Паранойя, гл. 10 Еще один сон

10. Еще один сон

Снова эти треклятые кресты… Что же они, черт возьми, такое? Неужели, всего лишь дань чьей-то гигантомании? Для чего они еще могут быть предназначены? Медленное, тягучее вращение, игра света-тени и размеренный гул вводят в транс… Не верится, что кого-то ими можно вылечить, скорее наоборот – приманить лунатиков со всего мира. Не удивлюсь, если окажется, что те, кто ходит ночью во сне, ходят в сторону этой больницы.
На этот раз здесь идет снег. Крупные серые хлопья медленно падают, словно пепел. А вокруг меня снова бесформенные черные тени. Я чувствую, как из-за каждого дерева, из-за каждого куста на меня смотрят чужие глаза. «Они не пятипалые...». Полноте, да люди ли они вообще?
На этот раз нет этой странной девушки. На этот раз некуда идти, но колючий морозный ветер толкает в спину. От чего-то стоять на месте страшнее, чем идти – я чувствую, как они наблюдают за мной, подходя ближе. Поднимаю повыше воротник, и иду в сторону больницы имени Святого Луки. Сначала напрямик, через лес, по не успевшему еще стать серьезным препятствием тонкому слою снега, но вскоре, под ноги мне ложится узкая тропинка. Не тропинка даже – так, цепочка чьих-то следов, будто бы прошла передо мной здесь группка из нескольких человек. Ветер кружит вокруг меня, как хищник вокруг раненной добычи, атакуя залпами острых, как бритва, кристалликов льда со всех сторон, как хороший боксер, нанося удары под всеми углами. Холодно, очень холодно – пиджак из тонкой кожи не спасает от холода, лишь едва-едва защищает от ветра. Стынут руки, я чувствую, как в кончиках пальцев скапливается холод, свинцовой тяжестью сковывая кисти.
Ночь почти беззвездна, но яркая луна дает достаточно света, чтобы не сходить с тропы, она зажигает снежинки мириадами холодных безжизненных светлячков, и от ветвей  по снегу бегут длинные странные тени. Иногда в просвете между деревьями вновь появляется больница, но верхушки крестов видны теперь почти все время, как ориентир. Я не слышу ничего, кроме своих шагов, кроме хруста снега под ногами, воя ветра и гула от вращения этих крестов, но я знаю, что кто-то идет между деревьев за мной. Их не видно, но они не спускают с меня глаз, и кожа между лопатками стягивается, а волосы на загривке предательски шевелятся, то ли от страха, то ли просто от ветра. Внезапный звук, нарушивший размеренный ритм шагов, едва не заставил меня присесть – где-то совсем близко раздался оглушительный вой, почти переходящий в хрип. То ли пес завыл по усопшим душам, то ли волк запел свою одинокую песню.
Вырывающийся изо рта с хриплым дыханием пар оседает кристалликами снега на лице, мышцы сводит от холода, начинает болеть челюсть. Чувствуя, как в носу образуется иней, я попробовал растереть лицо рукой, но ладонь слишком холодна, загрубевшая кожа только оставляет неприятное раздражение. Впереди между деревьями снова показался просвет, мелькнул серый бетон больницы, я пошел быстрее. Но теперь стал отчетливо слышаться скрип снега и хруст ломающихся замерзших веток вокруг. Они тоже пошли быстрее, уже не таясь. Очень хотелось оглянуться, очень хотелось вжать голову в плечи, закрыться руками от ледяного ветра и чужих взглядов, но я просто пошел быстрее. Такое ощущение, что вокруг на много километров ни одной живой души, ни одного человека, ни одного животного, ни одной птицы – только я, и они.
Страшно, страшно от этого режущего ветра, страшно от холода, страшно от этого мертвого леса, страшно от их взгляда в спину. Но, в этот раз страх какой-то другой, не такой как был тогда, в том сне, теперь он не затуманивает разум, не ослепляет – он просто заставляет шагать и шагать вперед, все быстрее и быстрее, через мертвый лес, навстречу колючему ветру и все ближе и ближе к больнице.
