Кавказ. Ностальгия

Кавказ. Ностальгия.

Вся прелесть гор в том, что смотреть на них тебе никто не мешает. Как часто я вижу пятнадцатилетнего подростка, светленького, как солома, сероглазого, с пытливым, огромным взглядом, который он поднимает и добрасывает до самых кончиков гор. Эльбрус, Казбек. Течёт-струится речка Черек – холодная, строгая, искусно прячущая своё природное коварство. Шум – как вечное напоминание о вечности воды, растворяющейся в ледниках и пробивающей дорогу сквозь камни.
И мальчик берёт лепестками пальцев голыши и рассматривает их. И чудесные страны открываются перед его неиспорченным жизнью и глупыми людьми взглядом.
Папа.
Я хочу тебя видеть таким. Я хочу видеть исток той реки, откуда понеслась твоя не самая лёгкая жизнь. Я стою рядом непризнанной матерью и не рождённой пока дочерью, и смотрю на то, как наблюдаешь ты за муравьиным царством – часами, а потом идёшь домой, где у доброй матери уже готов обед, и сестра с отцом вернулась из сада.
Корнями ушедший в скучные равнины Ставрополья, ты, всё же, - сын гор. Сердце гор. Кабардинцы, балкарцы, чеченцы. Русский мальчик среди улыбчивых и строгих, сдержанных одновременно кавказцев. И ты – кавказец?
Две тысячи над уровнем моря. Обычаи, познать которые сможет лишь рождённый среди них. Безликое название Советский и пышущее силой горных народов Къшхатау. Лысая Гора. Вот же она – всё так же смотрит на посёлок.
Свои кодексы и моральные законы. Честь, стойкость. Нельзя говорить на своём языке, если рядом русский, иначе он не поймёт. Говорят на русском. Для своих – уроки родной речи, на которые папа не ходил. Радовался свободному времени. Может быть, теперь жалеет, что не смог стать ближе к народам, принявших его, как своего.
Папа рассказывает, и улыбка мелькает на его бороде, в которой уже слишком много седых волосинок.
А светловолосый русский мальчик, потомок терских казаков, с друзьями катает огромные камни с горок. Тут главное подковырнуть и успеть отбежать – камень загудит и покатится. Весело!
Кавказ подарил мальчику, а потом и парню, свои законы и мораль, которые он пронёс сквозь всю жизнь. Уважение к старшим – оно не только в том, чтобы вставать, приветствуя их, когда они входят в комнату. Уважение к старшим – это спрашивать их совета, подчиняться их воле. Жить по чести и совести, и никогда не забывать, кто ты есть.
Он карабкался на горы, и с них смотрел на свой посёлок, мечтая о том, чего и сам сейчас не вспомнит, и над каждой горой поднималась новая. Черек-ана – Голубые озёра дарили возможность сказки. Всего лишь карстовые впадины. И Карасу – «чёрная вода», не делает эти Черекские воды темней, все вместе мчатся они на равнину, к Бансану, который создаёт, словно Небесный Творец, лепит Терек – обитель славных казачьих родов, где и мой прадед был есаулом, где и слово «честь» звучало по-иному.
 Как мальчишка-папа сплавлялся на огромной тракторной камере с друзьями по этому самому Череку, - когда-то обманчиво-ласковому, когда-то коварному и даже жестокому!
С любовью вспоминает папа, сняв очки, о местной легенде любви гор. Жила-была прекрасная Эльбрус. Сверкала она на солнце. И влюбились в неё двое – острый, как нож, Казбек, и Бештау. И прекрасная Эльбрус предпочла Бештау. Разозлился тогда Казбек, и вонзил в Эльбрус свой чёрный кинжал, и раскололась её жемчужная вершина на две части. А сердце Бештау распалось на пять частей от горя – потому и называют его по-балкарски «пять гор».
Одна из этих гор – Машук. Под ней погиб от руки завистливого и обидчивого подонка Мартынова юный Лермонтов. Лучший поэт России.
А Кайсын Кулиев, великий балкарский поэт, читал наивные стихи моего папы, написанные под впечатлением от сказочного Кавказа, и кое-где хвалил, кое-где - нет. И папа выбрал живопись, ведь только так, кистью, красками и мастихином можно запечатлеть красоту места, где ещё Пушкин возносил карие глаза романтика в небо и слушал нескончаемый шум водопадов.
-Калайсы?
-Бек эги!
Всё всегда хорошо. Не может быть иначе, когда русский мальчишка Коля ещё не ушёл в армию, а потом не вернулся больше в горы, променяв их на прохладный Ленинград, с радостью ставший ему новой Родиной.
…Мы были в Норвегии. Огромные горы со странными ледниками поднимались ввысь, ввысь. И папа смотрел на них. И восхищение видела в его нестареющих глазах. Я знаю – он вспоминал Кавказ. Свою вечную родину, где родился он в лесу, под защитой чистого родника, близ Аушигера.
И горы помнят маленького Колю, и простоят ещё сотни лет, и накануне конца света мы с папой придём к ним на поклон – вдохнуть орлиного воздуха. Ведь недаром кто-то написал на скале по дороге к Бизенги – «Дорога в Рай»…