Крутой тусняк, почти гламур

Загорск, 1989 год. На пересечении двух улиц в подвале небольшого одноэтажного здания гастронома есть пивной бар. Грязный, когда в него входишь, щуришься от полумрака, в нос бьёт сильный запах дыма сигаретного, до рези в глазах, амбре разбавленного пива и сивухи, запах воблы, некоторые любят с «тухлецой» и резкий запах мочи (дверь в туалет всегда открыта, моча там прямо на полу лужами).
На его открытие со всего города  собирается толпа: алкоголиков, пьяниц, просто выпивающих, просто любителей пива. 1989 год – разгар антиалкогольной компании.
Толпа большая, человек 150-200.
К началу открытия все уже на стрёме, уже напряжены, уже сосредоточены. Самые нетерпеливые, они же завсегдатаи, местные крутешки, они же конкретные синяки долбят руками и ногами в обшарпанную дверь подземелья.
И вот он час правды, мгновение радости -  двери открываются, толпа дружно стремительно вливается в подвал. Кто с банкой, кто с канистрой, многие с воблой, некоторые с самогоном и водкой, кто ж не знает истины – «пиво без водки – деньги на ветер». Часть выстраивается в две толстые нестройные очереди, часть устремляется к захвату столиков, высоких под потолок подоконников, ящиков – к местам вожделенного поглощения дешёвого пойла.
Там и здесь по стенам таблички, где крупно, красными жирными буквами –«НЕ КУРИТЬ». Народу хватает минут на 15-20, до пропускания первой кружки.
И вот первые счастливчики эквилибристы, зажав в каждой руке по 3-4 пол-литровые кружки, продираются сквозь алчущую толпу к своим братанам, чувакам, корешам и пацанам.
С течением времени дым уплотняется, градус в крови повышается, гул пьющих и говорящих нарастает. Смех, ругань, местами вспыхивают ссоры, бывают драки, чаще безобидные - максимум кружкой по голове.
Люди общаются, люди делятся друг с другом наболевшим, сокровенным. Люди ищут внимания, понимания, сочувствия. Из-за общего гула они вынуждены кричать между глотком, между хлебком пива и разжёвывания рыбы. Они кричать каждый о своём и никто не слышит друг друга, хотя многие делают вид, что слушают. Никто никого не понимает, хотя многие делают вид, что хотят понять.
Но всё же они друг друга чувствуют, ибо подобное познаётся подобным.
Слова здесь не средство передачи информации, слова здесь фон, фон для процесса обезболивания от страшной беды, беды под названием Жизнь.
Через пару часов появляются первые вырубающиеся, ещё через пару часов обязательно приезжает наряд милиции,, типа загрести самых пьяных и буйных. Но почему-то чаще загребают тех, у кого ещё на кармане звенит.
Ещё через пару часов пиво кончается, нельзя же чтобы было его в волю, в СССР вообще всегда было нельзя чего-то в волю. Народ пьяный, нетрезвый, налившийся начинает расходиться. До завтра. Завтра в городе откроется ещё какой-нибудь бар, а может быть и этот.
Завтра алчущие и страждущие вновь попадут на свой пьяный, истеричный, бессмысленный, похмельный праздник.
Завтра они смогут сжечь ещё несколько часов своей страшной беды, беды под названием Жизнь.

Москва, 2009 год. Модный дорогущий тусняк (дансинг пати). Экзотичный фейс-контроль (охрана) на входе. Внутри всё блестит и сверкает, грохот хауз музыки, дым дорогих сигарет, алкоголь – весь ряд, всё что душе угодно, со всех концов мира. Запах пота возбуждённых человеческих тел упорно борется с запахом дорогого парфюма. Публика пёстрая, яркая, разновозрастная, дорогая и не очень. Пьют, гуляют, танцуют, общаются – крутой тусняк, почти гламур.
Люди пытаются общаться  о своём наболевшем, пусть это даже и шелуха. Вынуждены кричать своим собеседникам чуть ли не в ухо.
Гонка за счастьем, которое у них в удовольствии чрева – живёт и временно побеждает страшную беду, беду под названием Жизнь.
Время течёт, многое меняется, меняются декорации, меняется атрибутика и репрезентация, но суть остаётся неизменной.
Нельзя уйти из места, в котором «оставляют надежду всяк туда входящий», но можно на время впасть в процесс обезболивания.