Ангел

«Ангел – это поэзия. В прозе Амали была обычной девушкой. Она умерла».

Воздух сегодняшнего дня был пропитан розами… Над нами было черное, беззвездное небо… Под нами – черная, обугленная трава. Тишина сгущалась, становясь осязаемой…
«Ты боишься?»
«Нет».
Мы понимали друг друга с полуслова, полужеста; с первого взгляда он понял, кто я.
«Почему мы пошли сюда?»
«Здесь нас никто не тронет».
За нами шли охранники. Мы не могли говорить вслух. Мысленный сигнал – ответ… И взгляды. Иногда они говорят лучше, чем слова. Просто люди забыли об этом. Нас схватили в Доме грез. Крит оказал им сопротивление, но их было слишком много. Нас связали спина к спине так туго, что я едва могла дышать. Я знала, что у Крита на груди спрятан серебряный кинжал, его талисман. Я хотела отвлечь охранников:
- Зачем вы схватили нас?
- Мы забрали вас из наркопритона. Разве этого мало?
- Да. Это не основание арестовывать людей.
Мне следовало бы молчать. Если бы я молчала, плеть не опустилась бы на мою спину. Я почувствовала холодок – текла моя кровь.
«Только Крита не трогайте! Умоляю, бейте меня, одну меня, за двоих!» - взмолилось все у меня внутри. Я не чувствовала боли – только холод и страх. Я знала, что Крит не вынесет ударов.
«Тебе больно?»
«Ты знаешь, что нет».
«Почему тогда ты плачешь?»
«Мне страшно за тебя».
Веревки рванули в стороны. Крит дернулся, пытаясь бежать, но его остановили и бросили на пол. Меня поволокли дальше, и последнее, что я увидела, были подкованные железом ботинки охранника, которыми тот избивал Крита.
- Неееет! – неестественно высоким голосом вопил юноша.
«Помоги!»
«Я не могу», - по моим щекам сочились слезы…
Один конец цепи прикрепили к моему ошейнику, а второй – к столбу, подпирающему потолочную балку. Она вплотную примыкала к чердачному окошку.
- Зачем вы делаете это?
- С тобой будет говорить главный.
Я села но пол, поджав колени к подбородку. Я ждала уже больше часа, но не сменила
позы. Я боялась за Крита. Мне казалось, что я закрыла глаза лишь на минуту, но
меня разбудил скрип дверных петель. От света в дверной проеме  отделилась высокая
фигура, закутанная в длинный черный плащ. Его шаги были слышны отчетливо, и я лишь
гадала, почему не ощутила его приближения раньше.
- Кто ты?
- Вы Амалия Ста?
- Мое имя – Амали.
- Хорошо, Амали. Ты знаешь, за что тебя сюда привели?
- За наркотики?
- Это дело сугубо личное.
- Тогда я не знаю.
- Амали, покажи мне свои руки.
Я подняла вверх руки, затянутые до локтей черными перчатками. Мужчина подержал их
недолго в своих, и опустил.
- Даже сквозь шелк я чувствую шрамы.
- Разве это не мое сугубо личное дело?
- Я помогу тебе, Амали.
- Что с Критом?
- Кто это – Крит? Я впервые слышу это имя.
- Вы привели нас сюда вместе.
- Так он похож на тебя?
- Нет.
- Но вы вместе?
- Уже два года.
- Это он с тобой сделал?
- Я сама об этом просила.
- Пойдем со мной. Я покажу тебе, каков Крит.
Мужчина снял цепь с крюка на столбе, и легонько потянул меня за нее. Ошейник сдавил шею, но мне было знакомо это ощущение чужой власти.
- Садись. – он толкнул меня в кресло. И включил кассету. Моталась пленка, звучал голос Крита, и утекали мои последние надежды. Крит свалил всю вину на меня. Это я нашла его, я сделала своей игрушкой, я дала ему наркотики, я держала его у себя дома прикованным к батарее.
- Что скажешь, Амали?
- Я знала, что Крит так ответит. Он никогда бы не сказал правду. Но ведь это действительно только наше дело…
- Ты любишь его?

*
Я люблю его. С того момента, как увидела его в ночном клубе. Он пел на сцене вместе с другим юношей. Оба были затянуты в кожу с ног до головы, оба были женственны и длинноволосы… Они пели на два голоса под плачущие тоны фортепьяно… Вокруг них вился дым ментоловых сигарет… После концерта я зашла за кулисы, у меня был пропуск одного из готических журналов, где я работала, и благодаря которому попала сюда…
- Вы играете интересную музыку… Что навевает вам эти мелодии?
- Я устало после выступления, обратитесь к Валери.
Я обернулась. Валери сидел в кресле и пил неразбавленный абсент из горлышка бутылки.
- Я думаю, вам проще будет ответить на мои вопросы, а потом я оставлю вас в покое.

