Испытание - рассказы

               

                ИСПЫТАНИЕ
 
- А-а, - перекрыл грохот боя мощный командирский рёв. – Совсем зажали, шакалюги!
Вокруг полыхало, рвалось и стреляло. От горевшей БМП припекало.
- Хрен сосать! Не те ребята! – снова взревел высокий и широкоплечий офицер, поднявшись в полный рост.
Помчал огромными прыжками к скале, отмахиваясь огнём из ствола ручного пулемёта. Полез на неё, укрываясь в разломах и трещинах, отсекая огнём подбиравшихся к солдатам бородатых воинов аллаха. В него пустили гранату, но она только помогла ему, забросив на пологую вершину господствующей  высотки. Он рявкнул торжествующе, и, привстав на колени, стал поливать прицельным огнём зарвавшихся бандитов…
Вскоре к нему забрались и остальные. Скала была из старого обветренного веками камня, и забираться на неё было довольно легко. Затащили и двух раненых. Ещё одного задело, и он полетел, было, вниз, но сзади лез молодой офицер в лётном комбинезоне и, подхватив падавшего, завалился с ним на вершину…
Погашенный парашют трепыхал серебристым озерцом среди мелких камней в долине… Это было начало предгорья, они заняли господствующую высоту и, немного отдышавшись, заревели торжествующе. – Теперь попробуй нас взять, чечен вашу мать! Шакальё подлое! Это вам не заложников хватать и не в спины детям и женщинам стрелять. Отморозки, долбанные! 
Старший лейтенант рявкнул на солдат. – Прекратить стрельбу! Экономь патроны. 
Его послушались даже  внизу. Стрельба прекратилась. Солдаты устроились поудобнее и дружно закурили. Старший лейтенант отбросил пулемёт и с радостным рёвом полез на летуна.
- Жора! Чёрт глюпий! Сколько лет, сколько зим? Почти с самой школы не виделись.  А ведь, не разлей вода, были тогда.
Они завозились, но вертолётчик не радовался. – Димка, зачем полезли на верную смерть? Своя жизнь не дорога, пацанов бы пожалел.
- Они сами кого хошь пожалеют. Не видишь, все дембельнутые. Контракт подписали. Сами воевать остались.
Солдаты и на самом деле все заматерелые, сверхсрочники, щерились улыбчиво.
Пилот возмутился. – Вот, дурогоны! Вечер скоро, а у них одни смехуёчки.
- Ага! Не снимут дотемна, будет нам секир-башка.
- И то ладно. Закинут наши буйные головушки на пост. Будет что хоронить.
Жора тихо шалел от такого чёрного юмора,  Дима отступил от него, хмыкнув с издёвкой.
- Не воевать, а воровать, надо было тебе учиться.
Солдаты и на это отозвались со смехом. – А и братву, и торгашей тоже по чём зря мочат. Сегодня ты – новый, а завтра – труп.
Дима хмыкнул тоже закуривая. – Харе мраки нагонять, пора баб вспоминать.
Они некоторое время молчали,  Жора уныло сообщил.
- А я, Дима, женился. Сынишке два годика ещё нет.
- А я разженился.
- И зажили вроде бы нормально. Квартиру от немцев получили и, хоть начальство мебелишку и модерновую фасонину выгребло, всё равно квартирка шик – красота. 
Паузой никто не воспользовался, вертолётчик снова вздохнул. – И жёнушка у меня – мечта!
- Блондинка, поди, голубоглазая?
- Сероглазая. Понял сразу я.
- Расскажи, как закадрил.
- Привёз майор молодую жену из отпуска… Смотрю – моя баба!
- Как, твоя? – ахнули все разом.
- А вдарило по мозгам. Моя и всё! Через пару недель увёл я её у майора.
- Ха-ха-ха! – заревели в безудержном хохоте солдаты.
Даже чечены всполошились, снова открыв стрельбу.
- Ну, Жора, десантурный ты мужик, оказывается.
Но смеялись недолго, уж очень унылый вид был у вертолётчика.
- Чо, норовиста попалась кобылка, трудно усидеть в седле?
Жора озлился. – Отлично живём! Вам и не снилось.
Стрельба стихла, и парни примолкли, думая о своём. Через некоторое время Жора толкнул школьного друга.
- Ты должен её знать, Дима. Лариска Капустина, младше нас на три класса.
- Ириска, - стал распускать губы офицер-десантник.
И неожиданно вскрикнул. – Моя баба!
Но тут же сник и отвернулся. Тишина воцарилась наинеприятнейшая. Кто-то из солдат вымолвил мрачно.
- Какая теперь разница – чья? Шансов выйти – ноль.
Дима вдруг вскинулся. – Это у вас нет шанса выйти. А мы, Жора, гад буду – выйдем! Судьба – сука такая! Любит создавать ситуации.
