Сон художника

Эта не совсем обычная, как мне думается, лично со мной приключившаяся история, началась с того, что однажды я решил посетить дом, в котором в пору своей молодости жила моя бабушка. Этот двухэтажный белый каменный особняк и по сей день стоит на пересечении Малой Покровки и Ильинки.
Раньше я всегда смотрел на него только из окна маршрутного такси иди автобуса, когда случалось проезжать мимо. Но никогда почему - то не помышяял о том, чтобы зайти в него, подышать воздухом его комнат, отдаленно хотя бы ощутить атмосферу, витавшую в нем прежде. И вот совсем недавно такая мысль пришла мне в голову. Должно быть, все мы с возрастом как - то особенно начинаем дорожить памятью о людях, бережно заботившихся о нас, любивших и лелеявших нас в детские наши годы.
Дом, о котором я веду речь, был построен по проекту бабушкиного отца, капитана парохода "Гражданин", плававшего в те временя по Волге от Нижнего до Астрахани.
Надо сказать, что бабушка моя Анфиса Ивановна в молодости слыла первой красавицей во всем тогдашнем Нижнем Новгороде и блистала на устраеваемых с поистине купеческим размахом балах и светских раутах.
Я уже подходил к дому, ставшему для меня чем - то вроде нашей семейной легенды, я, вероятно, настолько глубоко задумался, что в момент перехода через проезжую часть Ильинки меня чуть не сшивка неожиданно вывернувшаяся из - за угла дома то ли "тойота", то ли "мицубиси". Совсем слабо разбираюсь в марках зарубежных "лимузинов".
Короче, мне едва удалось своевременно отскочить назад. Поспешно затем перебежав через улицу, я очутился на тротуаре. Дом, как мне показалось, словно речной корабль, выплывал из медленно рассеивавшегося вокруг него тумана, должно быть, у меня просто туманилось в глазах после пережитого мною только что маленького дорожного происшествия.
Кстати, особняк был и построен в виде корабля. Будучи угловым, он отличался от прочих подобных ему в этом отношении домов тем, что в его угловой части размещались два окна, верхнее из которых могло напоминать окно капитанской рубки, смотревшее как бы прямо по курсу корабля или парохода. Возможно даже оно являлось одним из окон в комнате, служившей некогда домашним кабинетом прадеду моему Ивану Сергеевичу Пигееву.
Несмотря на то, что меня чуть не сбила машина, что показалось мне не слишком благоприятным знаком, я все - таки решил зайти в дом. Я уже подходил к крыльцу, располагавшемуся со стороны малой Покровки, то есть напротив небольшого скверика у начала автодорожного спуска к Окскому моcту, когда меня вдруг кто-то окликнул. Как будто в самом воздухе невидимо носилось что-то такое, что упорно мешало мне сегодня осуществить мое намерение навестить дом. Оглянувшись, меж тем, на голос, я увидел одного своего знакомого художника. Он стоял, облокотившись на невысокую ограду сквера, и улыбался. Даже на расстоянии было заметно, что он явно навеселе.
Мне всегда очень претило общение с подвыпившими людьми - неважно с кем - пускай даже с лучшими друзьями. Правда, лишь в тех случаях, когда сам бывал, как говорят некоторые из моих достопочтенных коллег по перу, "до неприличия трезв". Ну, а если кроме шуток, то и в самом деле, находясь в трезвом состоянии, я не испытывал ни малейшего удовольствия от общения с подзахмелевшими друзьями. Тем не менее, отмахнуться от своего старинного приятеля я не мог.
- Ты представляешь... - с прежней пьяноватой ухмылкой проговорил он, вцепившись в рукав моего кожаного пиджака, когда я подошел к нему, - я только вот сию минуту о тебе думал и вдруг смотрю - ты. Даже не поверилось в первый момент, а ты что... шел что ли куда? Я сказал, что шел просто по улице.
- Да?.. - переспросил он, словно бы поставленный в тупик моим ответом. И я тоже. Ну, пошли тогда... - махнул он рукой в каком - то совершенно неопределенном направлении.

- А куда пойдем - то? - решил я все-таки уточнить маршрут, слишком у неясно им указанный.
Он задумался на секунду, потом ответил:
- В мою мастерскую.
"Ну вот, влип", - подумал я не без досады. Не скрою, перспектива тащиться сейчас со своим основательно, на мой взгляд, "наклюкавшимся" приятелем в его мастерскую не очень - то меня прельщала, между тем, несмотря на наше давнишнее знакомство, и ни разу еще не бывал в его мастерской. Как - то все не представлялось для этого белее или менее подходящего повода. "И вот, как видно, такой повод наконец-то нашелся", - мысленно усмехнулся я с иронией над самим собой, когда мы пошли.
