уехала, не бросила, нет! Она просто никогда не существовала. Ее нет, и не было. Ничего не осталось, ни писем, ни фотографий, ни одежды в доме. Н и ч е г о. Несколько секунд я справлялся с бушевавшими во мне эмоциями – смесью отчаянья, ярости, злости непонятно на кого и что, страха, надежды, жалости к себе, черт знает чего еще. Потом, не выдержав, вскочил, с размаху бросил мобильник на асфальт и принялся топтать его ногами. Я делал это долго и с каким-то болезненным наслаждением. Когда, наконец, наказание для проклятого телефона показалось мне достаточным, я со всей силы пнул осколки в сторону мусорного бака.
Арчи, почувствовав мои переживания и увидев их проявление, бросив свои собачьи дела, примчался ко мне, но подойти близко не решался. Только когда я расправился с телефоном и немного успокоился, он, сердито гавкнув, подбежал ко мне и уткнул холодный нос в ладонь. Немного полегчало, взрыв эмоций прошел, но на душе было очень и очень паршиво. «Вы мне за это заплатите!» -- подумал я. Кто и чем именно заплатит, я понятия не имел, но, всегда хочется найти виноватого. Найти и набить ему морду.

«Чероки» все так же стоял у моего подъезда. Проходя мимо, я злобно глянул на водителя – он равнодушно смотрел на меня. Мысленно показав ему неприличный жест, я сплюнул в его сторону, и мы с Арчи пошли домой. Время было около девяти вечера, и пора было сесть и хорошенько над всем подумать. Теперь уже закрывать глаза на все происходящие странности я не мог. Но, у меня оставалась надежда, что я смогу разобраться с этим. В конце концов, логика, анализ и прогнозирование – это то, чем я зарабатываю на жизнь, и если не я, то кто еще сможет мне все объяснить?!
Мы погрузились в лифт. Арчи, чувствуя мою задумчивость, вел себя тихо, и даже не пытался, как это у него бывает, игриво тяпнуть меня за палец. А я пытался размышлять…
Я мог забыть закрыть дверь, могла исчезнуть продуктовая палатка – и черт с ней, мог угадать рассказ Володьки про аварию, и так далее. Но не мог же я придумать Ольгу?! Ведь она была настоящая, живая! Стоит закрыть глаза, и я могу услышать ее голос, смех, увидеть ее лицо, неповторимую улыбку, вспомнить тепло кожи, ощутить ее запах… Запах! «Ну конечно!» -- я хлопнул себя по лбу. Арчи поднял морду, наклонил вбок голову и сдвинул вперед уши. Весь его вид выражал удивление.
-- Что же ты мне сразу не сказал, балбес! – потрепал я его за ухом, воодушевленный новой мыслью.
Как всегда, мое волнение передалось псу, и когда двери лифта открылись, мы кубарем выкатились на лестничную клетку и вломились в квартиру. Захлопнув за собой дверь, я кинулся к шкафу в комнате и начал перебирать вешалки, бормоча себе под нос «Ну где же ты?».
Она никогда не оставляла у меня свои вещи, даже когда ночевала. Ни зубную щетку, ни одежду, ни косметику – ничего. Такая уж у нее была привычка. Но по утрам, она частенько любила надевать мою домашнюю рубашку и, уютно завернувшись в нее, как в халат, сидеть, поджав ноги на диванчике на кухне, в ожидании кофе. Последний раз она была здесь два дня назад, значит, рубашка еще должна хранить отголоски запаха ее духов. Где же она только? Под укоризненно-удивленным взглядом Арчи, я снова и снова перебирал вешалки с одеждой, пытаясь найти ее. Я уже почти отчаялся, когда, наконец-то нашел ее. Выдернув ее с вешалки, поднес к лицу и принюхался. Сквозь остатки запаха кондиционера для белья, пробивался легкий, как летний ветерок, но достаточно отчетливый запах ландышей. Ее любимые духи.
Я готов был прыгать от радости, я расцеловал в морду еще более удивленного Арчи, я обнял его и, в порыве чувств, прижался щекой к его мохнатой голове.
-- Она есть, есть! От нее остался запах, значит, она настоящая! Понимаешь, нет, блохастая твоя башка?! – в восторге шептал я на ухо псу. Тот возмущенно вырвался из моих объятий и лизнул меня в лицо. Я счастливо засмеялся. Раз она есть, значит, все не так плохо. Значит, я не схожу с ума, значит то, что происходит со мной – происходит снаружи, а не внутри моей головы. Я не болен. По крайней мере, я не болен, черт возьми!