Немые колокола

               
Ему казалось, что земля   горит  под   ногами. Но страшнее всего было встречать  нацеленные на него ненавидящие  взгляды  почти из всех   палаток  рынка. Шила в мешке не утаишь — все знали, что  убийца  он,  Витька.   
Но Лёха смеялся над его  страхами и обещал любому, кто пикнет что-либо мусорам, немедленный суд. А судья он был строгий, и  слов на ветер не бросал.
Виктора (так совсем недавно называли его, а теперь он — Витька!) убитый им  Григорий  преследовал  повсюду. В каждом темном углу, неуклюже склонившись на свой   сакс, он снова и снова играл какую-то непонятную  музыку. Он играл ее в той  самой позе смерти, какая досталась ему в  то осеннее заобеденное время.
Ночью звуки усиливались, переходили в какофонию,  разрывали душу. Непонятно, было, это наяву или во сне. А когда измученный   убийца  переворачивался на кровати вместе с измочаленными простынями, какие-то рогатые заботливо подносили ему веревку, натертую мылом. И уговаривали ласково-ласково разом окончить все мучения.
— Вить! Ты что  ль опять кричишь? Аль снится что страшное?, — говорила  голосом его недавно умершей бабушки Луши невидимая женщина, — Ты, милок, гони ентих  да  почаще  лоб-от  крести . Помнишь, я тебя учила?  Крестик свой небось на тебе? Никогда не сымай его!
Она хватала   стоявший в углу веник и выметала рогатых за дверь, показывая  впереди себя нательный крест.
Он  окончательно просыпался и вспоминал, как сперва они не надели бабе Луше креста, а ночью, когда ее гроб стоял  в большой   комнате,  Виктор, сидя у ее изголовья  на минутку задремал,  и тотчас, во внезапно одолевшем его сне, она стала  умолять внука  надеть  на нее  крест, который   остался в морге на окне .
Сильно баба Луша боялась, что кто-нибудь  крест выкинет:
 — Взять-то не возьмут, но он еще от моей прапрабабки Федоры.  Никакого вида, а я без него из земли  вылезу.-- говорила в том коротком сне бабушка любимому внуку.
Утром чуть свет он сбегал,  куда она  указала, нашел этот   крест, и они  вдвоем с матерью  надели  черный, неведомо  из  какого  металла,  так необходимый   на том свете предмет,  бабушке Луше  на шею. Ее, такое родное и близкое, но  одновременно  и чужое лицо,  до этого непривычно суровое и сосредоточенное, сразу просветлело и умиротворилось. Натруженные, не знавшие никогда покоя  руки, тоже разгладились. На миг ему показалось,  что кто-то в комнате  запел тонюсенькими голосами что-то благостное  и неземное.
А когда  стали выносить    тело его любимой  бабушки, вдруг почудилось  — звонят колокола. Кто был в комнате, почти все закрутили головами, хотя церкви в их городке не было отродясь,  да и за сто верст —  на дух не осталось ни одной.  Почудится же такое!
От бабушки у него  во сне  была постоянная защита. Даже зловещая музыка  на время прекращалась.  Ночные рогатые  исчезали.  Случалось это, правда,  только  под  самое утро.
После бесконечной  бессонной ночи, он долго валялся  в постели. Работа его  в этот день  приходилась на предобеденное время. И он использовал каждый миг сна для восстановления сил. Виктор вспомнил  “ работу”, сел на кровати, стиснул зубы: — Работа...  И снова рухнул на подушку.
 А когда Гоша, что  заведовал в их хате камбузом,   позвал его  завтракать, Виктор  сделал вид, что все еще спит богатырским сном. Что уж там богатырского? Один вот рост остался,  да еще нос, что на семерых рос.
Слабел  Витька — бывший боксер  с каждым днем,  удивлялся,  куда девалась его прежняя сила. Ведь в городке, где он жил, прежде не было никого сильнее его.
“Заслуженный мастер спорта”.  Медали спортивные?     Их-то просто так не дают.   Тренер  долго  ходил следом: — Когда начнешь тренироваться?
А   потом отстал. Наверное,  и до него доцарапался ужасный слух об убийстве.
Как хорошо,  что еще  в начале  этого  страшного лета умерла  бабушка Луша,  для которой   Виктор  был и сыном и внуком сразу.  Светлая твоя душа, милая бабушка, умерла бы  еще раз,  узнай о случившемся!