Художник шел, изредка спотыкаясь и немного пошатываясь, по - прежнем крепко держа меня за рукав пиджака, как будто боялся, что я вот - вот превращусь в облако и улетучусь.
- А далеко ли еще до твоей мастерской? - спросил я у него через некоторое время.
- Нет, - помотал он головой, - тут уже недалеко. Вот завернем сейчас в один проулок и там сразу же через два дома.
Мы завернули в проулок, затем в тесный узенький дворик и оказалась у цели своего путешествия.
Во дворе возле ветхого деревянного домишки на низенькой незатейливо сооруженной скамеечке сидели две немолодые бедновато одетые женщины с приятными, приветливыми лицами. Георгий, так звали моего знакомого художника, сразу же оживленно с ними разговорился. Я ограничился вежливым кивком и двумя - тремя приветственными словами.
"Как - то все - таки непонятно... - подумалось мне, - я ведь сегодня намеревался посетить дом бабушкиной молодости, а очутился почему – то здесь, в этом тихом, заросшем кустами сирени и черемухи старинном дворик в обществе подвыпившего художника и двух незнакомых мне женщин..."
Между тем, поговорив еще немного с женщинами, Георгий предложил мне пройти в его мастерскую, размещавшуюся, как выяснилось, в соседнем наполовину кирпичном, наполовину деревянном доме.
Три каменные полуразрушенные ступеньки вели не вверх, а вниз. Новая маленькая неожиданность, нечто опять не совсем обычное, "словно ступени времени, ступени минувшего, - невольно промелькнуло у меня в голове, когда мы спускались с Георгием к запертой на висячий замок двери. -Что же дальше?.."
Мы вошли в мастерскую. Это было невзрачное полуподвальное помещение, обставленное неказистой, грубоватой, явно "неофисной" мебелью.
Георгий, как только мы вошли в мастерскую, с ходу и с заметным по его лицу наслаждением плюхнулся в старомодное, типа "Дамиадур" промятое кресло и, вальяжно закинув нога на ногу, произнес:
- Вот мои апартаменты. Знакомься.
Я огляделся по сторонам. Везде; на стульях, на столе, на старенькой со стершейся кое - где полировкой невысокой этажерке были разбросаны эскизы, портретные зарисовки, этюды. На стенах по всему периметру комнаты висели совсем уже завершенные картины. Поначалу трудно было сосредоточиться на чем - то определенном. Однако сразу привлекали к себе внимание две группы картин. Не рая - типичный андеграунд, являвшийся, по-видимому, чем-то вроде обязательного пропуска в цех наиболее "продвинутых" художников, вторая - смесь экспрессионизма и назидательности -
нечто в духе живописной притчи.
- Да тут у тебя целая галерея, Георгий, - сказал я. - здесь только твои работы?
- Нет, - покaчал он головой, не меняя своей блаженно - расслабленной позы, - тут со мной малюют еще двое художников. - А что касается этой мастерской, то я - ее ответственный съемщик,
- Понятно. Слушай, по - моему, кое-какие из вывешанных картин мне уже знакомы по твоей первой выставке в фойе кинотеатра "Печоры",
- Да, было такое дело, - кисловато усмехнулся Георгий. - Мои первые попытки пробиться в когорту лидеров нашего ударного авангарда. Зря только
время тратил, так как был еще очень молодым и поэтому немножечко тупым.
- Ты хочешь сказать, что в твоих творческих убеждениях что - то изменилось?
- не меняет своих убеждений только тот, кто их не имеет.
Я заметил, что стоило Георгию переступить порог своей мастерской, как к нему вернулась его обычная иронически-скептическая манера говори
- Вот намалевал недавно парочку пейзажиков, натюрморт. Натюрморт с галстуком. Ты, по - моему, как раз прямо на него смотришь.
На этот натюрморт я обратил внимание еще в самом начале, мысленно отдавая ему пальму первенства среди всех других уже завершенных работ. Брошенный на стол галстук, рядом смятая пачка сигарет, недопитая бутыли красного вина - все это на фоне голубоватого освещенного лучами утреннего солнца оконного стекла. Натюрморт был написан легко, шедши крупными мазками, при этом рельеф живописной поверхности создавал свое образную игру цветовых пятен.
- Настроение передано, по - моему, очень точно, - улыбнулся я.
- Этот натюрморт мне и самому нравится, - слегка покачивая ногой, сказал Георгий. - А ты чего стоишь? Садись, - указал он мне на еще одно тоже изрядно промятое, обретавшееся тут же, допотопного вида кресла, но сразу словно бы само поманившее меня к себе ж с доброй почтительной услужливостью погрузившее меня в свое мягкое, уютное лоно.