Теперь я припоминаю, что это не была любовь с первого взгляда. Мне не понравились его жесты, его неестественное поведение и манера вести себя. Он протягивал слова, не полностью проговаривал букву «р» и крутился вокруг микрофона, как уличная девка. Понимание ко мне пришло много позже…

- Я не даю интервью сегодня, - капризно заявило это полуматериальное существо.
Он смотрел на меня свысока. Я, взлохмаченная, с запавшими от бессонницы глазами, не могла заинтересовать его.
- Тогда я приду завтра.
На следующий день я ждала его в гримерке. На мне было черное обтягивающее платье «в пол» и туфли на высокой шпильке. Короткие волосы я эффектно уложила с помощью мусса, а на руки впервые в своей жизни надела перчатки и несколько серебряных колец. Я дожидалась его в том самом кресле, где вчера сидел Валери.
- Чем я обязан посещению моей скромной персоны столь милой мадмуазель? – я была приятно удивлена и польщена - мало того, что Крит не узнал во мне вчерашнюю надоедливую журналистку, он еще и оценил мои старания. Я поднялась ему навстречу и протянула руку для рукопожатия.  Крит галантно поклонился мне и легко, но упоительно нежно коснулся своими губами моей руки. Его волосы сегодня были аккуратно зачесаны назад и скреплены заколкой сверху, так что оставались свободными на концах. Вчерашнюю кожу заменил черный фрак и узкие брюки, заправленные в высокие остроносые сапоги.
- Вы не узнаете меня?
На его лице мелькнула улыбка:
- Если мы виделись вчера, я не вспомню вас. Я был слишком взволнован, чтобы помнить.

Он принимал наркотики. Кокаин, экстези, таблетки. Вчера он был пьян и накачан успокоительным.

Мы отправились в ресторан, он платил за нас обоих, а потом я оказалась в его постели, и все было чудесно, только утром он был зол и ударил меня из-за пустяка.
Неделю от него не было известий. Я опубликовала в журнале статью о новой группе с положительными отзывами о его вокальных данных. Еще через неделю Крит позвонил мне:
- Спасибо за статью, Амали.
- Ты даже помнишь мое имя?
- Оно было написано в конце. «Амали Ста». Я записал его в книжку.
- Я хотела посоветовать тебе сделать это в момент нашей первой встречи.
- Ты так внезапно исчезла тем утром…
- Если вы не помните, то вы ударили меня, мистер.
- Прости, Амали. Приходи в мой номер сегодня.
Я положила трубку, и Крит не дождался ответа. Но он знал, что сегодня я вновь буду у него. Потому что я не сказала «нет».
Ключи я взяла внизу. Когда я вошла в комнату, там было темно. Лишь не до конца занавешенные шторы оставляли на полу длинную полосу лунного света.
- Входи, Амали…
Крит сидел в кресле. Я поставила букет цветов в вазу и села на подлокотник кресла.
- Ты не должна обижаться на меня.
- Я и не обижаюсь.
Всю ночь наши тела говорили на своем языке, тогда им еще не требовался переводчик, а утром я нашла наркотики в его аптечке.
- Крит, что это?
- Ты не видишь, разве, что я еще сплю?
Я потрясла пакетиком с белым порошком внутри перед его носом.
- Героин?
- Нет, что ты. Всего лишь кокс.
Я знала, что этого можно было ожидать, но в тот момент я пришла в ярость. Это было чувство самосохранения и любовь… Я слишком сильно боялась потерять его.
А потом все поменялось. Я всегда была сильнее Крита, но он был силен в своей слабости. Постепенно, шаг за шагом я менялась, предавая свои убеждения и пренебрегая прошлым опытом. Я вобрала все черты Крита, стала им, его женской сущностью, тенью, на миг скрывшей оригинал, и добровольно сдавшей позиции.
Отношения стали раздваиваться, любовь превращаться в бесформенно-уродливое создание, пожирателя крови и эмоций… Мы не замечали этого, мы упивались развратом и аморальностью.

*
- Я не могу любить его. Но люблю.
- Пойдем, Амали.
Я видела белые стены. Металлическую кровать с ремнями… Белые решетки на белых окнах.
- Что это? Моя тюрьма?
- Клиника. Тебя будут лечить от наркозависимости.
- Но ведь я не зависима.
- Амали, тебе сейчас лучше не показывать характера.
- Я хочу назад. Отпустите меня!
Прошел месяц. Крита отпустили, или убили. Но о нем не было ни слуху, ни духу. Каждый день ко мне приходил «стражник». Теперь я знала, что ему нужно. Он хотел меня. Я неизменно отвечала отказом. День за днем я видела потолок. И ремни давили все туже. Я была спокойна. Все потеряло свой смысл.
- Отпустите меня!
В этот день он не смог сдержаться. И поплатился. Ремень, который медленно убивал меня, помог мне убить. Он издал несколько хрипящих звуков, прежде чем свалился мешком на мое тело.
Два дня на мне лежал труп. «Стражник» был мертв. Два дня я голодала. Но не голод был страшен, а боль, выкручивающая суставы. Видимо, он посадил меня на что-то похлеще, чем кокаин. Я зависима. Паутина безумия обвивала меня коконом. Я вцеплялась в горло пальцами, пытаясь разорвать его, я хотела умереть, я хотела свободы. И была прикована к своему эшафоту, днем и ночью освещаемому лампами дневного света. Я горела изнутри.
Успокоение остывающего тела пришло на третий день. Я шла по воде к огромной двери. Моя белая пустыня осталась далеко позади. Вперед меня звал голос…
- Амали… Я люблю тебя, Амали…
И я шла на голос… Я видела за дверью Крита, поющего свою песню лишь для меня… Я сделала шаг, и вот нам не нужны слова… Он сказал «Я люблю…». И смерть забрала меня.

*
В момент ее смерти Крит выступал в одном из ночных клубов. В момент ее смерти, Крит был счастлив… В момент ее смерти Крит стал богом.
«Я люблю» было лишь предлогом. Но смерть была добра к уставшей  путнице, она скрасила последние минуты Амали. Она скрыла правду. Смерть дала освобождение. Дверь закрылась прямо за ее крыльями. Ангелом Амали парила над Критом, и ангельскими устами наслала на него проклятье. Но Ангел – это поэзия. В прозе Амали была обычной девушкой. Она умерла.