Сопротивление

СОПРОТИВЛЕНИЕ





Елена Гурская сидела на краю разобранной постели и раскачивалась вперед-назад, будто заводная кукла. Она  бормотала одну и ту же фразу, повторяя ее бесконечно:
-Жизнь кончена, все пропало, жизнь кончена…
Неделю назад Елену попросили на работе написать заявление об уходе – по собственному желанию. Так здесь поступали со всеми, кто оформлял  пенсию. Но Елена не была готова к подобному событию в своей жизни, она вообще не была готова осознать, что ей исполнилось пятьдесят пять лет и бегала в бухгалтерию и в пенсионный фонд, шутя, посмеиваясь над происходящим, воспринимая его лишь как возможность получить  денежную прибавку к зарплате. Но про себя все-таки очень гордилась тем, что пенсия у нее максимальная и что ей, кроме того, оформили удостоверение ветерана труда. Все это даже прибавило ей энергичности, заставило ощутить свою молодость и здоровье. Очередь из стариков и старух в коридоре пенсионного фонда не воспринимала ее как равную, а всего лишь как работницу  соцзащиты, хлопотавшую о подопечных пенсионерах…
Еще вчера сорокалетний начальник, чернявый молодой человек, всерьез  приударял за ней, а сегодня смущенно отводил глаза в сторону при встрече. Он лично распорядился уволить ее, как и ее коллег, которые  еще раньше оформили пенсию. При этом работу как таковую никто не терял, но  все, подав заявление, вышли за штат, и зарплату теперь должны были получать «на доверии», то есть, исключительно в конвертах. Елена понимала, что все это может оборваться окончательно в любой момент.
Вдруг в дверь позвонили. Она встала и поплелась открывать,   подол шелкового балахона тянулся за ней, словно  мокрый  хвост огромной крысы. В глазок Елена увидела знакомого электрика из жилконторы, который никогда ничего не чинил, а  только многословно и нудно рассуждал о поломках.
-Чего тебе?- спросила она устало, приоткрыв дверь.
-Стул дай,- по-свойски сказал он,- автоматы на щитке  барахлят, проверить надо…
Спотыкаясь на каждом шагу, Елена выволокла ему стул и встала посередине подъезда, сложив руки под грудью.
-Почему средь бела дня дома сидишь?- навязчиво приставал электрик.
-А я теперь на пенсии, хочу – и сижу,- неожиданно для себя призналась она.
Электрик покачнулся на стуле и воскликнул:
-Да ты что? Шутишь?
-Говорю тебе, на пенсии…
-Ой,- захохотал неожиданно электрик,- это ты ловко пенсионный фонд киданула, и как  тебе удалось?
-Ты   совсем рехнулся?- тряхнула головой Елена.- Что городишь-то?
-Да я что - я ничего! Не мои деньги-то, государственные…- он соскочил со стула и вытер руки. Ремонтировать , конечно, ничего и не думал.
Елена  посмотрела на его огромную шишку, проросшую из больных мозгов  на макушке, которую он постоянно прикрывал кепкой, но та все равно смешно выпирала кверху бугром у него на голове, и подумала: «Убогий дурак!» Однако, вернувшись в квартиру, почувствовала какое-то беспокойство. Подошла к зеркалу, откинула  с плеч длинные  рыжие  волнистые волосы, погладила шею, провела рукой по  подбородку, привычно сделала несколько упражнений, выдвигая  нижнюю челюсть вперед и складывая губы в жесткую куриную гузку, а затем раздвигая рот до ушей. Потом взяла ручное бабушкино зеркало в серебряной оправе и начала оглядывать себя со всех сторон. Сзади все было отлично – талия по-прежнему разрезала  ее ладную фигуру пополам, но сбоку вид уже несколько лет становился все хуже и хуже. Откуда-то, несмотря на довольно строгую диету, в животе набрался жир и уже висел складкой над лобком. Лобок теперь доставлял ей много хлопот, с тех пор, когда она заметила, что волосы на нем начали седеть! Поначалу Елена принялась  их красить хной, но  вид получился просто ужасный – весь пах после такой покраски пылал рыжим огнем, готовым отпугнуть самого непритязательного любовника. Тогда  просто стала  брить его, но об этом надо было помнить постоянно, а  она частенько забывала. Впрочем, некоторое время назад заметила, что лобок начал сам по себе лысеть и уже не требовал частого бритья. Однажды она едва не растерялась, когда последний ее любовник,  простой мужик, лет на пятнадцать моложе,  спросил простодушно и с нескрываемым интересом:
-И почему это вы, женщины,  так лобок любите брить?