Я перешел на бег, дыхание снова оглушало, как тогда, на набережной. Те, кто меня преследовал, были совсем рядом, я чувствовал их, но, сколько ни крутил головой, по-прежнему не мог их увидеть. Впереди, в нескольких метрах показалась опушка леса, деревья расступились, за ними больница. Вблизи здание производило еще более тягостное, подавляющее впечатление – оно полностью притягивало взор и разум, не оставляя ничего от тебя прежнего, оно заставляло смотреть на себя, против воли, против желания, против голоса рассудка. Это ли не самый чудовищный эксперимент над человеком – больница, как она сказала? Имени Святого Луки для больных лунатизмом…
Чем ближе я к ней подходил, тем сильнее становился страх, и я физически ощущал обледеневшей кожей, бешено бьющимся сердцем, захлебывающимися холодным воздухом легкими, замерзшими пальцами – всем своим существом ощущал, что источник этого страха там, в больнице. Не было у меня никаких сомнений, что именно здесь ставят свои самые страшные опыты доктор Моро и доктор Франкенштейн, облаченные в мятые серые, запачканные кровью, халаты. Где-то здесь бродит неприкаянный Хайд, расправившийся с Джекилом.  Это где-то здесь выслеживает очередную жертву Джек-Потрошитель,  в этом лесу ликантропы нападают на людей, а черный пруд за лесом – там обязательно должен быть черный мрачный, как разрытая могила, пруд – именно он скрывает особняк Эшеров. Да, именно здесь мертвецы не спят по ночам, это здесь неупокоенные души заманивают неосторожных путников в болота, здесь продолжают проводить запрещенные эксперименты над людьми, режа по живому умы и тела, это здесь совершаются человеческие жертвоприношения, это здесь, проваливаясь в черную бездну всепоглощающего страха, люди теряют рассудок. Именно отсюда все начинается, где-то здесь в ее подвалах колышется непроглядная Тьма, и я чувствовал, я видел, как от больницы расползались гонимые ветром черные потоки безумия, будто капля чернил в стакане воды растягивает свои щупальца во все стороны.
Четыре шага до последнего дерева, а за ним коротенькое поле и освещенный прожекторами забор больницы, перетянутый поверху колючей проволокой, возможно, чтобы никто не вошел, но скорее, чтобы никто, или ни что из порождений этого сумасшествия не вышло оттуда.  Шаг, еще шаг, промерзшая земля гулко бьет в подошвы ботинок, отдаваясь во всем теле. Осталось совсем чуть-чуть…
Я не понял, что именно произошло, наверное, под ноги мне из-под снега вынырнула притаившаяся коряга. Глухой стук, удар, обжегший болью замерзшие пальцы ног, и мир вокруг меня перевернулся, земля вдруг поднялась холодной стеной перед моим лицом. Инстинктивно я выбросил вперед руки, пытаясь остановить ее, но инерция была слишком велика, а может быть, это я толкнул ее так сильно, что она сделала поворот вокруг меня и со всего размаха ударила по спине. Я лежал на холодном снегу, пытался втянуть хоть капельку воздуха в разрывающиеся легкие и чувствовал, как все мои внутренности болезненно вибрируют. Темное небо, разорванное в клочья верхушками таких же темных сосен, кружилось надо мной, холодный серый снег, нет, не снег – пепел, падал мне на лицо, таял и стекал по щекам ледяной серой водой.
А потом со всех сторон меня окружили горбатые зловещие тени, загородив собой и без того неверный свет луны, и протянули ко мне свои многосуставчатые, такие же бесформенные, как и они сами, конечности. Я затряс головой, закричал и выкинул перед собой руки, пытаясь загородиться от них…

Простыня снова была мокрой от пота, но мне было чертовски холодно, будто бы я действительно пробыл несколько часов на ледяном ветру. Меня колотило, не то от озноба, не то от пережитого ужаса, сердце стучало, отдаваясь гулким грохотом в висках. Застонав сквозь зубы, я скатился с кровати на пол. Встать получилось не сразу, только со второй или третьей попытки. Комната плыла перед глазами, стены вытворяли странные штуки – они кружились вокруг меня, то отдалялись, то приближались, как истребитель, заходящий на цель. Пока я неловко, скользя руками по полу и стенам, цепляясь за кровать, вставал, озноб снова сменился жаром. Но при мысли, что я сейчас лягу в кровать и снова вернусь, пусть во сне, но так реально, к этой жуткой больнице, становилось не по себе.
Осторожно повернувшись, я покосился на часы – половина двенадцатого. Получается, я проспал чуть меньше двух часов. Аня, конечно, наверняка, еще не пришла. Пожалуй, самое время было посетить моего доктора еще раз. Он же сказал, звонить, если возникнут вопросы, так вот, у меня возник маленький вопрос: что, черт возьми, происходит со мной? На тумбочке все еще стоял стакан с водой, и лежали оставленные Аней таблетки. «Мы не потерпим полумер!» -- пробормотал я тихонько, глотая по целой таблетке анальгина и аспирина.
