Мой 124-й

     Я обожаю этот запах. Запах, царящий в салоне автомобиля. Он наводит на мысли, от которых кровь начинает бежать быстрее, сердце учащенно бьется, а кое-где на коже выступает влага. Ни одна ароматизирующая вещица не способна перебить неповторимую смесь запахов – кожи чехлов, бензина, смазки, нагретого солнцем пластика, резины, и едва ощутимый запах омывателя для стекол. Я вдыхаю этот аромат, и мне кажется – мы с автомобилем дышим одним воздухом, и постепенно кровь в наших жилах приобретает сходный состав. Чтобы окончательно слиться с машиной в одно целое, я провожу кончиком указательного пальца по звезде с тремя лучами в окружности, хромом блестящей на руле, и впадаю в экстаз.
     Мне не нужно дорогой машины, не нужно машины новой. Я отдала свое сердце Мерседесу-124, и ничто не в силах разлучить нас. Даже когда я провожаю взглядом крашенных блондинок в кабриолетах, перед глазами встает брутальный и самоуверенный автомобиль с огромными фарами и сверкающей на солнце решеткой радиатора. Это легенда, овеянная славой во всем мире, от родной педантичной Германии до истерично-придирчивых Штатов, от разборчивой Японии до крутонравой России. Я горжусь тем, что сижу за рулем «бандитской тачки», и весь облик этого автомобиля говорит – слабохарактерные 124-ый Мерседес не водят!
     Мне было девятнадцать лет, когда я пошла в автошколу, и тот факт, что первой в моей жизни машиной оказался белоснежный красавец Мерседес, до сих пор кажется мне судьбоносным. Говорят, женщина никогда не забывает своего первого мужчину. Также и я никогда не забуду первый автомобиль, который подарил мне восхитительное упоение скоростью. Прошло уже столько лет, сменилось столько машин, но я как наяву могу увидеть тот Мерс. Помню царапины на его приборной доске от чьих-то каблуков, помню небольшую вмятину на багажнике, когда какая-то дуреха на красной Мазде не успела затормозить на светофоре. Помню неповторимый угол поворота девятнадцатидюймового колеса, и как отражались солнечные лучи на зеркале литых дисков. И то, с каким благоговением я смотрела в глаза-фары этого автомобиля, ощущая, что и он оценивающе разглядывает меня с холодным интересом хозяина жизни. Мое сердце билось неровно, во рту пересохло, а колени едва заметно подрагивали от слабости, потому что он вызывал во мне вожделение, близкое к плотскому. А день, когда мой инструктор снял с крыши постыдный треугольник с буквой «У» и разрешил перейти на четвертую скорость, стал днем моей окончательной капитуляции перед нахальным обаянием и истинно мужским напором этого автомобиля. Сто семьдесят пять лошадок весело несли новоиспеченного водителя по кольцевой дороге, а ощущения внутри меня были близки к пику сексуального наслаждения. Первый, но далеко не последний раз, я почувствовала слияние с машиной, соитие, в самом первоначальном смысле этого слова, когда два организма становятся одним, когда кажется, что четыре колеса и шесть цилиндров двигателя – твои собственные органы, а Мерседес питается твоей энергией и воспринимает мир с силой пяти человеческих чувств. Я полюбила его однажды и навсегда.
     У этого автомобиля имя женщины, но он – олицетворение мужского начала, от внешнего вида до стального характера и недюжинной выносливости. Он – король дороги, и поэтому он так уверен в себе. Когда я купила свой собственный Мерседес-124, я почувствовала себя его королевой…
     Стоит только закрыть глаза, как запах его – словно запах твоего мужчины – обступает со всех сторон, проникает в мозг, дурманит, как вино. Я поглаживаю обтянутый кожей руль, уже изрядно потертый от постоянного скольжения рук. Я охватываю ладонью головку рычага коробки передач, и пульс мой учащается от нежных движений вверх и вниз. Я чуть раздвигаю бедра, на ширину педалей сцепления и газа, и покусываю наливающиеся кровью губы. Его запах усиливается, и возбуждение нарастает. Я крепко сжимаю пальцами руль, тут же расслабляю кисть, чувствуя, как обволакивает меня энергия этой машины, чтобы через мгновение снова с приглушенным стоном сжать пальцы на руле, и откинуться на подголовник, изогнув спину. Я ласкаю свой Мерседес, а он ласкает меня по-своему. Что это, если не любовь, страстная, чарующая, обжигающая. Я наклоняюсь вперед и целую эмблему на руле, прижимаясь вздымающейся грудью к ободу.
     - Мама!
     Я вздрагиваю, чары рассеиваются. В воздухе еще витает электричество, словно пара любовников мгновение назад сидела в салоне автомобиля. Нехотя опускаю стекло. Ненавижу, когда мне мешают наслаждаться своей машиной. Но сын выглядит решительно – ему нужно забрать мою машину и уехать.
     - Мама, давай я тебе помогу! Ну, зачем ты снова полезла за руль?
     Я не отвечаю, это риторический вопрос, и ответ на него мой смышленный ребенок прекрасно знает. Молча, он подставляет свой мускулистый бицепс под мою руку, подхватывает меня и усаживает в инвалидное кресло. Поскольку после автокатастрофы ног ниже колена у меня нет, я стала совсем легонькой, и сын справляется со мной, как с пушинкой. Тоскливым взглядом я окидываю свой Мерседес, за рулем которого могу теперь только сидеть и дышать запахом его салона, потому что нажимать на педали мне нечем. И хотя я давно уже приказала себе забыть про тот страшный день, иногда я думаю – что было бы, сиди я за рулем своей машины, а не машины мужа?
     Сын поцеловал меня на прощание, сел в автомобиль и уехал. Я провожала их взглядом, чувствуя, как сжимается сердце от острой любви к ним обоим – моему сыну и моему автомобилю. И вращая колеса инвалидной коляски, далеко не похожей на Мерседес-124, я мечтала о том дне, когда снова нажму на газ и рвану – вперед и вверх.