-Для дезинфекции,- едва  сдерживая  смех,  быстро нашлась она.
«Так что там сказал сейчас ей этот дурак с шишкой?» Елена  у зеркала  на несколько минут отвлеклась от своих печальных мыслей, но теперь спохватилась – отчего-то слова электрика ей были неприятны, они настораживали, даже … пугали. И вдруг поняла: да он же решил, что она  приписала себе годы, изменила дату рождения в паспорте, чтобы  раньше времени уйти на пенсию! Вспомнив исключительно склочный характер электрика и его  злопамятство в отношении  постоянно достающих его жильцов, Елена с ужасом подумала, что тот, чего доброго, возьмется стучать на нее в пенсионный фонд, а там затеют проверку… Но тут же спохватилась : «Да что это я, совсем с ума схожу, ведь подлинные же у меня документы и свидетельство о рождении сохранилось. А все-таки, какой вышел казус!»
Но теперь настроение у нее изменилось. От беспросветной печали Елена перешла к раздумьям. Странные ощущения  наполняли сейчас ее душу. Прежде всего, ей захотелось смачно плюнуть в морду чернявому начальнику, с которым она так и не захотела переспать. Теперь ее это радовало безмерно. «Хрен тебе на весь твой носатый рыльник»,- со злорадством думала она. Но потом  ее начала угнетать  непередаваемая грусть – жизнь-то, оказывается, кончена! А почему? Казалось, все только-только начинается. Дочь  вырастила и пристроила, квартирой и вещами  обзавелась,  на службе стала отличным специалистом. Ее просто раздирало желание работать. Теперь, когда Елена узнала все тайны своей профессии, дело ей давалось легко и доставляло только радость. Она не могла поверить, что именно сейчас от нее избавились, как от какого-нибудь недоученного недоумка.
И вот еще вопрос : имеет ли она теперь моральное право завлекать  любовников? Одно дело – спать с женщиной бальзаковского возраста, другое – с пенсионеркой. Для  мужиков это неприемлемо и оскорбительно. Так что  для нее действительно все кончено! Или – нет? Как это понять?
Елена почувствовала : ей нечем  дома дышать и решила  прогуляться по городским улицам. Натянула джинсы с рваной коленкой, ловко  прикрыла  выпирающий живот специально подобранным батничком, сунула ноги в легкие туфельки, расшитые цветными стеклышками, и вышла из квартиры, перекинув через плечо большую, вышитую толстыми цветными нитками и камешками сумку.
Она шла по улице и внимательно приглядывалась к прохожим. Раньше этого не делала, но теперь с интересом принялась наблюдать -  кого  тут больше , молодых или таких, как она? Улица ее впервые удивила, может, потому, что впервые  она внимательно ее рассматривала, а раньше просто пробегала по ней по своим делам, постоянно боясь куда-нибудь опоздать. Нынче опаздывать было некуда, и Елена , не спеша,  брела по тротуару, вглядываясь в лица и спины прохожих. И поражалась тому, как мало в городе людей. Куда подевались старики и старушки, которые по утрам обычно шныряли по улицам, толпились на остановках и  в транспорте, расталкивая всех костлявыми локтями? Почему не видно  мам с детскими колясками и  беременных женщин? Где отрешенные парочки, сцепившиеся между собой кончиками запотевших пальцев?