Стоять стало совсем тяжело, и, не выдержав порыва внезапно налетевшего ветра – штормит сегодня, я плюхнулся на кровать. Чуть погодя, оперся спиной о подушку, и, уставившись в стену перед собой, стал ждать, пока лекарство подействует. Веки были тяжелые, что-то там в глазах, как будто бы чесалось, я тер их ладонями и моргал. Все медленнее и медленнее. Вспомнился старый фильм про Фреди Крюгера – человека-головешку, который приходил к детям с улицы не то дубов, не то берез, по ночам в кошмарах. И, разумеется, садистски убивал. Но только пока они спали. Так вот, они там всячески боролись со сном, дежурили по очереди, еще что-то… Да, самое интересное было, когда они уже понимали, что уснули и видят сон, и что вот-вот придет Фреди, но проснуться никак не могли. А еще, кажется, был такой фильм, «Бессонница»… С Аль Пачино. Он там тоже мало спал почему-то… Кажется, кого-то не того убил… и у него галлюцинации были. Впрочем, «Человек со шрамом» все равно лучше – бестселлер, что сказать. Вроде «Апокалипсиса сегодня» Копполлы. Там еще, Мэл Гиббсон играл… Или нет, это уже «Мы были солдатами»… Или «Смертельное оружие»? А, была еще смешная пародия на этот фильм, вроде бы. В духе «Аэроплана». Кстати, давно я никуда не летал  на самолете… Ну ничего, скоро же в отпуск… А там – солнышко, тепло, хорошо… Впрочем, и сейчас тепло, как будто я валяюсь на пляже… Да ведь так и есть, черт возьми, как я мог забыть! Вот это меня припекло! Я же  и лежу на горячем песке, давно перегрелся, получил тепловой удар, вот и мерещится всякая чертовщина. Больницы какие-то, жены, доктора, джипы – бред!  Ну конечно, это просто тепловой удар! Надо пойти окунуться в прохладную водичку, и все будет снова хорошо. Или лучше сразу в номер? Да, лучше в номер. Задернуть шторы, включить кондиционер, и пусть Ольга намажет мне спину сметаной – наверняка, я обгорел, валяясь так долго под палящим солнцем. Кстати, где Ольга? Что-то ее давно нет… Преодолев свинцовую тяжесть век, я медленно открыл глаза, чувствуя себя Вием с глубочайшего похмелья… Никакой Ольги. Никакого моря.
Когда просыпаешься, мир выглядит размытым пятном. Постепенно он обретает четкость, но все что казалось тебе важным, правильным, абсолютно естественным и понятным во сне, безжалостной волной отлива втягивается куда-то в расщелины между камнями, уходит глубоко-глубоко в почву подсознания, и тебе остаются лишь вынесенные на берег, и теперь стыдливо обнаженные под палящим солнцем реального мира, останки кораблекрушений – вопросы. Порой очень хочется уцепиться за эти последние пенные языки уходящего моря, хочется вернуть его обратно, хочется окунуться в него или, хотя бы закричать неизвестно кому «Не надо! Заберите к черту ваши вопросы, заберите к дьяволу этот ваш берег, остановите отлив, я хочу обратно! Я не хочу никаких вопросов! Верните море, верните мне мой сон!». Снова и снова ты прыгаешь на мокрый шершавый песок, надеясь погрузиться в волшебную воду Сна, но с каждым мгновением, она становится от тебя все дальше, а песок высыхает и становится все жестче. И в какой-то момент, ты понимаешь, что море ушло окончательно, а ты остался лежать на сухом пустынном берегу яви в окружении Вопросов. И нет больше на них никаких простых ответов, нет никаких путей к бегству от них, и нет никакого волшебного порошка, который вернул бы тебя обратно в сон. Ты остался один на один, со всеми своими вопросами. Ты проснулся.
Мир перед глазами обретал четкость. Конечно, не было никакого пляжа, не было никакого солнца, теплового удара, и, уж тем более, не было рядом Ольги. Была только затекшая от неудобной позы шея, обои пастельных тонов на стене перед глазами, да сотни вопросов без ответа. Но я больше не спал. И, кажется, жар начал спадать, видимо, лекарство действовало. По крайней мере, комната уже не плясала вокруг шаманские пляски, и пол под ногами не раскачивался как палуба дырявого баркаса, попавшего в шторм. Я осторожно встал. Получилось с первого раза и довольно успешно. Глянув мельком на часы – всего-то сорок минут в отключке, придерживаясь, на всякий случай, за стены, я пошел в душ. Надо добраться до доктора, пока таблетки действуют.