Теперь Жора распускал губы. – Имей совесть! Дитё у нас.
- Имею право! Оболгали меня перед нею, вот и ломанулась в замуж за первого попавшегося…
Дима оказался прав. Они продержались до утра, отбиваясь от подкрадывавшихся боевиков, пока к ним не пробилась помощь. Но лишь два солдата тихо напевали страшную песню агонии жизни своей. И не допели её до госпиталя… 
А школьные друзья отлежались и залечили раны. Жора от судьбы своей не уходил, привел школьного товарища домой. Но Ларисы они не застали, с сынишкой, не узнавшим отца, нянчилась соседка, тоже офицерская жена, только гораздо старше. Она и сказала с подтекстом, что Лариса торгует на рынке у лиц кавказской национальности. Военный городок вертолётчиков передислоцированных из бывшей  ГДР находился километрах в сорока от областного центра. Каждый день ездить туда и обратно было накладно, и Лариса часто не ночевала дома. Они поехали к ней на базар…
Дима остановился тут же у ворот, мрачно разглядывая суетливую рыночную толпу. Летун в парадном мундире толкнул друга в чёрно-пёстром прикиде  крутого и огромных тёмных очках.
- Ну что ты?
- Да погоди, разведать надо.
- Чего выдумываешь?
Дима угрюмо кивнул на пронырливых смуглых брюнетов суетящихся вокруг хорошеньких продавщиц и чувств друга не пожалел. – Может, мы ей уже оба не нужны?
Было уже за полдень, солнце шло на убыль, как и там, тогда в горах. Авиатор уныло поплёлся за другом, сохраняя дистанцию…
Свою сероглазую увидел он почти сразу же.
Но разведчик дал отмашку – Умри!
Жоре пришлось втиснуться в узкий проход между прилавками. А крутой стал брюзгливо рассматривать яркую свиную продукцию из Польши.
- Пожалуйста, выбирайте! Что будете брать? – отшагнула от улыбающегося уже немолодого и полного до безобразия кавказца белокурая женщиночка в голубеньком переднике.
- Э-э… Мне только зажевать, - отважный воин, кажется, терялся в мирной обстановке.
Взбодрил его хозяин. – Ест дэшовенки водка из Беларусс. Зидэс и випьешь. Стакан и хилеб тожа дамм.
- Ты, черномордин! А ну – сдёрни! Без тебя разберёмся.
Повторять было не надо. Продавщица предостерегла.
- Не очень права качай. Свои же бока намнут. Они тут все под двойной крышей. И ментовской, и бандитской.
- Пробьемся! – хмыкнул беззаботно парень и сделал заказ. – Наливай сразу стакан. И щечек свиных с полкило. Мелочиться не будем.
- Здесь не ресторан, - отвергла заказ Лариса. – Бери бутылку и пей, сколько влезет, вон за тем пустым прилавком.
Жора отвлёкся, к продавщице, рядом с ним, торгующей сметаной и творогом подошла пожилая женщина и предложила сделку.
- Сразу четыре пакета возьму, если уступишь. 
Продавщица перегнулась к ней. – Сколько объяснять, не торговки, а продавщицы мы.
- Это базар, торговаться надо взаимовыгодно.
- Ага! Тебе уступлю, из своего кармана заплачу.
- Платите вы с навара рэкетирам.
- Путин ельцинских бандитов убрал, государственных поставил. А с этими какой навар? Братки так нас не обирали, вообще, местных не трогали. А эти инспектора… Да я и вовсе за тридцатку здесь торчу, на хозяина работаю, у тебя пенсия больше. Так что, навар у хозяина. Он даже и налоги не платит. Сдал мне товар, нет у него как бы товара.  Вишь, я с тетрадкой работаю и тоже налог не плачу, потому что нету у меня дохода.
- Ну, да, так бы ты за тридцатку и стояла…
Но продавщица отрезала. – Иди, давай! Место не загораживай.
И закричала. – Сметанка, творог свежий из Белоруссии.  Сметанка, творог…
Женщина побрела прочь, ворча. – И куда только все эти милиции, полиции и надзоры всякие смотрят? Сталина на вас надо! Сталина. И Саддама Хуссейна.
У продавщицы видно тоже накипело, она заорала вслед женщине. – Куда смотрят все эти милиции и полиции? Да в свой карман! Бабка, иль забыла, где живешь? Как пошло с вас, коммунистов, так всё и людоедничаем. Вот когда вы передохните, тогда, может, и заживём не героически, а для себя. Людьми станем…
Жоре становилось нехорошо, он попросту терялся, и в нём  конфликт зарождался…
А Дима уже выцедил из стакана водку и задумчиво зажёвывал её подкрашенной свининкой, он спросил Ларису. – Скоро вы освободитесь?
Лариса гордо стояла за прилавком с сигаретой в руке и презрительно не смотрела на него. – Я торгую сейчас не собой!