Народу  на улицах почти не было. Редко  процокивала мимо на  десятисантиметровых каблуках - верных орудиях убийства – отлично одетая девица с проникновенно выкрашенными волосами – в ярко-рыжий или воронено-черный цвет. Редкие прохожие не пропускали ее из виду, исподтишка оглядывали. Или быстрой, но не твердой походкой  семенил какой-нибудь  молодой человек, сосредоточенно роясь в заднем кармане обтягивающих джинсов и ничего не слыша вокруг, поскольку уши у него, как правило, были заткнуты наушниками от плеера или мобильника. Точно с такими же наушниками попались ей еще несколько молодых людей. Все они шагали по улице и разговаривали, казалось, сами с собой. На самом деле, беседовали по сотовому телефону.
Народу не было! Вокруг сновали лишь одни автомобили иностранных марок.
«Где я?- убито подумала Елена.- В какой стране, в каком времени? Где все?»
И вдруг поняла – это она сама – не та страна и не то время, где  для нее невозможно встретиться с приятелями, которые практически все умерли, посидеть с ними  в баре, который давно закрылся и на его месте стоит голубой биотуалет, сходить в кинотеатр, в котором торговый центр и ночной клуб…
«Это старость, или – событие?- подумала Елена.- Это мой город или мистификация? А на улицах люди или…призраки, инопланетяне?»
Она вернулась домой с тяжелым сердцем, разделась и включила телевизор, который всегда смотрела без звука. На этот раз  не выключила звук. Один из президентов, тот, что повыше ростом и с лысиной, рассказывал о повышении пенсий четыре раза в текущем году. Потом сразу же выступил второй, тот, что пониже и помоложе, и подтвердил слова первого. Елена не могла понять, какой из них главный президент – она никогда не читала газет и не слушала телевизор. И оттого, что она не могла понять этого, в ней возникло чувство какого-то необъяснимого протеста, даже злобы. Елена взяла трубку  телефона и набрала номер дочери, с которой не разговаривала уже полгода – не потому, что они были в ссоре, а просто потому, что им было нечего обсуждать.
-Сколько тебе лет?- спросила она дочь, когда та подняла трубку.
-Сорок,- ответила та растерянно.
-Совсем девочка… У тебя еще есть месячные?
-Да… но то и дело сбиваются. Это климакс, наверное?
Елена не ответила, а продолжала:
-Знаешь,  меня моя мать называла девчонкой пять лет назад,  когда мне исполнилось пятьдесят, а во время ее похорон у меня были  месячные и я не смогла пойти в церковь на отпевание, это же не положено, ты понимаешь… Грязные женщины в храм заходить не должны. Ну а теперь мне можно это делать каждый месяц, потому что тогда у меня были месячные в последний раз…
-Чем ты занимаешься на своей пенсии?
-Хочу написать мемуары, улыбнулась Елена,- под названием «Лиловые паруса».
-Почему – лиловые? Ведь были уже красные. То есть, алые паруса для Ассоли у Грина.
-Ты еще не поняла? Алых парусов не должно быть в жизни женщины, и не должно было появиться такое произведение на свет. Потому что красный цвет – это цвет месячных, это символ ограниченности возраста и любви, это очень жестоко!
Дочь растерянно молчала в трубку. Потом  Елена услышала, что она плачет.
-Не надо,- сказала Елена,- пусть тебя порадует то, что в своих мемуарах я опишу все приметы альфонсизма, и  женщины будут знать, как с ним бороться. Это будет настоящий трактат сопротивления альфонсам. Потом прочитаешь его своему Алику, он ведь еще  трется в твоей квартире?
-Он говорит уже, что это его квартира,- тихо сказала, всхлипывая дочь.
-Не бойся, все будет хорошо,- уверенно произнесла Елена.
-А я и не этого боюсь…
-Так чего же?
-Климакса-а-а!
-И этого не бойся. Я дам тебе книжку одной польской писательницы. В ней об этом все подробно описано, и даже  есть советы, как  осуществить  половой акт, если у тебя калоприемник.
-Прочитала я эту твою книжку, когда мне было еще пятнадцать лет.
-Да что ты?
