Жавронки и подснежники. Цикл Детство

   Когда ребенку исполняется семь или восемь лет, то родители предоставляют ему относительную свободу передвижения около родительского крова. Но не далее двух улиц. А мы не были бы пацанами, если не нарушали бы  это табу. Хотя знали, что если мать не докричится в течение часа, то порка ремнем обеспечена почти наверняка. Городок, где я родился и вырос, был небольшим, уютным и теплым. В шестидесятые годы Фергана, несмотря на статус областного центра, вела очень размеренную и тихую жизнь. Веером разбегавшиеся от бывшей старой крепости улицы, утопали в тени многолетних могучих чинар. Лето в Ферганской долине знойное, свыше сорока градусов жары. А вековые гиганты дарили ферганцам спасение от палящих лучей солнца под своими кронами. Но я больше любил весну. Конец марта и апрель. После мокрой слякотной и малоснежной зимы ребятню тянуло на улицы. В это время трава буйно прорастала вдоль глинистых уличных арыков. Расцветали одуванчики и какие-то синие мелкие цветки, названия которых мы не знали. Липкий цветочный запах привлекал пчел, и они кружились над яркими пятнышками. Весеннее, безоблачное небо манило нас и звало на поиски приключений. Мальчишки и девчонки наших дворов всегда мечтали взлететь в эту синюю высь. Мы с завистью наблюдали, как барражирует над городом кукурузник. Карабкались на крыши домов, чтобы увидеть, как из чрева самолета выпадали черные точки и превращались в белые купола парашютов. Недалеко от города, сразу за аэропортом, находился военный полигон, над которым совершали свои учебные прыжки десантники и спортсмены-парашютисты. Полигон находился в десяти километрах от нашей улицы. Каждую весну мы туда бегали. У нас была важная цель - это подснежники. Накануне мы устраивали заговор. Собирались во дворе и шептались, договариваясь о времени сбора. Дворы у нас назывались жактовскими, так как все жили в жактовских глинобитных домах. Участки огорожены глиняными дувалами. На лириков в свои восемь лет мы мало похожи. Пацанам не нужны  душистые цветки подснежников. Мы охотились за их корнями. Если бы вы только знали, какие у подснежников сочные и сладкие луковицы. Наверное, они казались такими вкусными оттого, что множество препятствий стояло перед нами, прежде чем луковица окажется в теплой детской ладошке. Первое препятствие - это родительское наказание. Второе - полигон был запретной зоной для посторонних, и мы вполне могли угодить в руки военного патруля, но самое сложное - это извлечение корня из-под земли. Порой приходилось рыть сухую каменистую почву на глубину до полуметра, чтобы добраться до заветной луковицы. В ход шли кухонные ножи, заточенные куски арматуры. Мы завидовали Сережке, который раздобыл себе настоящую саперную лопатку и выкапывал корней в два раза больше.
Веселой стайкой вприпрыжку бежали мы по утренним просыпающимся городским улицам. Яркое солнце постепенно растворяло тени. Навстречу ехали поливальные машины. Время для купания было еще прохладное, но мы хулиганили, толкая друг друга под холодные струи. Любовались цветной радугой, прилипшей к водяным брызгам.
   Полигон был обнесен забором из колючей проволоки, но щуплые детские тела проворной ящерицей просачивались в запретную зону. Главное, подальше уйти от забора в чистое поле. Там патрули не передвигались. Полигон простирался на десятки километров в сторону гор, едва виднеющихся в плотной атмосферной дымке. Иногда нам везло, и мы находили нужные вещи. Обрезанную стропу от парашюта с резинками в форме лапши. Это незаменимый и ценный материал для рогаток. По сравнению с этой лапшой резинки от трусов были ничто. Однажды нашли настоящий стропорез. Наверное, солдат обронил при посадке на землю. Это такой полуавтоматический, добротный нож для обрезки строп. Мы потом очень долго носили его по очереди, пока не потеряли.
На открытом поле мальчишки разбегались в разные стороны и искали подснежники. А землю копали мы с величайшим усердием, не замечая усталости. Вот и первая луковица. Она, конечно, съедалась сразу. Следующие корешки складывались в карман. Но мне больше всего в этих самовольных походах запомнились неприметные маленькие птички. Я до сих пор могу очень ясно вообразить их переливчатую приглушенную трель. Мое детство астрально связано с пением жаворонков. И где бы я ни был, едва услышу голос этой пичуги, словно вновь погружаюсь в далекое безвозвратное детство.
   Ох уж эта хитрая птичка. Как она нас, наивных пацанов, дурачила. Когда я стал постарше, то на уроке зоологии узнал, что это инстинкт выживания. А происходило следующее. Кто нибудь из нас замечал сидящего на земле жаворонка. Одно крыло у него бессильно свисало. Ранена птица - думали мы. Из благих побуждений бросались ловить несчастную только с одной целью - вылечить больное крылышко и, конечно же, отпустить на волю. Но жаворонок проворно отбегал от нас все дальше и дальше. Как мы ни старались, он был неуловим. Потом вдруг птица внезапно стремительно взвивалась вверх. До нас только доносилось ее завораживающее задорное « чиу-и-чиу-и». Мы наивно думали, что жаворонок играет с нами. На самом деле, отводил он нас от гнезда своего, которое было спрятано в проросшей травке, и к которому мы, сами того не ведая, подходили на опасно-близкое расстояние.
   Вволю покопавшись в земле и набив полные карманы луковицами подснежников, валились на прогревшуюся к полудню сухую пыльную землю. Лежа на спине сквозь прищуренные от яркого солнца веки, любовались синим небом и слушали песни жаворонков, которые кружились над нами. В их голосах мы слышали вопрос "Чьи вы, чьи вы?". Теплый весенний ветерок пробегал по лицу, щекотал редкий пушок на ногах. Матушка земля забирала усталость из наших тел. Пора домой, на свою улицу. Надо еще угостить луковицами девчонок. От родителей все равно попадет. Не пройдет безнаказанным наше отсутствие больше четырех часов. Но в детской душе все равно радостно от весны, от предвкушения жаркого лета и каникул, и, конечно же, от песен ЖАВОРОНКОВ.