Под черным крылом отца народов...

(Попытка осмысления)
Родился я достаточно давно, еще при Ста…
Впрочем, пожалуй, начну не так. Я, конечно, не открою Америки, если скажу, что жизнь каждого человека, его судьба, неразрывно и непосредственно связаны с жизнью страны, в которой он родился и живет, проживая годы, десятилетия, а порой даже и эпохи… И для человека бывает полезно время от времени как бы оглядываться назад, в прошлое, пытаясь его осмыслить и извлечь из прожитого уроки на будущее, каким бы коротким оно ни представлялось…
Нынешний год богат на юбилеи. Самый известный из них – это, конечно, 90-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. В 1917 году в России началась новая эпоха, в которой было все - и кровь, и великие достижения, и страшные разочарования… На 75-м году своего существования эта эпоха «скончалась». Первое в мире государство рабочих и крестьян развалилось, оставив после себя «семью» рванувших в разные стороны народов.
Можно ли дать целой эпохе однозначную оценку? Конечно, нет. Но можно вспомнить себя в той эпохе, вспомнить и сопоставить себя с самим собою – нынешним…
Так вот, я родился достаточно давно, еще при Сталине, в одном маленьком уральском промышленном городке. «Отец народов» в год моего рождения еще был в силе и крепости, еще вовсю работал ГУЛАГ, перемалывая в своей мясорубке тысячи жизней советских граждан. Я об этом тогда еще, конечно, не знал, поскольку был сосунком. От сталинского времени мне досталась отметина – шрамик на лбу. Было мне что-то около трех лет, и жили мы в то время в Новокуйбышевске. Семья из пяти человек ютилась в одной комнатке рабочего барака. И вот, бегая по этой комнате, я споткнулся и врезался головой в батарею отопления… Может быть, тот удар головой о батарею и определил в дальнейшем склад моего мировоззрения?
В 1953 году, в год смерти Сталина, осенью я потерял своего отца, он попал под поезд на железнодорожном мосту. С того времени начался особый период моей жизни – переезды, переселения, знакомства с новыми местами и новыми людьми…
В октябре 1957 года в СССР был запущен первый искусственный спутник Земли (скоро полувековой юбилей!). Мы тогда с мамой, средним братом и сестрой жили на Украине, в хуторе Сичь Запорожской области. Страной уже правил Н.С. Хрущев. Мы, хуторская пацанва, Хрущева не жаловали. Что мы могли знать о нем? Практически ничего, ведь телевизора тогда не было, радио тоже мало кто слушал. О советском правительстве рассказывали учителя в школе. Главного правителя страны за что-то недолюбливали взрослые, поэтому и мы, детвора, его не любили. Потом, повзрослев, начали кое-что и сами понимать.
Приехав на Украину, кажется, еще в 1956 году, мы жили очень бедно, впроголодь, и мечтали о том, как скопим денег и купим корову. Первую и единственную нашу буренку мы назвали Долгожданкой (сокращенно – Жданкой), холили и лелеяли ее, а она нам отплачивала ведерными надоями. Молоко от нашей Жданки было такое сладкое…
Жданку Хрущев у нас отнял. По указу правительства (по-моему, в 1959 году) у колхозников урезали приусадебные участки, оставив по 15 соток земли, а личных коров приказали сдать в общественное стадо, взамен постановив выдавать молоко, пропорционально количеству едоков. Мы с братом по детской глупости сначала радовались этому, ведь нам меньше забот стало, не надо было уже заготавливать корма для Жданки. Но когда понастоялись в очередях за молоком на колхозной ферме, да попили то молочко синее, тогда поняли, чего нас лишил дорогой и любимый Никита Сергеевич…
В это же время мы услышали о Кубе, об Острове Свободы. Когда разгорался Карибский кризис, мы уже жили у старшей сестры на Донбассе. У кого-то из богатых соседей-шахтеров был телевизор, и в нем я впервые увидел нашего лысого и толстенького вождя, который, размахивая кулаками, что-то кричал с трибуны какого-то международного собрания…
Куба оказала важнейшее влияние на жизнь многих советских людей. Партия и правительство ради каких-то своих высоких целей отправляло далеким кубинским друзьям (и не только им одним, но Куба больше всего была на слуху) караван за караваном судов с хлебом и другим продовольствием, заставляя собственный народ туже затягивать пояса. Вот частушка того времени: «Ладушки, ладушки, Куба жрет оладушки, а мы черный хлеб едим и как лошади п**дим!».
В 1961 году в космос полетел Юрий Гагарин. Отлично помню ощущение восторга и какого-то победного ликования. Мы победили!!! Ура-а!!!
Кого победили?.. В чем?.. Зачем?..
В это время мы жили с мамой и братом уже в Оренбургской области. Здесь, в одной из крупнейших житниц страны, нарастал продовольственный кризис. Хрущев увлекся кукурузой, этой «королевой полей» занимали почти все пахотные земли… Помню пустые полки магазинов Сакмары (районный центр Оренбуржья, где мы жили), за хлебом очередь надо было занимать с 3 часов утра. Хлеб «давали» кукурузный. Он был достаточно вкусным, но после нескольких часов хранения буханка каменела, и ее невозможно было разрезать ножом, хлеб просто раздробляли на куски. И вот за таким-то хлебом были страшнейшие очереди. Однажды мне в ней так стукнули по голове, что меня отливали водой. Это был очередной, но не последний, поучающий удар судьбы…
В начале 60-х годов страна была полна всяческих слухов о восстаниях и забастовках, о покушениях на главу государства и на космонавтов. Во все это верилось. Но вот о том, что действительно случилось в 1962 году в Новочеркасске, на Урале ничего не было слышно.
