***

Доппельхёреры для охотничьих собак


Эта небольшая миниатюра - дань памяти Анатолию Чернову, человеку хорошо знакомому старшему поколению Сухумского физтеха, человеку в некотором роде историческом. Анатолий Чернов был прост в обращении, с ним было приятно общаться, у него было хорошо развитое чувство юмора, он был, несомненно, талантлив и непрерывно что-то генерировал. Он был среднего роста, с некоторой склонностью к полноте.
В 1949 году в Сухумском физтехе коллектив под руководством известного немецкого специалиста доктора В. Щютце создал масс-спектрограф, позволяющий работать с тяжелыми элементами с погрешностью до 1%. Подобные масс-спектрометры отечественная промышленность тогда не изготовляла, не изготовлялись они и в Европе. Американцы масс-спектрометры этого типа не продавали. Позже для теоретических лабораторных работ был создан масс-спекрометр высокой точности, позволяющий определять дефекты массы ядер. В этих работах деятельное участие принимал техник Анатолий Чернов. Позже Чернов рассказывал, что по результатам этой работы его премировали несколькими поездками в Москву и еще какими-то благами.
Позже, до 1957 года, Анатолий Чернов работал в лаборатории И.Ф. Кварцхава, где исследовали плазменные неустойчивости на экспериментальной установке с пинч-эффектом. Суть эксперимента заключалась в разряде высоковольтных конденсаторных батарей большой емкости через воздушный разрядник на капсулу с металлической проволочкой внутри. Протекающий в капсуле во время разряда физический процесс фиксировался высокоскоростным фоторегистратором (СФР). Экспериментальная установка размещалась на втором этаже основного научного корпуса СФТИ. Кабинет И.Ф. Кварцхава размещался этажом выше. При работе воздушный разрядник издавал устрашающей силы звук, слышимый на значительном расстоянии. Снимки, полученные на СФР и обработанные в фотолаборатории, затем передались И.Ф. Кварцхава для анализа процесса плазменной неустойчивости. Для непосвященного наблюдателя все снимки СФР казались клонами, настолько они были похожи один на другой. Процесс подготовки к каждому эксперименту был достаточно трудоемким и длительным. Проведение эксперимента обеспечивали Анатолий Чернов и Сергей К. Кому-то из них, а, скорее всего Чернову, пришла в голову мысль о том, что раз «в год работа, а в грамм труды», а все снимки так похожи,  то следует «упростить» эксперимент.
            Творческая мысль быстро нашла нужное решение в толстом вакуумном шланге, который при ударе о верхнюю наружную поверхность лабораторного шкафа издавал звук, который был очень похож на звук воздушного разрядника в момент разряда. Наши «экспериментаторы» определили промежуток времени между разрядами воздушного разрядника при штатной работе и ввели в экспериментальный процесс определенную скважность: один цикл с разрядником и один цикл с имитатором. И.Ф. Кварцхава, сидя в  своем кабинете, контролировал ход работы по звуковым сигналам воздушного разрядника. До поры, до времени всё шло нормально. Кварцхава получал фотокопии штатных экспериментов, не замечая отличий. Но однажды наши экспериментаторы не соблюли скважности и это встревожило руководителя эксперимента. Он вышел из кабинета и вошел в помещение, где шел эксперимент, в тот момент, когда Чернов взгромоздился на стул около лабораторного шкафа  и приготовился к удару вакуумным шлангом, или уже ударил. Скандал был грандиозный. Виновников скандала перевели в другое подразделение. 
Я познакомился с Черновым осенью 1958 года, когда перевелся из Новгорода на Волхове в Сухумский физтех и стал работать в Особом конструкторском бюро. Нас  сблизил интерес к телевидению, в особенности, когда он узнал, что прежде я занимался дальним приемом телевидения. В это время институт получил техническое задание от Института ядерной физики Сибирского отделения АН СССР на разработку форинжектора (импульсного линейного ускорителя – ИЛУ) для ускорителя на встречных пучках ИЯФ  и эту разработку поручили ОКБ.  Долгое время группа ведущих сотрудников ОКБ проводила «мозговой штурм»: каким образом получить ускоряющее напряжение для электронной пушки форинжектора. Чернов был первым, кто предложил  изящное решение - использовать для этой цели резонансный ускоритель на четвертьволновом коаксиальном резонаторе.