Неожиданно она вдруг закатила глаза и отложила только что прикуренную сигарету, простонала нарочито. – О! – и зашарила руками под весами. 
Решительная на вид женщина бросила на весы кусок свинины в целлофановом пакете.
- Вот! На контрольных взвесила, больше ста грамм не хватает.
- Ой! Да не может этого быть! – красивые и проворные ручки сняли из-под чаши весов кусочек магнита и стали успокаивать стрелки весов. – Да как это получилось? Наверное, я сбоку на стрелку смотрела.
Лариса быстро отсчитала сдачу – додачу и сунула в руку заворчавшей женщине.
- Смотрите вы всегда в свою сторону. Постыдились бы нищих учителей и пенсионеров обирать, - и пошла от неё с гордым обиженным видом.
Лариса крикнула. – Вот и встала бы сама торговать!
Соседка по прилавку фыркнула. – Учителка наверно. Думает, что, как Долорес Ибаррури умирает стоя. А тоже в гроб положат.
Но Лариса на нее не смотрела, косила глаз на этого…
И Дима это усёк, тут же отреагировав, он видел все её манипуляции с весами.
- Не стыдно обвешивать нищих?
- Стыдно, когда нищету видно!
У Димы вырвалось, Ларису он знал совсем другой, а теперь не узнавал, как и себя после нескольких месяцев войны. – Какая же ты стала…
Он понял, она его узнавала, и снял очки. Лариса фыркнула зло и не отвела глаз, Ириска не сладенькой теперь была.
- Птенчик жрать хочет, а я не кукушка.
- Всё ясно, офицер воюет, а его жена  балует.
Лариса выставилась перед ним. – Вот именно! Вы там с ними воюете, а мы здесь с ними – звереем!
Он растерялся, Лариса фыркнула хамовато. – Всё! Конец цитаты. Деньги есть, валим на хату. Жёны офицерские на довольствии не стоят.
И этот дурогон закривил вдруг губы, но ответить не смог. И устоять тоже. Сорвался с места и попёр, не разбирая дороги, как в атаку…
Жора догнал его уже за воротами рынка. И отказался пить только на его деньги. За войну им всё же заплатили и они решили посмотреть, за что воюют, засев до утра в ночном ресторане. Пили по-сибирски, много и молча, отгоняя пристававших к ним девочек коротким и емким ставшим международным словом…
Под утро уже Жора вдруг пропел глумливую присказку о женщинах. – Если курит, значит пьёт. А если пьёт, то без разбору всем даёт.
- Да не дошло до этого, - вымолвил Дима. – Пылит она всё.
Но Жора, кажется, входил в хмельный транс. – Эх, Димка, Димка. Эх, как бы не Димка.
- До лампочки ей теперь Димка. Ты что не понял?
Жора посмотрел на него отсутствующим взглядом. – Будто ты один Димка на этом свете.
Тот не понял и хмыкнул не ругательно. – Ну и пошёл на!
- А его не пошлёшь. Да и не знает он ещё меня, сам видел.
- А! – дошло до Димы.
Он вздохнул с облегчением и спросил. – Крестил его?
- Сказала, сама найдёт крестного папу, не такого долбанутого, как я.
Тут уж Дима и сам заторчал глухо пока Жора не встал. – Ладно, пойдём. Выгоняют.
Последние  гуляки выходили из уютного заведения. Вышли и они в душную августовскую ночь. Темь на улице была как в горах, будто и здесь соблюдали светомаскировку. Где-то вдруг истошно закричали, прогремел выстрел, второй…
Топот ног затих вдали. Тишину нарушали лишь глухо бубнившие голоса.
- И это моя страна, - будто только сейчас всё увидел Жора.
Дима подтвердил. – Да, не мочатся террористы.
- Не так Чечня, как сами друг друга по подлому уничтожаем.
- Сплошной мрак. В Чечне воевать как-то спокойнее.
Фонари всё-таки горели, но через раз или два и то в пол накала. Они остановились под одним из них. Показалось такси с зелёной звёздочкой на лобовом стекле. Дима махнул рукой, и машина остановилась.
- Может, пойдем ко мне? Успокоишься на раскладушке. Проспимся – похмелимся. А там видно будет, что делать.
- Да нет, Дима, домой пойду. Война кончилась. Что этих денег? Опять стану Ириску сосать, а она за это весь мой род паять.
- За что, Жора?
- А за что нас любить, если мы для себя не умеем жить?
Дима вдруг обнял его порывисто. – Жора! Не теряй высоты. Всё это превозмочь надо. Удержать хотя бы. Сыны подрастут. Исправят. Доделают. Или переделают.
Машина терпеливо ждала, Жора отстранил друга и направился к ней.
- Да, Дима, ты прав. Это испытание нам выпало такое. Испытание…