-Ага…
-Скажи мне,- переключилась на другую тему Елена,- почему в городе нет людей?
-Да умерли все, ты что, газет не читаешь?
-Никогда не читала. И телевизор не слушаю. А на работе у нас все живы. Кроме троих. Они с двенадцатого этажа прыгнули после того, как их  заставили написать заявление об увольнении по выходе на пенсию.
-И тебя заставили?
-Конечно. Теперь я надомница. Недоумок.  Немощная олигофренка. Инвалид десятой группы…
-Тихо, тихо, успокойся,- прошептала дочь.- Сейчас со всеми так поступают. У тебя пенсия какая?
-Хорошая, да еще президенты обещали повысить. Врут, наверное…
-Какие президенты?
-Какие – наши, конечно.
-Но у нас один президент!
-Что ты говоришь? А мне показалось, их два. Да они почти одинаковые.
-Пожалуйста, не говори так больше никому, а то тебя отправят в психушку, а квартиру заберут жулики.
-Как это? У нас нет больше свободы слова? Я ведь помню, что-то такое у нас было…
-Есть, есть свобода слова, но это лишь хороший прикорм для бандитов и жуликов. Психушки переполнены особо разговорчивыми.
-Так вот где все!
-Ну не только. В основном, на кладбище. Большинство обманутых просто убивают и сбрасывают в овраги.
-Папа не дожил, а ведь он был спец гонять бандитов по  белорусским лесам!
-Папа был военный и он знал, как сопротивляться, да и то не выдержал, умер от разрыва сердца, когда увидел, что происходит вокруг. А ты всегда была под его защитой и ничего не понимала. Хоть теперь-то оглянись кругом.
-Да, да, как все это печально, что никого из знакомых не осталось, поговорить не с кем.
-Это и к лучшему, никому верить нельзя. Один раз рот разинешь и останешься без имущества.
-Злодеи! Ты тоже береги себя. Позванивай,- сказала она на прощанье дочери и положила трубку.
Елена ходила по квартире в задумчивости, подол шелкового балахона волочился за ней, словно мокрый крысиный хвост. Она подошла к письменному столу , выдвинула верхний ящик, сунула  в него руку и пошарила в глубине. Вытащила старый шерстяной носок, заглянула внутрь и зацепила пальцем , потянула тяжелый предмет. Это был  пистолет мужа, из которого он ее когда-то давно, еще в молодости, научил стрелять. В носке  что-то оставалось. Елена вытряхнула все содержимое на стол. Это была горсть патронов и глушитель. Она села на стул с резной спинкой и стала  разглядывать оружие. Потом накрыла все шелковым платком и пошла спать.
Наутро в офисе Елене сказали, что зарплаты больше не будет, потому что и на их фирму наступил глобальный кризис. Она вернулась домой и внимательно осмотрела продуктовые запасы, которых практически не было. По телевизору рассказывали о самой крупной краже денег из какого-то банка. Это привлекло ее внимание, теперь она следила за новостями об охоте за похитителем и очень волновалась, что его все-таки поймают. Она словно перевоплотилась в этого  вора и вместе с ним выбирала места лежек, пока  милиция рыскала в поисках украденных мешков с деньгами. Когда его все-таки поймали и деньги выкопали в лесу, Елена тягостно вздохнула, глядя на молодого налетчика: «Народный герой, что ж ты так неловко-то…»
Ей самой очень захотелось ограбить банк.
Наутро Елена ждала пенсию, которая в этом месяце прибавилась сразу на шестьсот рублей, как и обещали президенты, но пенсию не принесли. Всем соседям-пенсионерам принесли, а ей нет. Она кинулась вслед за юрким молодым человеком, который разносил деньги и начала кричать, чтобы он отдал ей ее пенсию. Тот невозмутимо сказал:
-Вас не было дома.
-Неправда,- закричала Елена,- я была, была, вот же я!
Он  засмеялся и  стал показывать похабными жестами себе на член, приговаривая:
-Ну что, подрочили тебя, сука?
-Отдай деньги!- заорала Елена.