Я снова внимательно оглядел мастерскую, чувствуя, как меня начинает обнимать, обволакивать ее спокойная, располагающая к неспешному созерцанию и неторопливым раздумьям очень приятная аура. Мастерская как будто оживала, приоткрывая передо мной свои особенные, присущие только ей, отличительные черты. Прежде всего, за ее нищенским убранством угадывлась самолюбивая замкнутость и заметная отстраненность от непосвященных выражавшаяся в первую очередь в пренебрежению ко всему шаблонному, примитивному, конъюнктурному.
Среди разбросанных повсюду этюдных зарисовок, эскизов встречались, на мой взгляд, полностью законченные картины, однако в них, с точки зрения художника, не хватало, по-видимому, какого-то одного единственного мазочка кистью, одной какой-нибудь малюсенькой крапинки в общем цветовом фоне для того, чтобы они засияли светом истинного шедевра.
Словно почувствовав ход моих мыслей, закемаривший было в своем кресле Георгий открыл глаза и спросил:
- Ну, что ты можешь сказать о моей мастерской?
- Четыре стены, три окна... Что еще нужно? Главное, чтобы здесь тебе хорошо работалось.
- Да пока не жалуюсь.
Он как будто задумался на секунду, потом потянулся рукой к стоявшей рядом обшарпанной, самого что ни на есть простецкого фасона тумбочке,
какие обычно стоят в армейских казармах» и вытащил из нее початую бутылку портвейна. Судя по внешнему виду бутылки с полуободранной этикеткой - точно, что не марочного.
- Выпьешь? - уперся он в меня немигающим, испытующе - пристальным взглядом.
Я не причисляю себя к отряду убежденных трезвенников, тем не менее, пять какое - то весьма и весьма сомнительного качества вино мне вовсе не хотелось. И только из чувства солидарности со своим давнишним добрым приятелем я согласился.
Мы выпили со встречей.
Потом немного поговорили о политике - теперь это все равно, что раньше было поговорить о погоде или о театральных премьерах.
- Бардак» - одним этим словом охарактеризовал Георгий нашу современную общественную обстановку. Затем добавил:
- Распутство, бандитизм, наркомания. Ну, что хорошего - то?
Я молча с ним согласился. Вино, между тем, уже слегка затуманило мне голову, оказавшись, к моему удивлению, довольно приятным.
- Слушай, Максим, - чуток погодя, обратился ко мне Георгий, - я ведь вообще - то, пригласил тебя к себе в мастерскую не о политике балакать. Короче, не знаю конечно как ты оценишь... Но я хочу тебе показать то, над чем тут вот в последнее время работал. Можно сказать, уже завершил. Ну, сам сейчас увидишь.
И с этими словами он встал с кресла и не совсем ровной походкой подошел к стоявшему поодаль мольберту, завешанному серенькой полотняное накидкой, и открыл его.
Я увидел перед собой портрет молодой женщины или еще девушки в легком с бежево-золотистыми оттенками светлом платье. Насколько я мог судить портрет был написан в стиле ренуаровских красавиц с мягко озарявшим лиц солнечным светом, проникавший словно бы сквозь едва заметную дымку. Быт может, он, на котором запечатлена была юная красавица, в отдельных его местах, с моей точки зрения, мог быть немного туманнее или, выражаясь точнее, размытие, а в других - наоборот ярче, отчетливее. Однако какая-то необыкновенная, почти магическая прелесть портрета была совершенно очевидна.
Выражение лица той, которая смотрела на меня с холста, полууловимо, но постоянно менялось: то как будто тень задумчивости или печали набегая на ее ясный живой взор, и тогда лицо ее бледнело, улыбка в нем меркла, а то и совсем исчезала. Но через секунду-другую как будто свежий тонкий живительный ток крови медленно начинал струиться под нежнейшей кожей, щеки ее опять розовели, и улыбка вновь появлялась на губах ее. Непостижимо! Однако самым непостижимым, самым невероятным для меня в портрете было совеем другое. В чертах ляда изображенной на холсте молодой женщины, особенно в чуть касавшейся уголков ее губ улыбке почудилось мне вдруг
что - то очень-очень близко знакомое. Боже! Возможно ли такое?!..
Я не мог дольше оставаться в кресле, тоже встал и подошел к мольберту. Да, в портрете я узнавал... хотя и отдаленно, хотя и не веря еще себе самому, но все - таки узнавал улыбку и черты лица моей бабушки.
