Непара

     - Ишь, чего придумал! Ты сначала выучись! Я выучилась, профессию получила, и, надо сказать, неплохую профессию! Жениться он вздумал! Подожди, сейчас отец придёт, меня не слушаешь, так его послушаешь!

     - Не кричи, ма... Я что – сказал, что жениться собираюсь?

     Вовка упёрся лбом в холодное стекло, по которому тонкими струйками дружно стекали серые капли. Сначала медленно, поодиночке, а затем, ниже, слившись и отяжелев, сбегали стремительно, словно наперегонки. Мутные машины, блекло светя мутными фарами, медленно ползли по мостовой.  Одинокие прохожие, укрываясь под большими зонтами, передвигались как-то неуклюже и смешно - перепрыгивали, словно с кочки на кочку, стараясь обходить большие и мутные лужи. 

     -Я сказал, что мы с Машкой любим друг друга, вот и всё. Женитьба... она, конечно, когда-то будет, но не сейчас... Конечно, я выучусь снача....

     Наталья Борисовна рявкнула, оборвав сына на полуслове.

     - Я сказала - нет!

     - Что за шум, а драки нет? – в комнату вошёл улыбающийся во весь рот отец. На ходу стягивая куртку, он подошёл к жене и чмокнул её в щёку. – Наташ, ты что так кричишь?

     - А ты послушай, что твой сынок мне тут сейчас выдал! – Нимало не обращая внимания на поцелуй, развела в разные стороны руки Наталья Борисовна.

     - Что такое, Вов? – уже посерьёзневшим тоном, обернувшись к сыну, спросил отец.

     Вовка молчал. Он не чувствовал за собой никакой вины. Мама очень любила его. Он чувствовал эту любовь всегда, сколько себя помнил. Не только любила, но и понимала. И теперь, когда она и не пыталась его понять, Вовка переживал досаду.

     - Ну? – отец, не дождавшись ответа, вопросительно посмотрел на Наталью Борисовну.

     - Он у нас жениться на этой... Маше удумал! – с презрением произнесла та.

     - Мам... я же уже объяснил тебе! Пап, ну почему она не хочет меня понять? – Вовкина досада переросла в обиду и отчаяние.

     - Так... – разведя руками в стороны, сказал отец, - Ну-ка, давайте успокоимся и нормально поговорим.

     - А что тут разговаривать?! Он, – Наталья Борисовна кивнула в Вовкину сторону, - и слышать ничего не хочет! Твоё воспитание! Поди, теперь, объясни ему!

     - Наташ... – отец с укоризной посмотрел на жену.

     - Да! Действительно! Что со мной разговаривать?! Ведь я же не оправдываю всех ваших надежд! – Вовка испугался, что родители увидят навернувшиеся на глаза слёзы, и выбежал из дома, хлопнув дверью...

     - Вова! Вернись сейчас же! Вова! – привычный для учителя требовательный окрик мамы его не остановил. - Вова!

     Но сын не вернулся. В комнате воцарилась тишина. Родители молчали, а у Натальи Борисовны что-то ёкнуло внутри и сжалось в предчувствии беды...





     - Наташ, что случилось?

     - Ну что случилось? - Тихим тоном, вытирая глаза, говорила Наталья Борисовна. - Он сказал, что любит эту Машу. Ты знаешь, как я к ней отношусь. Он ещё на ноги не встал. Ему ещё в институт поступать надо, а не о машах там всяких думать... А он заладил «люблю, люблю»... Слово за слово, ну и мы поругались. Он и слушать ничего не хочет...

     - И что? Чем эта Маша так уж тебе не угодила? Нормальная девочка... – недоумевал отец. – Он что, сказал, что жениться собирается? Может, она беременна?

     - Сплюнь! – она подняла на него испуганные глаза - Нет, конечно! Но когда-нибудь они, и правда, поженятся, понимаешь ты это или нет?!

     - Ну? И? – вопросительно уставился на неё отец.

     - Что «ну»? Как будто ты не знаешь, что она... детдомовская!

     - И что?

     Слёзы высохли моментально.

     - Как что? Как что?! Ты что, не знаешь, какие они бывают?

     - Наташ, – отец вздохнул с облегчением, - она нормальная девчонка. Не начинай.

     - Я никогда, слышишь, никогда не разрешу ему жениться на ней! Не хватало ещё, чтобы она моему единственному сыну испортила жизнь!

     - А ты помнишь, откуда он сам? – с ударением на слово «откуда» тихо спросил отец. – Он...

     - Что ты сравниваешь? Мы его усыновили почти грудным, он всю свою сознательную жизнь рос в нормальной семье, в любви, в достатке! Его родители, между прочим, были приличными людьми, просто погибли оба... А её родители – алкоголики! Слово «гены» тебе ни о чём не говорит?! И она... Она уже сформировавшаяся в детдоме личность! Не пара она ему! Не пара!

     - Успокойся... – отец обнял жену за плечи. – Всё будет хорошо. Жизнь всё расставит на свои места, вот увидишь!

                ***


     Перепрыгивая через две ступеньки, Вовка выскочил на улицу. Вытирая мокрые от слёз глаза, торопливо поздоровался с входящей в подъезд пожилой соседкой и побрёл, куда глаза глядят... Ему хотелось побыть одному.

     «Почему она не хочет меня понять? Машка хорошая. Она даже слишком хорошая!» - Воображение тут же нарисовало ему Машино лицо с огромными, чуть ли не инопланетянскими глазами.  Худенькая стройная девушка с длинной шеей и тугим на затылке хвостом, - она была для Вовки идеалом трогательной наивности. Ему часто хотелось её поднять на руки, словно она была очень маленькой девочкой, которую было легко обидеть... От всех этих мыслей, от досады, от обиды за Машу в Вовке родилась такая решительность, что он принял решение сразу. – «Домой не вернусь.»

     Вовкины ноги брели по мокрой мостовой в сторону общежития, где жила Маша. Вовка в задумчивости перебирал ногами и размышлял о том, где и на что теперь будет жить, и что будет дальше. Но мысли его были прерваны резким и громким автомобильным сигналом, скрипом тормозов и тугим ударом... Вовка не успел даже испугаться...


                ***


     - Сынок... Сыночка-а-а-а... Господи... Открой глаза! Ты меня слышишь? Сыночка... – Наталья Борисовна держала в руках вялую прохладную руку сына. – Это я... это я во всём виновата... Чего я добилась? Сынок, открой глаза... Откро-о-о-ой... Посмотри на маму...

    Их с отцом по очереди пускали в реанимацию на два часа. И вот уже третий день она по два часа просиживала, умываясь слезами, у кровати сына. Она прижимала безжизненную кисть к губам, согревая её своим дыханием. Не отводила глаз от его лица в надежде увидеть, как дрогнет хоть один мускул, хоть одна жилка...  И молилась... Молилась, чтобы пикающий аппарат, благодаря которому в её сыне теплится жизнь, не загудел своим страшным монотонным звуком... Но кома не оставляла.

     - Сыночек, ты только живи... Пусть хоть Маша, хоть кто – слова не скажу... Ты только дыши... Открой глазки, цветочек мой... Пошевели хоть пальчиком, и я буду знать, что ты жив, что ты слышишь меня... Слова никогда тебе поперёк не скажу, только бы ты был счастлив... Сыноо-о-ок... Господи, прошу тебя, не дай ему умереть, ты же знаешь, как он мне нужен!...

 

                ***

 

      Отец был прав. Жизнь по своему усмотрению всё расставила на свои места.

      Вовка умер.

 
   
                июль 2009 г.