-Я тебе сейчас горло перегрызу!- пригрозил молодой человек, припер ее в подъезде дверью и убежал.
Понурив голову, она возвращалась к себе в квартиру и вдруг поняла – не запомнила его лицо! Это ее огорчило больше даже, чем кража пенсии. Дома она набрала номер телефона дочери и рассказала о случившемся. Та заплакала и сказала:
-Я тебе говорила, кругом бандиты. Нигде, нигде нет больше нормальных людей, ни в одном учреждении, везде сидят только бандиты и грабят, грабят. Знаешь, почему именно у тебя украли пенсию? Потому что она большая. Теперь он заплатит ею свой кредит за этот месяц, а пенсию ты получишь  на почте в другой день. Если он, конечно, сам за тебя не расписался в квитанции.
- А что тогда?
- Тогда – все.  Недавно в газете написали, что почтальонша,
носившая пенсии в психушку, присвоила себе полмиллиона денег больных. Но эти деньги пенсионный фонд вернул, потому что они врачу понадобились. А больные так бы и не спохватились…
-Да ты что плачешь-то? У меня еще деньги остались, не переживай!
-Я не об этом, меня Алик из квартиры прогоняет.
-Но это квартира моей матери, ты что, ее ему подарила?
-Пока нет…
-Как это – пока?
-Он требует, чтобы переписала, а то, говорит, убьет.
Елена помолчала, потом спросила:
-Ты сильно внешность-то потеряла? Ведь  выглядела на восемнадцать лет, а сейчас как?
-Стараюсь сопротивляться, не сдаюсь, но он меня совершенно истрепал. Еще и вправду убьет.
-Но документы на квартиру у меня. Пусть со  мной встречается. Так и скажи.
-Ладно.
Елена положила трубку и задумалась. Она снова ходила по комнате в своем шелковом балахоне, и подол тянулся за ней, словно мокрый крысиный хвост.
Утром она встала  рано. Еще только светало. Начала одеваться. Натянула  какую-то старую юбку, разыскала  вязаную кофту матери и надела ее. Достала из шкафа  капроновый платок, который в детстве ей подарила бабушка на день рождения. Она хранила его как реликвию. Повязала голову косынкой, как это делали старухи, спустила ее совсем низко на лоб,  надела на нос  мамины старые круглые очки. Взглянула на себя в зеркало в прихожей и прошептала, усмехнувшись : «Не родись красивой…»  Ноги всунула в тапочки. Взяла со стола пистолет  с привинченным глушителем, положила его в кошелку и, опираясь на бабкину костылку, вышла из квартиры.
Поплелась по улице, на которой не было ни души. Шла она в сторону почты. Елена знала, что почтальоны приходят туда очень рано, однажды услышала об этом от соседки, которая когда-то разносила письма. Теперь писем никто никому не писал, и соседки  давно не было видно.
Тот мальчишка, который обещал перегрызть ей горло, вышел из отделения первым и медленно пошел по улице к тому углу, за которым стояла Елена, опираясь на костылку. Он должен был зайти за угол, обязательно,  потому что другой дороги у него не было. И он зашел. Елена  вытащила пистолет, и парень смаху уперся в глушитель грудью. Он поднял голову от купюр, которые пересчитывал, слюнявя  заскорузлый палец, и недоуменно взглянул на старуху, даже не поняв, что происходит.
-Тебе чего, бабка?- спросил он недовольно.
-Отсчитай шесть тысяч, недоумок,- прошипела Елена,- и положи мне в кошелку.
-А ху… не хо…- попытался почтальон  продолжить беседу в своем духе, но не успел.  Пуля бесшумно и аккуратно вошла ему в горло. Он упал. Деньги рассыпались из его немытых рук. Елена собрала с земли свои шесть тысяч и  пошла от угла в другую сторону.
Через несколько минут она была у себя дома. Сбросила старую одежду, залезла в ванну с горячей водой и возбужденно смотрела на  веселое гипсовое лицо клоуна, которого тридцать лет назад купила на счастье в Крыму, у подножия горы Ай-Петри.