Как я уже говорил, бабушка в молодости слыла красавицей, об этом я знал по рассказам наших родственников. Знал, но представить себе ее такс
какую видел сейчас, в эту минуту... Нет, такой я не мог ее даже вообрази
Глаза, губы, все лицо, каждая в нем черточка проникнуты были живым,
чарующим обаянием молодости. Но она ли, она ли смотрела сейчас на меня с портрета?
- Ну как? Чего молчишь - то? - спросил меня Георгии, так как я вот уз минуту, если не больше, стоял у мольберта, не произнося ни слова.
- не ожидал... - наконец сказал я не в силах еще оторвать свой взгляд от портрета. - Я восхищен, Георгий. Чудо!
- Можно ли эти ваши слова, сударь, - сразу заметно воодушевляясь и изображая на своем лице шутливо - важную мину, проговорил Георгий, - считать выражением, так сказать, вашего признания моей гениальности как художника?
Он чуть не запнулся в конце этой несколько витиеватой фразы.
- Ну, по поводу твоей гениальности... Знаешь, Георгий, давай для объективности предоставим судить об этом нашим потомкам. Но, с моей точки зрения, портрет - само совершенство!
Он расчувствовался и расцеловал меня.
Затем снова уселся в протертое, промятое чуть ли не до самого пола, однако не потерявшее своей величественной осанитости, объемистое кресло и со слегка загадочным полуприщуром спросил:
- А ты хочешь узнать историю создания этого портрета?
Я и ожидал и не ожидал от него такого вопроса. "Вот сейчас, - дрогнуло у меня сердце, - подтвердится или наоборот не подтвердится моя почти невероятная догадка!"
-Ну, само собой... - внешне стараясь казаться невозмутимым, ответил ; тоже садясь в кресло.
- Жалко, что у нас нет больше ничего выпить, - вздохнул Георгий, - ну да, ладно. Короче, я тут недавно подрядился расписать панно на одной из стен нашего городского музея водного транспорта.
Услышав это, я непроизвольно подался вперед плечами, чуть не подскочи в кресле.
- Ну да, решил малость подзаработать, - пояснил он, по - своему, как видно, поняв причину столь резкой перемены моей позы да и выражения моего лица при этом, должно быть. - И что, ты думаешь, там, в этом водном музе меня, прежде всего, поразило? Никогда не угадаешь. Фото! Фото настоящей светской красавицы! Меня поразило ее лицо. Чудесное лицо! Теперь таких нет.
Георгий замолчал, ж некоторое время седел молча, устремив. взгляд к пололку. На лице его блуждала какая-то неясная улыбка. Неизвестно, что она выражала; восхищение ли, сожаление ли о чем - то несбывшемся.... Возможно ж то я другое.
- Потом уже мне объяснили, - произнес он более ровным обеденным голосом, - что на фотографии дочка капитана чуть ли не самого первого у нас на Волге -двухпалубного пассажирского парохода. Представляешь? Запамятовал название этого парохода. Ну, неважно. Протрезвлюсь, вспомню.
После этих слов Георгия у меня пропали последние сомнения. Теперь я уже твердо, был уверен в том, что с портрета на меня смотрела моя родная бабушка.
- Георгий, - немного помедлив, обратился я к нему, более или менее придя в себя после  столь ошеломляюще - радостного подтверждения моей догадки, - как я понимаю, ориентиром для написания портрета по - служила тебе фотокарточка, о которой ты мне только что говорил. Я прав?
- И да и нет, - ответил он тоже не сразу. - Сам понимаешь, рисовать с натуры - это одно, а копировать фотоснимок - такое для художника, я бы сказал, предел падения. Разумеется, фотография сыграла роль. Но, когда я ее увидел, у меня и мысли не мелькнуло о том, чтобы веяться за портрет. Да что там... Скажу тебе больше: портрет как жанр - это ведь совсем не мое.
- В.таком случае, каким же образом он у тебя получился - этот твой шедевр? Или передо мной - фантом, призрак?
- Почти, - с той же неясной, грустноватой улыбкой кивнул Георгии.
- То есть? - не понял я. .
- Ну, я бы мог сказать так: это призрак из моего сна. А проще говоря, она - эта красавица мне приснилась, что я побудило меня взяться за кисти. Конечно, можно додумать, что я несу какой - то пьяный вздор и тому подобное...
- Да нет, почему же вздор? Я тебе верю. И каков же был этот твой сон, любопытно узнать?
Георгий перестал качать ногой, лицо его преобразилось, даже как будто помолодело, взгляд углубился, замерцав мечтательным, как у впервые влюбленного юноши, восторженным молодым блеском. Он заговорил торопливо и поэтому немного сбивчиво, как будто боясь, что я могу прервать его на полуслове.
