Паровозик

Испробовав все методы убийства, я нашел один. Самый страшный и самый массовый. Я изобрел суицид, как для своей души, так и для кофейных зерен и времени. Я занимался живодерством, дважды в неделю, в дешевом плохоотаплевомом кафе "Малыш". Грустно и бесполезно, изображая жертву еще не произошедшего вселенского ужаса, я пялился в окно.

Холодный кофе и дешевое радио, что еще нужно для блестящего начинания субботнего дня. Я надсмехался над собой, мял салфетки, курил сигареты и переживал еще один месяц этого года. Личная жизнь отсутствовала, школьная жизнь прогуливалась, родители обещали появиться в конце недели. Упадок.

Уже второй месяц мне снился желток, который падает на сковородку и расплывается на ней. Наверное, во мне душа неродившегося цыпленка, но это не суть важно.

Еще у меня есть молчаливый друг, вот он сидит напротив и играет с чашками на столе, рисует, понимаете ли. Он, как мне рассказали, выдающийся художник. Насчет художника не знают, а вот лопатки у него, ох как выдаются. Может он ангел, но кто его знает, он молчит. Молчит, с тех пор как мы познакомились, а было это полгода назад. Тогда он просто курил и выдувал колечки. Я думал, он девушка, знаете, я часто ошибаюсь с этим, вот и подсел, как идиот. Мы разговорились, точнее он молчал, а я говорил. Говорил о Бродском, а он прикрывал глаз и курил. Так он поселился у меня.

Жил с нами, с моими родителями, я им соврал, сказал, что ему жить негде. Но тот не сопротивлялся, просто руководил глазами. Он иногда оставлял записки и уходил из дома один. Я замечал их не сразу, он тщательно прятал их. Может боялся, что я не пойду его искать или еще чего. Я всегда сначала искал друга, а потом только записку и находил.

Сейчас, записывая эту историю, так хочется сказать, что он прекрасен, но все ворчали, когда видели его. Все твердили, что он ворует мои деньги и несет чушь. Но я, то знал, только я в этом чертовом мире знал, как он прекрасно выдувает колечки и опирается лопатками на спинку стула.

Наверное, я не должен так много говорить о нем, он смотрит на меня с укором.
Хорошо, я расскажу вам то, что он хочет. Я давно уже повинуюсь ему, исполняю его желания и кажется мне, что это мои желания. Мы с ним обошли весь город. У нас в мире ничего кроме города нет. Знаете, город и все, но он большой такой, нам не тесно. Я лично не жалуюсь. Даже порой интересно бывает, что там за поворотом. Он выпрямлял улицы и все время вспыхивал фотоаппаратом. Только тогда он пугал меня, я содрогался и думал, что в этот момент моя душа уже за пазухой у доктора тьмы. Сердце, правда, билось после вспышек, но я до сих пор не уверен, что он не обкусал мою душу. Ах, да. Я забыл рассказать о его вкусовых пристрастиях. Он ест орехи, но только со скорлупой, вообще предпочитает круглые предметы. Я его понимаю, организм их лучше переваривает, во всяком случае, в нашем мире это так.

Еще у него есть желания, они постоянно спят с ним по ночам, он называет их спутницами. Я стараюсь не показывать, что они меня смущают, но уж больно они похожи на проституток с главной площади. Знаете, которые приходят и молятся, кто лучше тот и больше получает. Не люблю я их, слишком уж приторно молятся в ряд, а в круг еще хуже.
Так вот, после прогулки по городу мы сидели в кафе, и я знал, что мы должны были попрощаться, он уходил. Он нагло улыбался, и с каждой ямочкой на щеке раздавался хлопок моей ладони. Звучно он шлепался о его лицо. И я ронял слезу.
Тогда он пересел за другой стол. Потом встал, сказал: «Я художник» - и ушел.
Придя домой, я рассказал родителям, что он больше не придет. Я думал, они привыкли к нему, и будут скучать, но они только обрадовались и поставили на стол гречку. Конечно, она не круглая, но сойдет: в день траура не хорошо круглое есть.

Часы отматывали круги назад, в нашем городе время бастует уже сто лет и идет только назад, а жалование ему никто не готов платить, так и живем.
Я открыл книги и читал, ходил в школу, потом был институт, потом я стал ставить двери. Работа у меня такая двери ставить. Знаете поговорку: «за седьмью дверями», так вот я везде как семь дверей поставлю, так мне платят.
Я не узнавал, как делают детей, хотя говорят это не так сложно, но не приходилось, знаете ли. А потом я умер, наверное, в нашем городе говорят, что все умирают. А дальше была бесконечность, та, что восьмеркой на полу лежит, да паровозик по ней едет. Я больше не встречал своего друга, если встречу, значит, в рай попал. Вот и все вроде.