И он вспомнил, как после первых удачных соревнований, на которых победил ее внук, бабушка взяла с него клятву и  зачем-то  заставила поцеловать крест с обещанием, что он никогда не  использует свою силу “ во зле”.  Так говаривали у них  в  Вятке, когда сама  она   была маленькой-маленькой и жила там со своими, еще не раскулаченными и не сосланными родителями. Там каждое воскресенье, еще крохой, она сидела  на руках своего батюшки в уютной  и маленькой приходской церквушке с ангелами и певчими, с запахами ладана и воска и таким суровым взглядом Его.
 А вот от дневного “  рогатого” , от Лёхи  уберечь его уже  не мог никто. Впрочем, Лёха же  был его единственной защитой — маленький такой, жилистый и верткий, по моде бритый под бритву, он очень смахивал на тех рогатых во сне, только  не было  бодучих отростков на лбу —  они  выпирали  где-то за ушами.   Выйти с Лёхой один на один   никто бы наверное не решился. Даже Витя!
 А  в карманах  Лёха всегда  носил настоящее оружие. И об этом тоже знали или догадывались все на рынке, да и в городе — все, кроме цветистых, которые  за хорошие бабки делали вид, что не знают ничего.
До  прошлой осени  Витя жил привольной   и спокойной жизнью. Ездил на сборы, на соревнования. Получал награды.  У него брали интервью классные девочки из  городских  газет “  Первопуток” и “Твоя газета”, из спортивных столичных  и    областных  изданий, из  радио и телередакций.
Леха жил рядом.  Дверь-в дверь. И все время подначивал Витю:
 — Вижу, что ты силач, а трус!   Другие  силачи  за день  капусты срубают больше, чем ты не будешь  на своей стройке получать за год!  Маменькин сынок! Ну, не маменькин, так бабкин!  Может еще и импотент? 
Такое Виктор терпеть не мог.
История приключилась простая.  Однажды ночью  из баловства ли, из бахвальства ли перед  Лёхой и его дружками, Витек  хватанул стоявшую  возле их подъезда соседскую фартовую тачку, да и дал сдуру ей  хорошо “под хвоста”, а она возьми и врежься  в  стоящий  на обочине  “ мэрс”.
Тут сосед выпрыгнул из подъезда. Караул, мол, грабят. Парни врассыпную, а Витьку  Лёха   успел впихнуть в подвал,  да и замок повесил по всем правилам. А сам с ведром картошки тоже к месту происшествия  шваркнулся, будто только что   из подвала  шум услыхал.
Словом, стал с той поры  Витя  Лёхиным  подпевалой, подметалой,  а коли надо, то и подшибалой.  Ходил с ним обирать теток по палаткам и прилавкам.. А которая не платила, то и поддавал ей  по  мере надобности. Все было так до того мокрого дела, о котором загудел весь их маленький, но, по словам Лёхи, “вонючий препаршивенький городишко”.
Витька понять не мог,  чего это такого босс  в их родном городе унюхал. Почему он вонючий, а уж препаршивый и подавно. Не знал за что, но Витька  город свой  любил.  Но спорить в Лёхой не стал:   за две побитые  фартовые тачки ему  бы за всю жизнь на рассчитаться.
Чтоб угодить вожаку, Витька  бросил  свою фазанку.  Теперь он был полностью свободен. Мать поворчала, но  она давным-давно потеряла свое влияние на сына.  Сунулась было в военкомат, но у Лёхи и там свои прихватки — куда уж ей?!
А у сына  теперь была  совсем иная, скрытная от всех  матерей жизнь. В банде  существовали свои порядки и свой распорядок дня : дневная  “вахта”,  раннеутренние и ночные  дежурства. Лёха не скупился при дележке сборов. Правда, большую часть  зеленых и деревянных, добытых их бригадой,   он отдавал в общак, но и   остальным доставалось. И с  похоронами бабушки все устроил, как надо, даже откуда-то мраморный крест  на могилу   раздобыл.