- Не помню точно, где и при каких обстоятельствах мы с ней встретились. Помню только, что среди многолюдья. Она появилась неожиданно, словно возникнув из какого - то светлого облака - сама вся тоже светлая - точно такая, какую ты сейчас видишь ее на портрете. Я сразу же узнал ее. У меня голова пошла кругом. Ведь я всю жизнь мечтал о встрече с такой божественно - красивой девушкой, Мы с ней разговорились. По-моему, она обратилась ко мне как к художнику. Да, пожалуй. И, вероятнее всего, это наше e ней первое свидание состоялось в картинной галереи, где были выставлены и мои работы. Совсем выпал из памяти смысл нашего разговора, но ясно запомнилось выражение и необыкновенное изящество очертаний ее милого нежнейшего лица.
- Удивительно, - продолжал Георгий, - но она оказалась значительно моложе меня - лет на пятнадцать, если не на все двадцать. Однако невзирая на столь солидную разницу в возрасте, - мы стали встречаться. Мы постоянно с ней где-нибудь виделись: у кого - то в гостях, на. шумной ли молодежной "тусовке". А то, кружились в вихре поистине головокружительного бала среди шелеста дамских платьев, рассеянного в воздухе дурманящего аромата дорогих духов, блеска жемчужных колье, веселья, музыки. У меня до сих пор перед глазами такая картина: множество вальсирующих пар на сверкающем, как зеркало, ярко освещенном паркете. И вокруг лица, лица - целый настоящий калейдоскоп лиц. Откуда все это!?..
Появлялось впечатление, будто я очутился на какой-то неизвестной никому планете. Помимо возможности самых неожиданных встреч и.чехарды возрастов - в том смысле, что кто был старше оказывался моложе и наоборот - жизнь на ней состояла из сплошных- удовольствий и развлечений» Поощрялись, правда, занятия наукой и разными видами искусства, в том числе, живописью, основная же часть времени посвящалась веселью и различным горлам наслаждение Балы, театральные зрелища, казино, пирушки,
уличные красочные шествия, карнавалы - вот, что составляло главную суть окружавшей меня жизни здесь, на этой планете, и мы с моей юной подругой везде появлялись вместе. Я совеем потерял из-за нее голову.
Однажды мы попали с ней на изумительный по красочности водный праздник. Прогулочные катерки, каноэ, парусники то и дело сновали по голубоватому водному простору, поминутно озарявшемуся бенгальскими огнями и празднич¬ными фейерверками. Мы взошли с ней на один из прогулочных катерков, тент, над которым был увешан маленькими наподобие елочных разноцветными флажками
В салоне для пассажиров свободных мест уже не осталось, и мы встали с ней у борта, на кормовом отсеке. Холодные водяные брызги изредка достигали наших лиц. По-видимому, моей очаровательной спутнице стало зябко, и она совсем по-детски доверчиво приникла плечом к моему плечу. И я, повинуясь совершенно естественному побуждению, обнял ее за талию, она не отстранилась. И на протяжений почти всей нашей водной прогулки я держал ее в своих объятиях. Обалдение! Ты не представляешь, что со мной творилось! Не знаю, как мне удалось удержаться, чтобы не поцеловать ее. Но я боялся каким-нибудь неосторожным словом или жестом оттолкнуть ее от себя. Ведь она казалась мне совсем еще ребенком - существом, не осознающим еще в полной мере себя женщиной.
В то же время я буквально сгорал от желания поцеловать ее, изнывая от все сильнее и сильнее овладевавшего мною безумного, неотступного, любовного влечения к ней.
Георгий внезапно умолк. В лице его отразилась какая - то мучительная борьба чувств.
- Я никогда и ни к кому не ревновал ее, - заговорил он, немого помедлив, - но в какой-то момент был близок к этому. Должен тебе сказать, что на небосклоне моей восхитительной любовной "одиссее" была одна смутная тень - нечто похожее на тайну. Ну, короче говоря, так случалось, что во время какого-нибудь шумного, веселого застолья иди среди бала, в самом его разгаре, она - моя прелестная бессменная партнерша в танце - внезапно прекращала танец и со слабой извиняющейся улыбкой, покидала меня, не сказав ни слова. Лишь очень выразительный полный молчаливого укора взгляд бывал ответом на мои попытки выяснить причину такого неожиданного ее ухода. Почтя одновременно с ней уходили сразу несколько человек, преимущественно мужчины, будто услышав какой-то слышимый только ими беззвучный, но повелительный зов.
Эти ее периодически повторяющиеся таинственные исчезновения начинали все более и более меня тревожить. И однажды вопреки ее слабому протесту я за нею последовал, вернее, за всеми, кто уходил вместе с нею.