Вечером ей позвонил Алик, и она пригласила его пообедать с ней в дорогом кафе неподалеку от парка. Одевалась на встречу тщательно. Натянула очень короткую черную юбку, сверху надела топик, на него  черную майку и прикрыла это яркой шелковой накидкой с прорезью , украшенной стразами. Унизала  тонкие пальцы  крупными  перстнями, копиями украшений египетских фараонов, распустила свою огромную рыжую гриву, скрыв  подернутые тонкими морщинами мочки ушей дорогими серебряными клипсами из той же коллекции, что и кольца. Ее красивые, загоревшие под домашней кварцевой лампой ноги  в туфлях на высоких каблуках казались еще длиннее и тоньше.
Алик растерялся, увидев мать любовницы в облике  двадцатилетней красавицы. Он пытался рассмотреть ее лицо, но его закрывали большие черные дорогие очки. Елена приподняла их и усмехнулась:
-Не веришь, что пришла я?
-Ах,- выдохнул Алик.- Елена, вы так прекрасны! Почему  так долго от меня скрывались? Ведь мы не виделись целый год! За это время вы так похорошели…
-Дела, мой дорогой,  дела, дела…- Елена неопределенно махнула узкой ладонью, сверкнув  копиями  украшений египетских фараонов.- Давайте лучше выпьем чего-нибудь!
-Да, да,- согласился  Алик и озабоченно полез в  карман летней голубой рубашки.
-Не надо,- отмахнулась Елена.- Мужчинам  нынче платить не модно, я знаю. Обойдемся моими, правда?
Алик пожал плечами, нисколько, однако, не смутившись.
Когда принесли дорогое вино, Елена, улыбаясь  красивыми, ярко накрашенными губами, прошептала:
-Только, Алик, если вы сдуру подсыплете мне в стакан чего не надо раньше времени,  документов на квартиру вам не видать, как своих ушей, вы же  это понимаете?
-Ага,- кивнул беззастенчиво он и спрятал руку обратно в карман узких брюк.
Выпили бутылку, потом вторую. Елена вела себя уверенно, не смущаясь присутствием в дорогом кафе исключительно молодых людей. Вдруг сказала:
-А знаете, Алик,- я вот подумала,  у скольких же людей надо было отобрать все деньги, чтобы отдать их на жизнь вот этим куклам, от которых нельзя оторвать глаз? Ведь на их здоровье, прикид нужны огромные средства. Вы решили присоединиться к этим счастливчикам, отобрав квартиру у моей дочери? У вас нет другого выхода?
-Увы,- прекрасная Елена, нет,- ничуть не смущаясь, ответил Алик, наливая себе  вина в бокал, и предложил,- а пойдемте потанцуем? На прощанье…
-Ах Алик,- засмеялась Елена,- как вы правы. На прощанье надо нам было бы еще и потанцевать. Но у меня  шатается каблук, боюсь не удержаться на ногах. Так что пригласите еще кого-нибудь.
-Ни за что!- Алик пьяно мотнул головой.- Рядом с такой красивой дамой я не могу вести себя неприлично.
-Вы воспитанный молодой человек, Алик,- улыбнулась Елена. – Вас есть за что любить. А посмотрите-ка, в телевизоре опять наши президенты что-то нам обещают. О, нет-нет, их уже трое. Но почему один – черный? Мы что, негров теперь себе в президенты выбираем?
Алик засмеялся, захохотали и за соседними столиками, услышав слова опьяневшей женщины. К Елене подошел официант и сказал, наклонившись к ее уху с дорогой клипсой, которую, по всему чувствовалось, ему очень хотелось  слизнуть к себе в рот:
-Вам пора освежиться, мадам.
Алик тут же подхватил спутницу за талию и повел ее в туалет. Там он начал  ловко стягивать с нее короткую  юбку, но Елена остановила его, предложив:
-Да зачем здесь-то? Есть места и получше, пойдем?
Вспотевший, с блестящими от  светлого грима щеками, Алик с готовностью закивал.