После  бабушки досталась Витьку двухкомнатная   хата, так что   братва тут же устроила там базу. Ну, а Лёха установил  в ней  свои порядки. Сам перебрался  в  витькину хату  жить.  В маленькой прохожей  постоянно дежурили сейклюрики   (все это он видел в американских боевиках!), к своей персоне допускал пацанов только после  доклада. В подвале оборудовали  тренировочный зал. Для отработки ударов достали даже дорогущих японских “ кукол” и немецкие тренажеры.
На “ хату”  приходили все его подчиненные после закрытия   рынка  и  всяких иных вылазок  перетарить дела и отчитаться по казне.  А  когда после исчезновения   грозного Гмызы, Лёха  стал шмонать  самый большой  магазин  и четырнадцать соседских  палаток,  дела и вовсе пошли "ай да ну!"
Одно накрепко запрещал Лёха братве —   знакомиться с наркотой,  да и с излишней выпивкой тоже не поощрял. А когда  Ленка придурковатая   однажды наколотая явилась на  хату и притащила несколько доз “ дурноты” для лохов,   после этого дня ее никто не видел.
И по радио объявляли о пропаже, и в газетах  писали, а так никто ее и не нашел. Да никто его и не искал. Родителей не было — давно от  наркоты  на тот свет отправились. А так, кому эта Ленка нужна? Ну пристала на какое-то время к команде лёхиной, так мало ли кто к его “бизнесу “ пытался пристроиться?
После  исчезновения Ленки,  пацаны  как-то подтянулись. В  тренажерном   подвале  даже Гоша перестал сачковать и сопел в полную силу, отрабатывая удары. 
В тот страшный день, который не давал покоя Витьке ни днем, ни ночью,   все не заладилось   с самого обеда.  Снег, выпавший ночью, под внезапным солнцем превратился в  сплошное месиво. Потом натянуло откуда-то из-за озера морозом, который моментально все пространство  превратил  в настоящую катушку. Покупателей, как ветром сдуло. Да и ветер яростно полировал  новорожденный лед.
По рынку,  судорожно передвигаясь на подагрических ногах , ходили старушки. А все покупки  —  горсть самой дешевой   рыбешки для домашнего любимца.  Понятно, что навару в этот день не будет никакого.
А Лёха  именно сегодня,   проводя перед началом  “рейда”  разъяснуху,   был особо  крут — взять со всех как можно больше.
Витьке, как всегда, достался самый  трудный участок. Бабы -торгашки там были злыми и  языкастыми. День подходил к концу.  Витька пошел на своих торговок вместе с Лёхой  и его телохранителями. Тот все не верил, что  такие  сварливые  торговки, как рассказывал Витька, на рынке попадаются.
На этот раз   самая   крикливая  решила воспользоваться  погодой. Она  подняла хай, что сегодня вообще ничего не продала,  так что платить  не будет. Ну,  Лёха повел бровью, и Гоша ей вмазал. А Витька по его   команде  стал громить прилавок.
Собралась совсем небольшая  толпа. Баба верещала, но остальные  торгаши, горьким  опытом наученные,  стояли и глазели. И в этот миг, как на грех,  из-за угла  показался  долговязый музыкант. Витька не знал его имени, только однажды слышал, как  завывал  его сакс.
Музыкант, как всегда  был  навеселе: — Мужики! Как вам не совестно бить женщину?
--- А шел   бы ты ... своей дорогой! — огрызнулся  старшой.
—  Нет, что это получается? — обратился музыкант к толпе, — Вон  вас столько, а вы   хвосты поджали?
Он  пытался втиснуться между Лёхой и  торговкой  попытался взять ее за плечи   и отвести в сторону.
— Витька-лох!    Что бельмы вылупил?  Вмажь ему,  этому очкастому! — грозно  процедил сквозь зубы Лёха.
Тот бросился исполнять команду своего босса. От первого  удара  вскользь   непрошеный   заступник  пошатнулся, но не упал,  а   по-прежнему загораживал собой торговку.
— Эх, ты! А еще боксер!  Что он лезет не в свои дела?--  вскипел Лёха.
И  тогда Витька  применил свой знаменитый боковой удар, от которого, бывало, летели в нокдаун даже   мастера спорта. Но, боясь поскользнуться, видимо не рассчитал силу удара...
Музыкант сразу  опрокинулся навзничь, и как-то нелепо  скрючившись, стал сжиматься,  пытаясь встать. Изо рта и ушей его потекла почти черная кровь. Кстати, Витька позднее вспомнил, что  на голове упавшего не было шапки.