Они шли нестройной удлиненной цепочкой один за другим - человек около тридцати. Я был замыкающим в этом довольно унылом молчаливом шествии. Никто, казалось, не обращал на меня никакого внимания, в том числе и она, шедшая где - то приблизительно в середине общей череды идущих.
Группу вел самый высокий из мужчин, немолодой, чуть согбенный в плечах путник, он запомнился мне особенно ясно. На нем была широкополая шляпа со слегка обвисшими полями, темно - коричневый пиджак, облегавший его узкую сутулую спину, какого - то блекло. – серого цвета брюки, свободно болтавшиеся вокруг его щиколоток, на ногах - почти такие же по цвету, что и брюки, грубоватые башмаки.
Вокруг простирался довольно однообразный ландшафт: главным образом, поросшие травой пологие холмы, калеке сбоку виднелся похожий на театральную декорацию реденький перелесок. А над нашими головами сияла лазурь абсолютно безоблачного неба. Чистейшая голубизна неба и ярко-зеленый-цвет холмов я дальнего перелеска составляли основную цветовую гамму окружающего нас пейзажа. Меня как художника поражала необычайная яркость и сочность красок в сочетании с чрезвычайной седостью их оттенков.
Между тем, перед нами тянулись все те же пологие скучноватые холмы. Мы шли уже довольно долго. И вдруг впереди открылось никогда ранее не виданное мною зрелище - долина маленьких гейзеров. Ни в детстве, ни позже не видывал ничего подобного. Может быть, только в какой-нибудь своей прежней жизни, если конечно она у меня была. Не знаю/ Короче, я был в полнейшем трансе от этого неожиданно открывшегося передо мной
поистине феерического видения.
Однако только лишь мы стали спускаться в долину, тот, кто вел группу замедлил шаг, пропуская вперед себя всех шедших до сего момента за ним следом, и, поровнявшись со мной, сделал короткий, но властный жест рукой, преграждая мне путь. Я близко увидел лицо этого человека – совершенно бесстрастное лицо вечного скитальца, отшельника, пилигрима.
Должно быть, мы подошли к черте, за шторой мое присутствие было нежелательно. Вероятно, это было место, куда они' ~ все, за кем я шел, совершали свои тайные паломничества. Вполне возможно, здесь они производили обряд омовения, черпая таким образом из находившихся тут водных ИСТОЧНИКОВ какую-то особую живительную энергию, помогавшую ям продлевать свои жизни.
В общем, я не увидел во всем этом ничего такого, что могло бы меня как-то неприятно поразить или же насторожить. И я готов уже был покорить¬ся и повернуть назад, не оглянись она - моя красавица, мое божество, мой .ангел - на меня в ту секунду. Но она оглянулась.
О! какой это был взгляд! Ты бы видел! И нежность, и любовь, и горечь от предчувствия нашей с ней неминуемо! разлуки, словно она видела какую-то стоявшую между нами неотвратимую преграду - все это, как мне почудилось, мгновенно промелькнуло в ее взгляде. Но сама она в тот момент была так прелестна, так божественно стройна, изящна, что я эабыл о всяком благоразумии. Меня обуяло безумное, нестерпимое желание кинуться к ней, обнять прижать к себе и никогда уже не отпускать ее от себя.
И я отвел преграждавшую мне путь руку. Секунду я еще медлил, но лишь одну секунду. Мы почти одновременно бросились в объятия друг к другу. Она с неожиданной для меня пылкостью прильнула ко мне всем своим, юным, душистым, трепетным телом. Наши губы впервые сблизились, соединились. Это, был поцелуй, в котором исчезала долго мучившая меня жажда неутоленного желания любви. О! наконец-то, наконец-то я нашел девушку, которую так долго искал. И вот оно - вознаграждение за эти мучительно долгие поиски. Вот оно. - счастье!
Я не сразу поверил в то, - что произошо в следующую минуту. Но та, которую я только что с такой страстью и нежностью прижимал к себе, как будто внезапно растаяла у меня в объятиях. Я сжимал в своих руках пустоту. Смятение, недоумение, отчаяние нахлынули на меня разом. И тут... в это мгновение я проснулся.
Некоторое время я. Как бы находился между сном и явью. Затем с беспощадной ясностью, понял, что все происшедшее со мной, вернее, как бы прошедшее, увы! мне только приснилось. "Неужели, неужели это был лишь сон?" - в отчаянии опрашивал я себя в первые секунды своего пробуждения. Наконец полностью очнувшись, я вскочил с постели и, наспех одевшись, кинулся в мастерскую.
Я работал над портретом, как одержимый. Из мастерской не вылезал дня три. Здесь у меня была только бутылка вина и полбуханки ржаного хлеба. Что-то еще из еды приносили мне соседские женщины. Да о еде я почти не думал, весь целиком поглощен был работой. Оброс щетиной, дошел до крайней степени душевного истощения. Но я старался набросать портрет моей иллюзорной возлюбленной пока еще видел ее всю такой, катая, она являлась мне во сне.