Существенным недостатком Чернова была его любовь к спиртному: пил он без меры, быстро теряя контроль над собой, и в это время ему была нужна аудитория. Он начинал что-то быстро рассказывать, нещадно жестикулируя. На моей памяти много случаев, когда, спасая  от гнева начальства, я запирал его в своей рабочей комнате. Ходила легенда о том, как однажды в городе Сухуми А.Чернов в состоянии глубокого опьянения был задержан сухумской милицией и учинил в ней дебош. Следует отметить, что отношение милиции к сотрудникам института (а тогда сотрудников института именовали «сотрудниками объекта») было настороженным, так как многие сотрудники института этим манкировали. Очевидно, в этот раз Чернов настолько допёк милицию, а в это время там шел ремонт, что кому-то из начитанных (!) сотрудников  милиции пришла на память сцена из книги Марка Твена «Приключения Гекльберри Финна», когда старые мошенники «король» и «герцог» надули провинциальную публику, выпустив на сцену «Королевского жирафа или Царственное совершенство», т.е. голого и размалеванного как радуга «короля», - милиция в данном случае использовала подсобные средства и раздев Чернова, также раскрасила его и в таком виде выпустила на улицу. Через какое-то время Чернов пришел в себя и, пользуясь темнотой, добрался до развилки дороги под железнодорожной эстакадой – началом Тбилисского шоссе. Спрятавшись в кустах, он дождался машины, на которой ехал его знакомый, и выскочил на дорогу, чуть не спровоцировав аварию. К счастью его узнали, обмотали найденной в багажнике машины мешковиной и отвезли домой. К сожалению, этот инцидент ничему его не научил. Пить он продолжал.
         Анатолий был большим шутником и частенько кто-нибудь становился объектом его розыгрыша.  Один из наиболее запомнившимся мне розыгрышей произошел с Сашей Н. Саша собирался в командировку в Москву. Обычно в таких случаях к командируемому обращаются с просьбами и поручениями. Все знали, что Чернов заядлый охотник и имеет двух охотничьих собак. Во время одного из дружеских трёпов, Чернов, узнав о командировке Саши, посетовал на то, что при утренней охоте у собак часто мерзнут уши, а это влияет на слух, и что сейчас в продаже появились немецкие наушники для собак под названием доппельхёреры. Саша  клюнул на эту удочку и сам предложил купить в Москве доппелхёреры для собак Чернова. Вернувшись из командировки, Саша рассказал, что во многих охотничьих магазинах о доппельхёрерах не слышали, но в одном из магазинов продавец сказал, что да, что доппельхёреры действительно бывают в продаже, но надо знать номер доппельхёрера, чтобы он пришелся  собаке по размеру. Видать, продавец тоже оказался шутником. Эта история долго ходила по институту и только после отъезда Саши в другой город сошла на нет.
Обычно в августе и сентябре Черное море частенько штормит. Для нас, тогда молодых, искупаться в шторм было большим удовольствием, но для этого надо было обладать известной сноровкой при заходе в море – следовало поднырнуть под набегавшую волну и быстро выплыть в спокойную часть моря, где можно было долго качаться на волнах. Наиболее затруднительно и рискованно было выбраться на берег, так как в этот момент ты попадал между двумя потоками воды, одним, набегающим из моря и вторым, возвращающимся в море. При неудачном «попадании» тебя начинало крутить и волочить по песку. Иногда ты вылезал изрядно поцарапанным. Однажды в такой шторм в нашей компании оказался Чернов. Когда мы вылезли на берег и стали ожидать Чернова, мы долго не могли понять, почему он задерживается, почему не возвращается на берег, и почему  всё время жестикулирует. Кому-то из нас вновь пришлось поднырнуть под волну, пообщаться с Черновым  и вернуться на берег с сообщением, что волна смыла с Чернова его футбольные трусы. Каким-то образом дело уладилось.
В 1963 году сменилось руководство ОКБ и была объявлена война пьянке. Анатолию Чернову пришлось уйти из отдела. Последние годы жизни он работал в одной из лабораторий института. Общались мы уже эпизодически. К этому времени он уже был болен диабетом, сильно сдал, похудел, жаловался на то, что у него мерзнут руки, стал даже носить перчатки, но, тем не менее, сохранил чувство юмора.