Именно таким, только играющим на саксе, приходил  убитый в Витькины сны.  А в ту минуту он вспомнил бабушкин наказ, не применять свою силу   вне спорта. Он бросился бежать. Лёха  догнал  бывшего боксера  за углом дома:
—  А ну, вертайся назад, падло!  Трус! Если побежал, значит виноват. Я   с парнями  его затылок придвинул на бордюр, и  мы хорошенько его кумполом по краю  бетонки саданули.  Не ты убил, а он сам убился! Ясно? Сейчас менты  понаедут, а мы с тобой должны быть главными свидетелями. С остальными  зеваками  пацаны   столкуются. Ясно?
Что   было потом, Витька помнил плохо.    Через  несколько дней  его и Лёху забрали в КПЗ. Началось дознание.   В КПЗ Витьку не   оставлял дурной сон. Голос бабушки  вещал, что главное — это  признание:   грех перед Господом тогда меньше.   Во время каждого допроса хотел последовать совету этого голоса. Он-то понимал, что это с ним говорит его совесть.
—   Надо же!  — днем говорил себе Витька, - За  все время  Лёхиной муштры, у  меня еще осталась совесть.
Но  понимал, что  признайся  он   в содеянном,  за ним потянут  всю банду, и это уже другой  исход. Да и  подельники  его со дна моря достанут. И он молчал.
Торгашка,  которую потрошили, следователям говорила, как по  писанному:
— Никто меня не избивал,  а убитый проходил мимо и пристал по пьяни к парням.  Это — мои покупатели.  Зачем тот-то влез? Я же знаю, что у него всегда в кармане   вошь на аркане.
Посторонние, которые видели сцену убийства,  излагали по-разному. Но  пострадавщая  была главной свидетельницей. И ей верили больше. Особенно, когда  основательная  часть  “общака” перекочевала в карманы адвокатов.
На суде   собиралась  выступить одна из старушек, что была в тот день на рынке. Но как-то очень уж кстати упала в своем подъезде на лестнице,  сломала  головку бедра  и сразу поумнела.
Витька в КПЗ   ничего этого не знал,  и как избавление от терзаний совести ждал   сурового   приговора. Суд вынес решение о неумышленном убийстве   в порядке обороны,  и дал сколько-то годов условно.
Вернувшись  домой, Витька попросил Лёху,  позволить ему  хоть одну ночь переночевать    одному в собственной   квартире. Лёхе это ужасно не понравилось. Он-то  хотел  закатить  грандиозную  гулянку в честь “  справедливого” приговора суда. Но, поглядев в глаза Витьке, тем  более отказавшемся  пить, Лёха увел пацанов  в ресторан.
Витька остался один. В висках стучало голосом бабушки:
-- Убийца! Убийца! Убийца!
Он нашел нательный крестик, который   в КПЗ с него снимали, а теперь отдали среди другой мелочи. Надел его на себя. В кухне срезал бельевую веревку. Остановился. Вспомнил,  что веревку надо намылить. С трудом отыскал какой-то обмылок. Открыл шкафчик, где лежали его многочисленные спортивные награды. Подержал их в руках и со вздохом высыпал назад в коробочку. Прошел к двери и откинул крючок. Огляделся. Все вроде бы продумал.
...  Утром Лёха   после большого  сабантуя  пришел на “ базу” только к полудню. Мухи уже успели  обсидеть висевший    в проеме кухонной двери  долговязый и мускулистый труп.
Когда подъехала  машина для сбора жмуриков  и   с носилками  втянула  в свое темное нутро то, что осталось от Виктора,  старушка из соседнего подъезда, опираясь на палочку, перекрестила лоб и сказала: — Невинная кровь все одно життя убийце не даст. Особливо тем, у кого совесть осталась.  Вот и тебе  не было путёв  по земле.  Ах, горемыка ты несчастный!   Хорошо, что  Луша ранее  всего энтого померла.
Она опустилась на скамейку возле витькиного подъезда и горестно вздохнула:
— А ведь какой парнишка рос! Луша так им гордилась, да и все мы. Но с кем поведешься, от  того и наберешься.
 И она погрозила сухеньким своим кулачком кому-то Невидимому. Стояла гулкая   привычная тишина. Молчали немые колокола.