Георгий замолчал. Я не прерывал его молчания.
- Вот у тебя, - снова заговорил он, - в одном твоем рассказе или в повести кто - то куда - то летит, на какую - то другую планету. Нет, - покачал он головой, - это абсурд! Космос в этом смысле для нас абсолютно бесперспективен: никто никогда никуда не долетит. Я имею в виду, разумеется, на такую - то обитаемую планету. Нет, можно долететь, но только на крыльях сна.
- Ну, это, пожалуй, спорный вопрос, - возразил я уклончиво.
- Да нет, я тебе точно говорю: только на крыльях сна!
- Ну, может быть. Во всяком! случае, как версия, это звучит приемлемо. А твой сон и в самом деле необычный.
- Да, - кивнул Георгий и, взглянув на портрет, добавил: так что, если это не призрак, то уж точно - видение из моего, сна.
И он разочарованно улыбнулся какой-то словно бы косовато повисшей на его губах, печальной, улыбкой.
И вместе с этой чуть покривившей его губы улыбкой исчезал только что сидевший напротив меня незнакомец, как будто сам был лишь призраком пылко влюбленный юноша - романтический образ, вернее, прообраз всех безоглядно, восторженно влюбленных в этом мире.
Георгий тем временем опять подошел к мольберту и стал пристально, внимательно всматриваться в портрет.
- Наверное, - наконец проговорил он, - сон, о котором я тебе рассказывал, приснился мне, чтобы я понял, в чем .истинное мое назначение как художника. Только хочешь верь, хочешь не верь, но с того момента, как я сделал последний мазок краской, я боюсь снова взяться за кисти. Мне почему - то кажется, что у меня ничего подобного уже никогда не получится, ведь я работал над портретом в каком-то почти сомнамбулическом состоянии.
- Георгий, - сказал я, тоже встав с кресла и подойдя к портрету, ты также можешь мне верить или нет, но я совсем еще недавно мог с нею беседовать, слышать ее голос...
- Чей голос?.. - с удивлением переспросил Георгий.
- Той, которую ты изобразил на портрете. Может, это мое признание покажется тебе очень неожиданным, но так оно и было... ведь она...
Я осекся, встретив его устремленный на меня полный недоумения взгляд.
- Тебе нельзя пить, - сказал он с выражением искреннего сочувствия. Такая его реакция на моя слова удержала меня от дальнейших откровений.
Да и зачем?.
- А я не прочь бы сейчас шарахнуть и еще граммчиков сто! - расхрабрился Георгий, сопроводив свои слова излишне размашистым жестом руки, из-за чего чуть было не потерял устойчивость. Я едва успел поддержать его.
- Да, как видно, мы с тобой сегодня уже оба хороши, - резюмировал он  - Оставайся. Место, где переночевать, найдется.
-Да нет, я уж пожду, пожалуй, Георгий. Спасибо, что затащил меня в свою мастерскую. Очень тебе за это благодарен.
- Да ладно, чего там... Когда теперь еще зайдешь-то? - А когда ты здесь в следующий раз наверняка будешь?
- Да я тут каждый день. Часов с двенадцати и до шести - семи вечера ежедневно. Так что заскакивай. Обещай, что зайдешь.
Пообещав ему зайти в ближайшее время, я оставил его в мастерской, где он еще при мне завалился спать на чем - то вроде низенького топчанчика. Все здесь, как видно, было продумано и приспособлено для подобного рода случаев.
- Просто поплотнее захлопни за собой дверь, - совеем уже сонно про -
бормотал мне вслед Георгий.
Оглянувшись в последний раз на портрет и еще на несколько секунд задержав на нем свой взгляд, я вышел из мастерской.
Пройдя до конца проулка, в котором ютилась мастерская, я обратил внимание на то, что на заборе, за которым высился угловой дом, белели театральные афиши. Я решил запомнить это место, чтобы не ошибиться проулком, когда в следующий раз пойду в мастерскую. Мое желание вновь
увидеть бабушкин портрет оказалось столь велико, что я собрался пойти в мастерскую Георгия на другой же день к вечеру.
Найдя по приклеенным к забору афишам знакомый уже мне проулок, я завернул в него "…и там сразу же через два дома", - вспомнилось. объяснение Георгия. Я миновал два дома и заглянул во дворик. Однако ни скамейки, на которой сидели тогда4'две женщины, ни уж тем более самой мастерской здесь не оказалось. Не оказалось ее и в следующем по ходу проулка дворике. Для верности я решил пройти вдоль всего проулка, заглядывая по пути чуть ли не в каждый дворик. Но ничего похожего на мастерскую не обнаружилось. Было уже совсем поздно, когда я вернулся к себе домой, уставший, расстроенный и, как говорится, не солоно хлебавши.