Они вышли на улицу. Вечер душил их зноем.
-Так можно и задохнуться,- пожаловалась Елена,- какая аномалия, дождя нет и нет, хотя уже скоро осень.
-Дождей нет уже три года, разве вы не привыкли к этому?- спросил удивленно Алик.- В городе каждый день встречают зарубежных гостей и разгоняют для них облака серебром. Им дожди не нужны, они привыкли в своих странах к жаре и сухости.
-Значит, теперь и нам привыкать к жаре и сухости?- вздохнула Елена.
-А как же, за это удобство они хорошо платят.
-Да зачем же им такие  удобства?
-Чтобы комфортнее было жить и работать. Люди важные,  воротилы мирового бизнеса…
-И этот, черный, тот, что в телевизоре, он действительно ведь наш президент?
-Да черт его знает, если честно сказать!- воскликнул Алик.- Теперь никто ничего не знает, да и знать никому ничего неохота. Главное – деньги. Есть деньги – ты живешь. Нет денег- ступай себе подальше…
-Куда? На кладбище?- поинтересовалась Елена.
-Ну почему… есть же дома там всякие…
-В каком же доме ты приготовил мне место, Алик?
-В нормальном доме, но давайте об этом после, ведь у нас есть еще приятные дела, прекрасная Елена?
-В самом деле,- согласилась она,- зачем откладывать? Пойдем вон туда,- Елена  показала рукой в сторону  стройки.
Алик  покорно пошел за ней, придерживая ее под локоток. Когда они, наконец, подошли к  забору и Алик обхватил ее за талию, потянув  юбку вниз, как в туалете в кафе, Елена, легко вздохнув, приставила  глушитель пистолета к его горлу и нажала курок. Посмотрела, как Алик сидит, прижавшись к забору спиной в легкой голубой рубашке, покачала головой, сунула пистолет в сумочку и пошла прочь.
Дома она снова ходила по квартире в шелковом балахоне  после того, как приняла горячую ванну и поулыбалась в ответ веселому гипсовому клоуну. Тяжелый подол тянулся за ней, словно хвост  промокшей в канализационном люке крысы. Наконец, устав, села в кресло и задумчиво стала перебирать рабочие бумаги, которые теперь ей были не нужны. Вспомнила  потное лицо своего чернявого начальника. «Сексуальный хлопотун»,- прошептала Елена тихо, но с каким-то ведомым только ей значением.
Через два дня по телевизору она смотрела репортаж об ограблении  ее бывшей работы и убийстве хозяина фирмы. Репортеры, со слов следователей,  передавали, что  убитого, скорее всего, заказали конкуренты, которые давно выживали его с насиженного места. Когда  тело  увозили на «скорой», Елена заметила небольшое красное пятно, расплывшееся на простыне, прикрывающей труп. Пятно алело под подбородком. «Уносится душа на алых парусах»,- подумала она и переключила канал.
Через несколько дней ей позвонила дочь и сказала, что Алик пропал после того, как побывал на какой-то деловой встрече в кафе у парка. Она ходила в это кафе, там официант ей сказал : Алик был с какой-то рыжей девицей, которая   во всеуслышанье говорила, что  у нас три  президента и один из них – черный.
-Да ты что?- усмехнулась Елена.- А разве это не так?
Дочь молчала.
Елена тоже помолчала, а потом спросила:
-Пойдешь ко мне в компаньонки? Я открываю свое дело…
-Какое?- удивилась дочь.
-Покупаю то самое кафе, куда ходил твой Алик на деловую встречу. Я назову его «Лиловые паруса». Мы заработаем много-много денег и поедем к морю. Помнишь, куда мы тебя с папой возили и где я купила смешного гипсового клоуна на счастье, который висит у меня в ванной?
-Помню…
-Так ты согласна?
-Но если только ты  не будешь больше говорить, что у нас три президента и один из них – негр.
-Да мне теперь абсолютно все равно.
-Я понимаю… Гореть нам в аду, мама.
-Еще в одном? Это было бы слишком.