О событиях в Новочеркасске я впервые услышал в Ростове-на-Дону, когда приехал туда поступать в университет после окончания средней школы в 1967 году (еще один юбилей, теперь мой личный, 40 лет после школьного выпускного). Но за год до этого у меня был еще один переезд, с Урала на Донбасс. Случилось это благодаря очередной заботе партии и правительства о советском народе. После того, как Хрущева освободили от должностей и во главе партии и страны поставили Брежнева, сельскому хозяйству решили уделить особенное внимание. Одним из оттенков этого внимания было то, что нам, старшеклассникам, в школе было объявлено – после окончания 10-го класса все идем трудиться в колхоз, на поля и фермы. Учиться в институте выпускникам сельских школ можно будет только после двух лет трудовой деятельности.
А я хотел учиться дальше! Надо было бежать в город, заканчивать школу там. И мы с мамой вновь приехали к старшей сестре, в один из рабочих городков Донбасса. И даже там о Новочеркасске люди практически ничего не говорили!
В Ростове-на-Дону о расстреле рабочей демонстрации в июне 1962 года (в этом году исполнилось ровно 45 лет с того времени) в конце 60-х рассказывали уже только страшные легенды – о сотнях повешенных на фонарных столбах, о раздавленных танковыми гусеницами детях, о зверствах конников из «дикой дивизии». Более или менее достоверную информацию об июньских событиях в Новочеркасске я получил из рук… канадского профессора Давида Манделя, исследователя рабочего движения в России, в 1994 году, когда был в Москве на курсах повышения квалификации профсоюзных организаторов. Всю правду о Новочеркасске русский народ узнает еще, видимо, не скоро. Почему? Хотя бы потому, например, что один из участников восстания, рабочий Петр Петрович Сиуда, сделавший, как выразился Д. Мандель, «больше чем любой другой человек для предания новочеркасских событий гласности», был убит в мае 1990 года при невыясненных обстоятельствах.
В Ростовский университет я поступил на биолого-почвенный факультет, отделение почвоведения. Но, учась в школе, я хотел поступать на факультет журналистики. Однако, оказывается, чтобы стать журналистом, надо было быть лояльным и благонадежным, и, чтобы поступать учиться этому делу, надо было получить соответствующие рекомендации комсомольских и партийных органов. По каким-то соображениям, о которых я могу только догадываться, хороших характеристик мне не дали.
Теперь, глядя с высоты прожитых лет и накопленного жизненного опыта на этот факт моей биографии, я даже рад, что так получилось. А то стал бы советским журналистом, написал бы что-нибудь такое, за что теперь было бы стыдно, как, например, стало стыдно одной колымской журналистке (она сама в этом публично призналась) за то, что уже в 80-е годы участвовала в травле сосланного на Колыму известного украинского поэта-диссидента Василя Стуса, сгинувшего потом, уже во время перестройки, при Горбачеве, в пермском лагере для политзаключенных…
В ноябре 1982 года (минуло уже четверть века, еще одна нынешняя памятная дата!) умер «Ильич № 2», генсек Брежнев. С его смертью, как считается, окончился период застоя в жизни страны Советов. Последовавшая затем череда смертей «кремлевских старцев» как бы иллюстрировала то, что страна, изнемогающая от идиотизма советской жизни, корчащаяся в конвульсиях из-за повсеместного дефицита всего и вся, медленно подползала к очередному перелому в своей жизни. Разгоралась заря перестройки, но Беловежские соглашения еще никто и представить себе не мог…   Лично для меня в брежневский период никакого застоя не было, поскольку все эти годы я мотался по просторам державы, своей жизнью иллюстрируя строчки популярной в те годы песни «мой адрес не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз!».
Так и не доучившись в университете (главная причина – будущая профессия оказалась не по душе. Отсюда, наверное, и фрондерство, и небрежность в учебе), я отслужил срочную в армии. Потом работал на юге и на севере, участвуя в строительстве железных дорог и аэропортов, реконструкциях заводов и сельхозпредприятий. Устав от романтики “общаг” и рабочей бедности, решил податься в торговлю, где тогда трудились, в основном, «уважаемые люди» (по Райкину). Но их хлеб пришелся мне не совсем по вкусу. Выход виделся один – податься на заработки на Север. Хотел в Норильск, но вышло так, что попал на Колыму. Здесь совсем по-другому зазвучала для меня дата – 1937 год (снова грустный, даже тяжелый юбилей!). Золото и остатки лагерей, кости неизвестных зэков, вываливающиеся из бортов золотоносных полигонов, воспоминания оставшихся в живых колымских сидельцев… Такой вот поворот фортуны.
1992 год. Страны Советов уже нет. Первые месяцы новой жизни. Обвал цен (15-летний юбилей, веселись олигархия!). Тяжело, но терпимо, ведь, наконец, СВО-БО-ДА! Приватизация, акционирование, первые заработанные на прииске доллары и купленные на них импортные видеомагнитофоны и холодильники. Глаза широко открыты от изумления – как же так, пока ты заработал на трехдолларовую куртку и десятидолларовый фен для жены, кто-то, покидая Колыму, увозит с собой пять двадцатитонных контейнеров с машинами и прочим барахлом. Это, брат, социальное расслоение по-нашенски, воочию. Дальше - больше… Куда-то пропадали миллиарды (неденоминированных) рублей, начальство менялось, но виноватых в пропажах все не находилось. Страна жила весело – то плясала с ложками в руках, то воевала на Кавказе. В Москве – “пир во время чумы”, а с Севера бежит народ.
Теперь – «стабильность и подъем», но народ с Колымы продолжает убегать. Куда бежит, сам не знает, но бежать, как думают многие, куда-то надо. Страна снова на переломе…
Колыма, 2007 год.