Тем не менее, на следующий день я возобновил поиски, но они опять были напрасными. Мастерская как будто исчезла, испарилась. "Может, мне следует начать поиски с того самого места, где мы встретились давеча с Георгием, и пойти точно по тому маршруту, по которому дай тогда с ним вместе?"
Короче говоря, я опять возвращался к дому, в котором прошли ранние молодые годы моей бабушки. Дом неожиданно вырос радом, словно сам вдруг окликнул меня, идущего в задумчивости. Удивительно, однако я почему-то не замечал раньше, с каким тончайшим художественным чутьем дом был украшен узорчатой лепной росписью, обрамлявшей его окна и не потерявшей до сих пор своей филигранной рельефной выразительности.
И тут мне вдумалось: "Как, должно быть, звонко-радостно распахивались эти окна по весне, в годы бабушкиной молодости, навстречу свежему дующему с реки ветру, навстречу ожидания любви, счастья - всего того, что ждешь обычно с надеждой от будущего". Я стоя в некотором недоумении, не совсем рее ясно понимая, к чему меня сейчас сильнее влекло: сюда, к этому дому, к юному ли портрету моей бабушки? и все - таки почему же мне не удалось отыскать мастерскую? этот вопрос звучал у меня в голове неотвязно. "А потому, наверное, - осенило меня внезапно, - что все самое лучшее, самое для нас дорогое в жизни - и счастливая пора детства, и первая любовь, и первый поцелуй, да и сама молодость - дается нам лишь однажды и никогда уже не возвращается. Так, может быть, и моя встреча с бабушкиной молодостью в мастерской моего знакомого, художника встала .в тот же священный ряд?" И подумав так, я решил не возобновлять дальнейших поясков мастерской, которая то ли и в самом деле исчезла, а вернее всего, просто - напросто спряталась от меня в запутанной сети закоулков, улиц и улочек в этой старинной, совсем еще мало измененной новостройками приокской части города. Кстати, где-то в каких-то моих старых блокнотах у меня был записан телефон Георгия и можно будет ему позвонить, если конечно и номер его телефона мною не утерян.
Я в раздумий брел по улице. Портрет моей бабушки по - прежнему витал у меня перед глазами, но уже как будто постепенно отдаляясь и словно бы затуманиваясь. И передо мной все яснее и яснее появлялся ее уже другой постаревший, но очень мне близкий и дорогой облик. И тут я с горечью и запоздалым сожалением вспомнил о том, что редко дарил своей бабушке цветы.
Но я очень любил бабушку, которая была для меня вовсе не светской красавицей, а обычной бабушкой, доброй, ласковой, изредка, может быть, немножечко ворчливой.
…Жалуясь, бывало, на свою старость и на неучтивое подчас отношение к ней со стороны некоторых людей, в том числе отдельных мужчин в транспорте или в магазина, где ей нередко приходилось стоять в очередях, бабушка, вытирая уголком своего фартука повлажневшие глаза, вспоминала, каким головокружительным успехом пользовалась она когда - то у многочисленных ее обожателей.
Однако из бабушкиных воспоминаний выходило, что жизнь ее была далеко не сплошным лишь блистанием на различных званых балах и светских раутах. Покорившись воле своего властного отца, она рано вышла замуж за очень богатого, но нелюбимого ею человека. И однажды в отчаянии на полном ходу парохода ночью бросилась за борт, желая покончить с собой, ее спас матрос, стоявший в тот момент на вахте, прыгнув за ней в воду. Затем были годы лишений, связанных с ураганом революционных событий, встреча с моим будущим дедушкой, вторичное замужество, но уже на всю жизнь.
Думая о бабушке, я упрекал себя еще и в том, что ленился бывало лишний раз погулять с ней в ближайшем от нашего нового общего места жительства маленьком скверике у пересекавшей Большую Покровскую улицу трамвайной линии. Всегда куда-то спешил, торопился, был занят, прежде всего, своими делами.
Между тем, я все дальше и дальше уходил от дома, в который почему-то так и не зашел. Может быть, просто звезды этого не хотели? И постепенно на смену бесполезных уже укоров себе самому, сожалений о том, чего все равно невозможно изменить, вернуть, появилось светлое чувство грусти. И вместе с этой внезапно или невнезапно наступившей в душе просветленностью мне вдруг подумалось: а хорошо, что я хоть и редко, но все - таки дарил своей бабушке цветы.